– Спасибо, нет, – сказал он. – Мэм, всего два часа назад я был в Камелоте. Сейчас в это верится с трудом.
– Но вы здесь. Мы давненько не виделись.
– Да, – подтвердил Лок и спокойно посмотрел ей в глаза. – Но надеюсь, еще не слишком поздно извиниться за мое недостойное поведение во время нашей последней встречи.
– Вы все еще работаете на орбитальной свалке?
– Надеюсь вскоре ее покинуть.
– Вы ожидаете нового назначения после того, как Эуклидес Пейшоту заменит генерала? – осведомилась Шри Хон-Оуэн. – Или собираетесь на Землю вместе с генералом?
– Надеюсь, я продолжу работать в качестве советника сил альянса.
– Но прямо сейчас вы работаете на Арвама.
Накануне своего отбытия из системы Сатурна генерал Пейшоту попросил меня вернуть сына под вашу опеку. Для меня большая честь принять на себя такую ответственность. Надеюсь, я исполнил поручение наилучшим образом.
– А как насчет полковника Маларте? – спросила профессор-доктор.
– Я не работаю на него.
– Но чтобы попасть сюда, вам было нужно получить его разрешение. А он не раздает их налево и направо. Арвам больше не имеет власти над полковником, взятка Маларте вам не по карману, так что, полагаю, он поручил вам донести о происходящем здесь в порядке обмена любезностями, – заключила Хон-Оуэн.
Лок даже не вздрогнул. Его мысли были быстры, ясны и проворны, как рыбки в залитом солнцем ручье. Он сразу понял, что лучшая политика – говорить правду.
– Мэм, вы все понимаете лучше меня. Скажем так, полковник Маларте проявил собственнический интерес к вашей работе. Законно это или нет – судить не мне. Но могу заверить: он не может приказывать мне.
– Мистер Ифрахим, в кои-то веки я с удовольствием окажу вам любезность. Я покажу вам то, что мы обнаружили здесь, – и вы можете рассказать об этом полковнику. Тогда, возможно, он поймет, что здесь нет ничего, способного принести ему выгоду, и отстанет от нас.
– Мэм, это будет непросто. По моему опыту общения с полковником, его познания в биологии ограничиваются хождениями в детский зоопарк с козочками.
– Тогда я постараюсь объяснить как можно проще, – пообещала Хон-Оуэн. – И если вы вдруг задумали небольшую интригу, намереваясь унизить полковника в отместку за давление на вас, учите: у меня большой опыт работы с его администрацией.
– Было бы крайне опасно интриговать против такого офицера, как полковник Маларте. Во-первых, это измена. Во-вторых, у него очень хорошие связи. Любой замышляющий ему вред должен хранить свои планы в глубокой тайне даже от потенциальных союзников.
– Разумеется. Я рада тому, что мы наконец поняли друг друга, – заключила Хон-Оуэн.
– Да, мэм, наконец-то мы хотим одного и того же.
Шри повела Лока по тропе между палатками к мосту над озером.
– Генерал не был особенно добр ко мне, – заметила профессор. – Я не могу простить ему, что он использовал Берри, взял в заложники для давления на меня. Конечно, Арвам дал ему хорошее жилище и даже кое-какое образование, но и забил ему голову варварскими и отталкивающими представлениями о чести, мужестве и войне. Будто бы в худших проявлениях мужской натуры есть хоть что-то хорошее. Генерал несколько раз предлагал отправить Берри в армию, когда позволит возраст. Арвам говорил, что моему сыну служба пойдет на пользу. К счастью, генерал уже ничего не может решать в судьбе Берри.
– Но ведь он вернул вам сына.
– Лишь ради того, чтобы позлить Эуклидеса Пейшоту. Но что касается моей работы, генерал всегда был толерантным и понимающим. И за это я благодарна. Как думаете, что случится с генералом после возвращения на Землю?
– Мэм, не могу знать.
– Насколько я понимаю, Арман Набуко ищет подходящего козла отпущения, чтобы обвинить в проигрыше Тихой войны.
