Иногда группа отправлялась колесить по стране, и Марат ездил с ними, не запоминая названий городов. В памяти сохранились только гимны и молитвы, они сверкали в пустоте, которую уже ничем не хотелось заполнить… Он не мог запомнить даже имен своих подопечных. Они торговали женьшенем, открытками, всякой чепухой, выпрашивая у прохожих деньги на «благотворительные цели». Больше всего Марата удивляло то, что даже небогато одетые люди все-таки давали деньги. За день набегала приличная сумма. И без охраны тут не обойтись.
Однажды в Саратове, где секта была на «гастролях», уличные сборщики мелочи попали в поле зрения местных отморозков. Те дали им поработать несколько дней, понаблюдали, а потом пришли за выручкой. Если бы они не начали сразу драться, им бы отдали всё — вместе с остатками товара. А так — Марату пришлось защищать изможденных попрошаек. Несколько оппонентов попали в больницу, откуда, впрочем, постарались поскорее сбежать. А Кирсанов угодил в камеру. В эту же ночь секта в полном составе испарилась, бросив доблестного охранника.
Трое суток он молчал, не отвечая ни на какие вопросы. Это раздражало дознавателя, но, с другой стороны, облегчало его работу. Задержанного направили на психиатрическое обследование, а когда Марат вернулся в изолятор, его уже поджидал капитан из военкомата. «Ты ни в чем не виноват, — сказал капитан, — но тебя могут посадить ни за что. Есть вариант. Ты подписываешь контракт и отправляешься в Чечню. Заработаешь неплохие бабки». «А где это, Чечня?» — совершенно искренне спросил Марат.
Ему еще долго казалось, что все это снится. Незнакомый город, чужие лица. Запах кирзы и хлорки в холодной казарме. Его новые спутники суетились, получая обмундирование и тут же обмениваясь им, чтобы подобрать нужный размер. Марат равнодушно натянул солдатское «хэбэ», подвернув слишком длинные рукава. Ему выдали какие-то деньги. Он не знал, что с ними делать, и легко одолжил их соседу по койке.
Команда, в которую он попал, была не простой. В нее набрались мужики 30–40 лет, все, как говорится, «уволенные из органов». Бывшие оперативники, гаишники, участковые легко согласились на сделку: добросовестная служба могла стереть неприятные детали их прошлого. Они знали, на что идут, и понимали, куда едут. Поэтому и набрали в свой взвод немного крепкой молодежи из следственного изолятора — какая же армия без «молодых»?
Марат быстро занял особое положение в команде благодаря своей лошадиной выносливости. Его назначили пулеметчиком, и он носился по горам со своим ПК, обмотанный крест-накрест патронными лентами, как матрос революции.
Наставление он выучил почти наизусть, и сам удивился, какой цепкой стала его память. Правда, он не мог вспомнить того, что забыл. Но все новое впечатывалось в его промытые мозги четко и прочно, как почтовый штемпель на белом конверте…
Голос Гранцова вернул его к действительности:
— Ты что так ощетинился? Неприятная встреча?
— Если б знал, что это Ромкина работа, я бы сюда не поехал, — признался Марат. — Козлы они все.
— Помнишь поговорку насчет паршивой овцы? Вот то-то и оно.
— Да неприятно. Получается, я ему что-то должен.
— Не ты ему, а он тебе. Они вырвали у тебя кусок жизни, а теперь просто накладывают дорогую заплатку на дыру. Ничего ты не должен. И точка. Пошли домой, скоро обед.
Марат хоть и помылся под душем на пляже, но так и не смог стряхнуть с ног весь песок и, вернувшись в номер, первым делом побежал в ванную. Держа одну ступню под струей воды, он услышал стук в дверь и голос Федора Ильича:
— Маратик, ты в ресторан спустишься, или тебе в номер подать? Ваши все уже пируют, с гидами знакомятся. Присоединишься?
— Нет! — крикнул Марат через дверь. — Если можно, здесь поем.
— Можно, все можно!
— А Вадим Андреевич тоже со всеми пирует?
— Не видел, не могу сказать с полной уверенностью. Но в номере его нет. Тебе какое мясо заказать?
— Все равно.
— Морепродукты? Местная экзотика?
— Да все равно, дядя Федя, все равно.
Марат разделся и встал под душ. Ему казалось, что белоснежный песок въелся в его кожу, и смыть его можно было только горячей струей и жесткой мочалкой.
— А вино какое хочешь, Маратик? — не унимался услужливый старик.
«Достал!» хотелось ответить Маратику, но он сдержался и прокричал:
— Виски! Коробка сигар! И еще хочу шоколадную брюнетку с голубыми глазами и маленькой грудью! Все, дядя Федя, дай спокойно помыться!
Кожа на плечах подозрительно почесывалась, и Марат подумал, что все-таки обгорел на солнце. Он вышел из ванной и, не одеваясь, повалился на пол.
«Зря я согласился встречаться с Ромкой», думал он, изучая узор на циновке. «Ему от меня что-то надо. Ничего он не получит. Ничего. Только бы не сломаться при первой же встрече. Не поддаваться на его психологические приемчики. Что бы он ни предлагал — отказать во всем. И точка. И больше не пить. Ни виски, ни пива. И не курить. И бегать по утрам, как раньше».
