– Если бы я вылетел в лагерь, одетый как ты, меня, наверное, пристрелили бы реднеки – ну, после того как перестали бы хохотать.
– Я боялся, что ты совсем распустился и перестал следить за собой, – улыбаясь, сказал Луис. – А ты, оказывается, просто приспособился к местным.
Кэш поставил бутылку на пластиковый стол и стиснул пальцами основание носа. Приходила головная боль. Стучала в череп. У Кэша в последние дни часто болела голова. И, похоже, ничего с этим нельзя было поделать.
– Луис, я – рабочий человек. На работе я ношу униформу, после – оттягиваюсь, как и все остальные. К тому же я здесь родился. Такой я есть. Это мое место и дело.
– Но ты все же пилот. Вера Джексон была отличным пилотом, но ты – лучше. Я‑то знаю. Я летал с вами обоими.
И вот снова то, вокруг чего разговор кружил с самого момента, когда Луис явился сюда. Впрочем, нет, началось еще две недели назад, когда Луис впервые позвонил, сказал, что прилетал на Землю, на похороны отца, пролетит над Бастропом и обязательно заглянет перекинуться парой слов…
– В тебя не попали. И в Веру тоже, – сказал Кэш. – А в меня попали. У вас с Верой есть то, чего нет у меня, – везение. А чтобы стать лучшим, его нужно очень много.
– Говорят, что человек сам делает свое везение, – заметил Луис. – Но, насколько я понимаю, везение – это попросту то, что миру заблагорассудится сделать с тобой. А миром управлять нельзя. Если кто-то думает, что может, – он безумец.
– Я всегда считал, что ты умеешь держать язык за зубами и быть себе на уме. И вот результат: я тут летаю на крошке из паутины, а ты по-прежнему водишь J-Два.
– В последнее время я вожу большей частью бумагу по столу, – возразил Луис. – Я хотел сказать, что обвинения против тебя, мол, ты атаковал буксир вопреки приказу и прочее – полнейшая чушь. Ты ведь уже отключился. Вы с Верой выбивали автоматическую защиту на той глыбе льда, а я отсиживался позади, ожидая подходящего времени, чтобы нагрянуть и отложить яичко. Я же все видел. Тебя атаковали дроны, ты сбил их, но один грохнул очень уж близко к твоей птичке. Ты потерял управление, потерял связь, закувыркался. Я не мог выйти на тебя и не мог пойти за тобой, потому что Вера прикончила остатки защиты, и мне пришлось подходить к глыбе и устанавливать водородный заряд. А после того как он сработал, мы с Верой были вынуждены крошить обломки, чтобы они не ударили по Фебе. А ты все время уходил на четырех процентах максимальной тяги или вроде того. Я вызвал команду спасателей, дал твой вектор и относительную скорость и понадеялся, что они знают, где тебя подобрать. Все это есть в моих показаниях, которые я дал по поводу тебя.
– Хотел бы я это помнить сам, – произнес Кэш. – Мне сказали, что ретроградная амнезия со временем пройдет – но ведь она не проходит. Наверное, этого и следует ожидать, если тебе проделали дыру в голове.
Кэш хотел пошутить – но прозвучало совсем невесело. Он снова сжал нос пальцами, пытаясь отогнать колючую ритмичную боль.
– Да я знаю, что тебя ударило куском шрапнели от того дрона, – заверил Луис. – Я сам видел. А они говорят, что ты каким-то чудом смог починить свою птицу, а потом тебя стукнуло куском кольца. И какая ж вероятность такого события?
– У меня выдался на редкость невезучий день, – заметил Кэш.
– Но ты его пережил. А по-настоящему тебе не повезло, когда они решили взяться за генерала Пейшоту и сделать тебя свидетелем обвинения.
– Луис, у них была запись его передач. Генерал приказал мне отставить атаку на буксир дальних. Плюс к тому записи в моем «черном ящике», показывающие, что я прилетел от самого края системы Сатурна и напал на буксир. А кусок базальта, пробивший истребитель, уж точно не был частью дрона. Ну конечно, они могли все подменить, подставить, обмануть. Но прежде чем придумывать конспирологическую теорию, надо спросить себя: а зачем им это? У них была куча всего против генерала. Им не надо было придумывать. Им не требовалось громоздить горы дерьма, чтобы показать, как генерал обманул всех, изобразив меня героем, скрыв правду о том, как меня убили и вернули к жизни. Гораздо проще думать, что так оно и было на самом деле.
– Я знаю только то, что видел сам, – сказал Луис. – И если наша работа по обезвреживанию того куска льда не делает тебя героем, то я вообще не понимаю, что делает людей героями. Парень, я готов встать за тебя. Перед всеми. Думаю, Вера тоже не откажется.
– Спасибо за это. Но если уж говорить про везение, то мне, в конце концов, повезло. Мои показания не использовали. Генерал предпочел уйти с честью: закрытая комната, бутылка бренди, револьвер. Генерал знал, что его семья потеряет очень многое, если его публично опозорят трибуналом. Генерал спас своих, убив себя. А когда он убил себя, все развалилось. Меня собирались бросить на съедение – и вдруг я оказался ненужным. Меня потеребили – и отпустили.
– Он был хороший человек. И хороший солдат, – сказал Луис.
– Ну да. И еще он выиграл войну. Уж этого у него не отнимут.
– Говорят, приближается новая война. Наверное, против тихоокеанцев. Причем настоящая, а не как в прошлый раз.