– Мэм, а разве мы ее проиграли? Что-то я не слыхал об этом, – сказал Лок.
Ему пришлось идти за профессором по узкому мосту, держась обеими руками за перила. В ничтожной гравитации один раз оступишься – и улетишь прочь, а потом шлепнешься в озеро.
– Мистер Ифрахим, вижу, чувство юмора не оставило вас.
– Да, мэм. Оно не погибло на войне.
– Любопытно, переживет ли оно Эуклидеса Пейшоту? – подумала вслух профессор-доктор.
– Мэм, я уверен, что он вряд ли обратит на меня внимание. А вот на вас уж точно да.
– A-а, с ним не будет проблем, – отмахнулась Шри. – Я нужна ему. Я нужна им всем.
Они нырнули в узкий вход, пошли вниз по наклонному коридору, покрытому изоляцией из монтажной пены. По мере спуска делалось холоднее. Наконец коридор вывел к галерее с длинным, хорошо изолированным окном. Его тройные алмазные панели озарял красный свет. Перед окном стояло несколько камер, датчиков и сканеров.
– Вот что сделала тут Авернус, – сказала профессор.
За окном виднелся огромный сферический зал, вырезанный во льду, освещенный одной лампой в фокусе купола. Лампа походила на каплю сияющей крови. Стены изгибались к полу, смятому в гладкие складки. Гребень каждой складки усеивали темные закрученные кляксы, завитушки, тесные рощицы полурасплавленных свечей, фаланги острых клыков, груды колючей проволоки и сахарной ваты, лужайки хрупких волосков, скопления тонких, как бумага, плавников, вырывающихся изо льда. Все – жирно-черное в красном свете. Светлее только рощица свеч у окна. Похоже, она умирала, рассыпалась изнутри, комковатые верхушки обламывались и падали в бледный пепел.
– Вакуумные организмы, – выговорил Лок. – Целый сад вакуумных организмов.
Он ожидал чего-то по-настоящему экзотического: ферму сверхчеловеческих детей-клонов, кусок волшебной страны с диковинными растениями и животными, город разумных крыс или енотов. Но эта поросль немногим отличалась от вакуумных организмов, выращиваемых на открытой поверхности вокруг любого города и поселения на лунах Сатурна.
– Они лишь выглядят как вакуумные организмы, – сообщила Хон-Оуэн. – Но они совершенно иные, не связанные наномашины, но структуры, сотканные из удивительных псевдобелковых полимеров. Я называю их полихины. Если уподобить коммерческие вакуумные организмы синтетическим аналогам эукариотов, то есть, мистер Ифрахим, обычных бактерий, то перед нами – аналоги предков прокариотов.
– Вы хотите прочитать мне лекцию, – заметил Лок. – Было бы легче, если бы вы сразу перешли к делу и сказали мне, почему эти штуки ничего не стоят. Они уж точно выглядят ничего не стоящими.
Шри Хон-Оуэн проигнорировала колкость и рассказала о том, что в зале – метаново-водородная атмосфера при минус двадцати по Цельсию, то есть намного теплее температуры на Мимасе. А полихины не обладают псевдоклеточной структурой, они не производятся последовательным исполнением серии закодированных команд. Они – сети самокатализирующихся метаболических циклов, созданных взаимодействием между специфическими структурами в полимерах.
– Вроде ковров или наших комбинезонов под скафандр?
– Блестяще, мистер Ифрахим! Но, хотя квазиживые материалы ремонтируют себя и даже растут, когда их кормишь правильным субстратом, в них закодирован лишь один набор команд и одна морфология. Полихины намного переменчивее. Они – небинарные логические машины, использующие разновидность фотосинтеза для того, чтобы превращать вещества в сложные полимеры. Полихины могут воспроизводиться и даже обмениваться информацией, хотя и в сугубо аналоговом виде. Они обладают ограниченным рядом компонент, подчиняющихся ограниченному набору самоорганизующихся кодов, способных генерировать новые коды и, следовательно, новые свойства и даже формы. Когда я пойму, как эти коды действуют во всех возможных случаях, смогу оперировать полихинами, заставить их производить нужное.