Он вспомнил, как когда-то начинал день с пробежки. В любую погоду. В любом состоянии. Независимо от того, как провел ночь. Иногда он выбегал из дома с закрытыми глазами, и, наматывая круг за кругом по школьному стадиону, чуть ли не видел сны. Три километра трусцой — это пятнадцать кругов. Потом пять серий по тридцать отжиманий. Потом подтягивания. Потом домой и снова в постель, досматривать сны…
— Маратик, ты готов? — послышалось из-за двери.
— Всегда готов.
Федор Ильич хлопнул в ладоши, двери распахнулись, и серебристый столик с грудой еды вкатился в номер. Голый Кирсанов вскочил и кинулся за полотенцем, потому что столик вкатила девушка, и она с улыбкой наблюдала за его суетой.
Волосы у нее были черные, глаза голубые, грудь маленькая. На столике среди блюд и вазочек возвышалась бутылка виски, а на отдельной полочке лежали сигары.
— Всё как заказано, — гордо сказал Федор Ильич. — Желаю приятной сиесты. Увидимся вечером.
— Сорри, сеньорита, — сказал Марат и выскользнул вместе со стариком в коридор.
Сеньорита снисходительно кивнула и уселась в кресло, высоко закинув ногу.
— Что за фокусы, дядя Федя? Ты зачем бабу привел?
— Как зачем? — Федор Ильич искренне опешил. — Это называется «эскорт». Без эскорта ты в город не выйдешь, тут на иностранцев такая охота идет…
— Короче, забери ее.
— Не понравилась?
— Вот настырный дед. Короче, я сказал, забери ее. Мне никакой эскорт не нужен.
— Маратик, это не то, что ты думаешь, — сказал Федор Ильич. — Во-вторых, эскорт прописан в вашей программе пребывания. Но давай рассудим по-человечески. Конечно, ты имеешь полное право отказаться. И она останется без работы на эту неделю, потому что все другие русские туристы уже с эскортом. И ты знаешь, куда она пойдет, если мы ее сейчас выгоним? Ее уже в отель не пустят, и она вернется в свой квартал на горе. Не слышал про наши кварталы на горе? Туристов туда не возят… Может, позволишь девчонке хоть недельку по-людски пожить?
— Может, мне еще жениться на ней? — сказал Марат. — Ладно. Пускай живет, если ты так о ней беспокоишься. Она по-английски понимает?
— По-английски-то? Понимает, понимает, — засмеялся старик.
Марат вернулся в номер и увидел, что девушка уже разложила по тарелкам салаты.
— Извините, но я все слышала, — сказала она по-русски без малейшего акцента. — Вы не закрыли двери. Меня зовут Оксана.
Он накинул халат и сел напротив нее. Девушка распечатала обертки салфеток и вилок.
— Значит, Оксана, — глубокомысленно произнес Марат. — Русская, что ли?
— Вас это удивляет?
— Да нет. Что у нас на обед? Выпьешь?
— Как вам будет угодно.
— Что за дела, — Марат поморщился. — Короче, давай так. Ешь и пей, что хочешь. Сама выбирай. Лично я из этого безобразия, пожалуй, только мясо съем. Если это мясо. Так, а хлеб где?
— В отеле вы хлеба не найдете.
— Вот теперь чувствуется заграница, — сказал Марат. — А то вокруг одни русские. Непонятно, зачем надо было океан перелетать. А хлеба нет. Значит, заграница. Меня все предупреждали, что за границей хлеба не найдешь.
— Со спиртным здесь тоже не очень, — сказала Оксана. — Вечером цены повышают в четыре раза, в десять все закрывают, а в ночном баре только пиво и соки. Русские обычно выпивку покупают в городе, но в одиночку в город лучше не выходить.
— А мне все равно. Я не пью.
— Вы заказали виски.
— Для друга.
— Да, с алкоголем у нас трудно. Зато здесь можно спокойно достать легкие наркотики. Не интересует? Сигареты с марихуаной. Тонизирующие таблетки для некурящих. Здесь это все легально, только вывозить нельзя, — предупредила Оксана. — Но все равно вывозят.
— Я похож на наркомана?
— Причем здесь это? Наркоманы сюда не ездят. Туристы везут отсюда то, что можно продать у себя дома. Кто-то везет камни. А кто-то таблетки.
— Спасибо, не надо.
Марат включил телевизор, и они ели молча, поглядывая на экран. Потом он встал из-за стола, разминая в пальцах сигару, и подошел к окну. «Жалко, что я бросил курить», подумал он. Оксана чуть слышно приблизилась и встала рядом, держа наготове зажигалку.
— Это лишнее, — сказал он. — Я не курю. Просто пахнет приятно.
— Сигары тоже для друга?
— Да.
— Так, может быть, и меня для него заказали?
— Никто тебя не заказывал.
— Вы, наверно, хотели побыть в одиночестве, — сказала она. — Но нам все равно надо было познакомиться. Я буду в своем номере, хорошо? Служебный номер в другом конце коридора, на нем такой значок, в виде компаса. Вы можете мне и позвонить. Просто поднимете трубку и нажмете ноль.
— Значит, ты будешь меня сопровождать везде? — спросил Марат.
— Если позволите, то везде.
— Мы вечером на футбол идем.
— Сегодня главная игра месяца, ее нельзя пропустить.
— Ты с нами пойдешь?
— Конечно, — сказала она. — Вы были на пляже?
— Был.
— Ну, кто же ходит на пляж в такое время? Это самоубийство. У вас даже через халат кожа светится. Ну-ка, ложитесь.