— А нас с тобой почему отговаривают? Опасный район. Все время война с партизанами. Машины на дороге пропадают, надо ездить с охраной. Много хлопот, в общем. Проще отправить людей в Бразилию или здесь на пляже мариновать.
Марат распечатал батарейки и вставил их в фонарик. Проверил, направив узкий луч на потолок. Потом застегнул свою бесценную сумку и прошелся из угла в угол, привыкая к новой обуви.
— А где Оксана? — спросил он и тут же добавил, чтобы Гранцов чего не подумал: — И где старик?
— Они спят в моем номере. Там безопаснее.
— А что за шум? Как на стадионе, — прислушался Марат.
— Это народные массы бузят, — сказал Гранцов и сделал пометку на плане. — Так, все ясно. Твой Василь не говорил, случайно, что он делал сегодня в городе?
— Нет. Кажется, нет. Не помню. Давайте разбудим, спросим.
— Не надо. Он и сам, наверно, не знает ничего. Вот смотри. Видишь эти точки? Сюда он заезжал со своими сумками. Вот здесь наш отель. Вот — казармы танкистов. Мы ехали вот так.
— Через все эти точки?
— Верно. И это не просто точки. Каждый такой дом — или угловой, или самый высокий на улице. Соображаешь, сержант?
— Огневая позиция?
— Может быть. Допустим, там сидят снайперы, а Василь подвозил им продукты. Или патроны. А зачем там нужны снайперы? — сам у себя спросил Гранцов, и сам себе ответил: — А чтобы стрелять по толпе, когда она рванется к президентскому дворцу, например.
— Или чтобы стрелять по нашему отелю, — добавил Марат. — Я целый час не мог из-под огня выйти в этом баре. Кстати, Вадим Андреевич, давно хотел спросить. Что значит петтинг?
— Это у тебя под огнем такие вопросы возникают? — засмеялся Гранцов. — Как тебе объяснить? Считай, что это поцелуйчики, объятия и все такое. Шаловливые ласки.
— Понял. Смешно.
— Я пойду с бойцами нашими потолкую, сигарами угощу. А ты ложись спать.
— Не хочу я спать. Что вы меня все время укладываете? — проворчал Марат.
В отеле стояла мертвая тишина. Ни гудения лифтов, ни детского плача. Спустившись в вестибюль, они увидели спящих вповалку солдат. Несколько часовых стояли у входа, сложив свои щиты в стопку.
Проходя за Гранцовым мимо зеркальной стенки, Кирсанов усмехнулся, заметив свое отражение: две фигуры в защитных майках и одинаковых панамах поразительно напоминали картонные мишени вероятного противника.
Неудивительно, что часовые замолчали и расступились перед ними.
Двор был ярко освещен, и было хорошо видно, что весь он усеян пустыми банками, бутылками и битым стеклом. Как только они вышли, через забор перелетела очередная бутылка и с громким хлопком разбилась на асфальте. Вторая бутылка упала на газон. За забором засвистели, загоготали.
Джип танкистов стоял на газоне под пальмами. Рауль и Рамон обрадовались сигарам и тут же принялись дымить, а Гранцов, заметив рацию, попросил связи с Моронадо. Пока он говорил, заглядывая в блокнот и мешая русские и испанские слова, Кирсанов огляделся. И чем яснее становилась картина, тем меньше она ему нравилась.
Через высокие ажурные ворота он видел густую толпу. В черной массе мерцали сигаретные огоньки, и толпа эта заполнила почти всю прилегающую улицу. Перед воротами прохаживался офицер в белой фуражке. Он что-то монотонно говорил, и толпа иногда отвечала ему свистом, а через забор летели новые бутылки.
— Может быть, нам наверх перебраться? — предложил Марат. — Если начнут громить, то нижние этажи разнесут первым делом.
— Наверху все занято, — сказал Гранцов. — Смотри, лезут. Прямо «Ленин в октябре».
По высоким створкам ворот полезли черные фигуры. Раздалась короткая очередь, замяукали рикошеты, и фигуры поспрыгивали обратно, а толпа возмущенно разразилась оглушительным свистом.
— Надо полковника нашего попросить, — сказал Марат. — Пусть рассредоточит этот несанкционированный митинг.
— Да его уже просят. Со всех сторон просят.
Рация снова зашипела, и солдат протянул ее Гранцову. Марат с удивлением услышал, как тот быстро и уверенно заговорил по-испански, уже не сбиваясь на русский. Рация отвечала короткими вопросами, а Гранцов наседал горячо и убедительно, и даже кулаком размахивал в такт речи, как настоящий латиноамериканец.
— О чем спорим? — поинтересовался Марат.
Не ответив, Гранцов отдал рацию солдату, и тот, выслушав отрывистые команды начальника, завел двигатель джипа.