– То есть делать полезные штуки?
– Мистер Ифрахим, перед вами не фабрика – но загадка. Научная проблема. В отличие от живых клеток и вакуумных организмов, у полихинов нет внутренних структур, однозначно задающих их форму и свойства. Мы привыкли считать информацию записанной словами, бинарным кодом, лежащим в основе всей цифровой техники, четырехбуквенной азбукой ДНК.
Шри Хон-Оуэн вяло махнула рукой в сторону окна.
– Там находится мир, где информация и форма неразрывно связаны. Там – набор аналоговых компьютеров, решающих единственную задачу: как выживать и расти. Авернус задала условия и оставила сад, я сыграю в ее игру и покажу, что я могу лучше. Я задам им правильную информацию для роста и заставлю производить заданное. Я вам сейчас покажу как.
Геномаг подошла к наблюдательной аппаратуре, вызвала небольшой дисплей и увеличила изображение, сфокусировавшись на серебристом ящичке, висящем между четырех длинных паучьих ног.
– Запустить последовательность, – приказала профессор-доктор.
Робот дернулся, двинулся вперед, перебирая неуклюжими ногами, подошел к скоплению узловатых черных шипов, торчащих из мерзлого озерка цвета сажи. Затем робот высунул форсунку и выпрыснул бурый туман. Шипы немедленно покрылись сыпью ярко-оранжевых пятен.
– Он распылил N-ацетилглюкозамин, – пояснила профессор-доктор. – Это очень распространенный лектин. Он синтезируется всеми эукариотами, поскольку является частью обязательной олигосахаридной модификации, присоединяемой к белкам в цис-зоне аппарата Гольджи. Когда N-ацетилглюкозамин связывается с определенными белками на поверхности полихина, то инициирует короткий метаболический каскад, и происходит хемолюминесценция. Так вот, хотя полихины не могут кодировать информацию, они способны ее обрабатывать. Каждый состоит из определенного набора полимеров, а из них каждый может существовать в двух состояниях, «включено» и «выключено». Эти состояния определяются неким набором правил, например, полимер может включаться в присутствии одного вещества и выключаться в присутствии другого. Или потребуются оба вещества сразу.
– Булева логика, – заметил Лок, вытащив наружу кстати подоспевшее смутное воспоминание.
– Именно! – подтвердила Хон-Оуэн. – Мистер Ифрахим, возможно, вы еще не совсем безнадежны. Реакция, которую вы только что видели, – это простая демонстрация логического «И». Лектин плюс связывающий полимер дает активацию другого полимера, инициирующего свечение. Полихины – булевские сети, способные генерировать упорядоченную динамику, идти через фиксированную последовательность состояний. Если взять полихин, состоящий, например, всего из сотни полимеров, каждый из которых может находиться в двух состояниях, общее число состояний системы будет порядка десяти в тридцатой степени. Если каждый компонент получает информацию от всех остальных, система становится хаотичной, случайно проходящей через большое число состояний. Потребляется очень много времени, чтобы система вернулась в исходное состояние. Но если каждый компонент получает информацию всего от двух, система спонтанно генерирует упорядоченный цикл, будет проходить всего по четырем из десяти в тридцатой степени состояний. Происходит спонтанная самоорганизация динамического порядка. Это очень похоже на наши метаболические процессы. Упорядоченные циклы способны обрабатывать информацию, и потому можно генерировать нужные результаты, подавая нужную информацию. На первой стадии исследования мы действовали на систему разными веществами – как вы только что видели. Но полихины – гораздо больше, чем просто химические сенсоры. Когда два разных полихина растут вместе, взаимодействие между их псевдометаболическими циклами производит новую форму полихина. Взаимодействие между этими вторыми поколениями рождает третье и так далее. Разнообразие системы ограничивается лишь общим размером и временем. Мы пытаемся теоретически описать информационное пространство и его динамику, но по