После того Луис с Кэшем поговорили еще немного, посмотрели, как догорает закат. Венера пошла за солнцем на запад, лунный серпик склонился к востоку, стемнело, высыпали первые звезды. Кэш нашел ровно светящую желтую звездочку – Сатурн – и спросил, собирается ли Луис возвращаться туда.
– Вряд ли. Мы же побили их, разве нет?
– Ну да.
– Следующая война будет на Земле. Дальние – уже история, – заключил Луис. – Прямо сейчас мы строим тюрьму на обратной стороне Луны, чтобы сунуть туда самых худших – тех, кто дрался с нами. Ходят слухи, что со временем на Луну хотят перевезти всех. Правда, кому до них уже дело? А вот тихоокеанцы нагло лезут вперед. Я постоянно слышу о том, что «всадники свободы» и прочие бунтовщики втихую получают помощь от тихоокеанских агентов: оружие, деньги и прочее. Рано или поздно придется осадить Содружество. А тогда – настоящая война.
– Я готов для нее, – заверил Кэш. – Думаешь, меня возьмут назад?
– Если у них есть хоть что-то в голове, то да. Думаю, мне пора. Мне еще нужно отмерить кучу километров перед сном.
Они вместе подошли к конвертоплану Луиса. Моторчики его экзоскелета ритмично жужжали, каблуки Кэша цокали по бетону. Старые приятели обнялись, посоветовали друг другу беречь себя.
– Я могу тебе устроить полное медицинское обследование в Монтеррее, – предложил Луис. – Уж это они должны тебе.
– Да я в полном порядке, – заверил Кэш. – Ну, ты давай, не пропадай.
Луис неуклюже залез в конвертоплан. Кэша обдало струей воздуха от крестовидных роторов, машина поднялась, опустила нос вниз и с гудением пошла на юг. Кэш смотрел ей вслед, пока красные и зеленые габаритные огни не скрылись вдалеке, потом вернулся к ангару, шагнул внутрь сквозь открытую створку двери в прохладный сумрак и сказал: «Ну вот и все».
Из сумрака выступили двое: двоюродный брат Кэша, Билли Дюпри, и дядя Говард Бейкер. Билли чиркнул спичкой по подушечке большого пальца, поднес спичку к лицу, закурил. Кончик сигареты засветился раскаленным углем. Билли выдохнул дым и сварливо произнес:
– Я не знал, гадить кирпичами или драпать, когда ты заговорил про «всадников».
– Он же назвал их бандитами, – заметил Кэш. – Мне показалось, что нужно подтвердить.
– Зря показалось, – сказал Говард.
Дяде Говарду давно стукнуло шестьдесят, но он по-прежнему был подвижный и крепкий, с широченной грудью, заросшей седым волосом, носил синие джинсы, потертые рабочие ботинки, кожаный жилет. Говард согласился принять Кэша после того, как тот завязал с контрабандой, и быстренько пристроил его в АР‑669, небольшую транспортную часть, работавшую на базе в родном Бастропе. У сержанта Говарда Бейкера половина семьи трудилась в АР‑669 – и отдавала часть прибыли от многочисленных дядиных схем командиру базы, развившему избирательную слепоту.
Кэш принес за горлышко еще одну бутылку – пятую, – с наслаждением отпил, вытер губы ладонью и произнес:
– Все в точности как я и сказал: старина захотел посмотреть на меня да перекинуться парой слов про давние времена. Ни больше, ни меньше.
– Возможно, полковник Шуарес и вправду твой друг и на самом деле явился сюда, чтобы побалакать о славном прошлом, – но доверять ему нельзя, – сказал Говард. – Никогда нельзя доверять таким целиком. И не потому что он военный, – а потому что чужой. Не нашей крови. Это у нас общее с большими кланами: мы доверяем только своим.
– Если бы кому-нибудь захотелось узнать, с кем я свел знакомства и какие, они бы не послали Луиса, – возразил Кэш. – Людям в его чине таких заданий не дают. Меня бы просто забрали и начали задавать неприятные вопросы, только и всего.
– Всегда разумно считать противника не глупее себя, – кивнув, заметил Говард. – Надо ставить себя на его место, подумать, что сделал бы, – и считать, что они поступили бы так же. А на их месте я бы не арестовывал тебя. Может, арест и дал бы что-нибудь, а может, и нет. А вот если оставить тебя на свободе да посмотреть, куда ты лазишь да с кем встречаешься, – узнаешь намного больше.
– В принципе, я согласен. Но сейчас был просто визит старого приятеля.
– Даже если бы мы были абсолютно уверены в том, что так оно и есть, все равно надо предполагать худшее, – не отступал Говард. – Как же у нас получается зашибать немалые денежки, не создавая проблем? Да мы просто на шаг опережаем проблемы. На этот раз, по-моему, у тебя почти все получилось великолепно – ну, не считая мелкого прокола со «всадниками».
Кэш снова глотнул пива.
– Ты слушал, что он сказал про «всадников» и тихоокеанских агентов?
– Это у них теперь коронная тема, – заметил Говард. – Мол, «всадники» снюхались с врагом, и потому военных меньше будет мучить совесть, что они стреляют по своему же народу.
Билли выдохнул большой клуб дыма.
– Это касается и твоего приятеля полковника.
– Военные – не враги нам, – возразил Кэш. – Большинство в войсках – как мы. Они из тех же мест, что и мы. Я уж знаю. Проблема в политиках, которые лгут военным.