— Сбегай домой, принеси мне фонарик, — попросил Гранцов Марата. — Я пока бойцу маршрут растолкую.
— Есть!
Марат помчался исполнять приказ, но взял не один, а два фонарика, потому что он не собирался отпускать Гранцова одного. Теперь они будут действовать только вместе.
И, перелезая через бортик джипа, Марат спросил только одно:
— А как мы отсюда выберемся через толпу?
Гранцов что-то сказал водителю, и машина плавно покатила через газон к отелю. Джип обогнул пандус, протиснулся между двумя автобусами и въехал под навес подземного гаража. Фыркая мощным выхлопом, машина спустилась в освещенный тоннель и ехала по нему довольно долго. Наконец впереди показалась стеклянная будка у наглухо закрытых металлических ворот, окрашенных в черно-белую елочку. Солдаты что-то закричали охраннику, и ворота, дрогнув, откатились в сторону.
— Чувствуешь запах? — Гранцов обернулся к Марату. — Тут неподалеку рыбный рынок. Через этот тоннель в отель продукты завозят, а обратно идут телеги с отходами. Сейчас мы уже в городе.
Он заговорил с водителем, и Марат услышал: «Сомбрериа, сомбрериа».
Пропетляв по улицам, где от стенки к стенке перебегали какие-то фигуры, джип остановился на углу. Рауль и Рамон встали по бокам, грозно поводя автоматами, и улица вокруг них мгновенно опустела.
— Мы — наверх, чердак проверим, — сказал Гранцов. — Ты — в машине.
Марату вдруг показалось, что с ним говорит незнакомец. Сейчас перед ним стоял вовсе не тот добродушный Вадим Андреевич, с которым он пил виски в самолете. Этот сухощавый человек в камуфляжной майке и низко надвинутой панаме казался ему таким же местным жителем, как танкисты в своих черных комбинезонах. И с танкистами этот новый Гранцов разговаривал, свободно и быстро выдавая целые фразы на чистом испанском, и солдаты спорили с ним о чем-то…
— Где вы так наловчились, Вадим Андреевич? — спросил он. — Чешете, как местный.
— Потом расскажу, — улыбнулся Гранцов. — Посиди в машине, чтоб не угнали. Здесь любят угонять джипы.
Вместе с двумя танкистами Гранцов вошел в подъезд рядом с витриной, над которой изгибалась неоновая вывеска в форме шляпы. «Сомбрериа», прочитал Марат и догадался — «Шляпами торгуют. Надо будет завтра сюда заглянуть. Куплю на память. Такую, как у Василя». Он вспомнил, как Василь забегал ненадолго сюда. И пожалел, что не успел расспросить одессита о его странной работе.
Водитель расправил смятую пачку, вытащил сигарету и что-то спросил у Марата. Кирсанов пожал плечами в ответ и выпрыгнул на тротуар. Он вдруг понял, что его место рядом с Гранцовым, а не здесь.
Завернув за угол, он увидел двух девушек в коротких юбчонках, подпирающих стену. Они оглянулись на него и мгновенно приспустили свои блузки с плеч. При этом у одной вывалились наружу груди с задорно торчащими кверху сосками.
«Война войной, а работать надо», подумал Марат, пробегая мимо проституток. Уже войдя в подъезд, он пожалел, что не сказал им такую замечательную фразу, как «Русо туристо, облико морале». Обидно. Когда еще представится такой случай?
По узкой лестнице он поднялся до второго этажа и наткнулся на гранцовскую команду. Рауль и Рамон вполголоса переговаривались, и один из них придерживал Гранцова за локоть.
— Какие-то проблемы, Вадим Андреевич? — так же тихо спросил Марат.
— Хотят дождаться колонны, — недовольно ответил Гранцов. — Я говорю, давайте слетаю наверх, посмотрю, что там. А они — нет, сейчас подойдут танки, тогда и посмотрим. В колонне будут разведчики, это их работа, по чердакам шастать. А эти — вроде комендантской роты. Короче, пехота.
Он снова заговорил по-испански, обращаясь к танкистам и показывая на Марата. Оба солдата недоверчиво качали головами. Наконец, тот, кто удерживал Гранцова, отпустил его локоть.
— Пошли, — еле слышно произнес Гранцов и первым двинулся по лестнице, бесшумно шагая через ступеньку, держась почти вплотную к стене и глядя вверх, в пролет.
Марат шел последним. Ему не нравилось, что танкисты так громко топают и дымят сигарами — если наверху и в самом деле кто-то прячется, то у него наверняка есть не только уши, но и нос. Конечно, ребят можно понять. Они тут дома, они спокойно несут службу, а двое иностранцев вконец достали их своей непонятной суетой. Ясное дело, если б не приказ полковника Моронадо, они ни за что не покинули бы удобную позицию под пальмами во дворе отеля…
На лестнице стоял отчетливый запах туалета. Поначалу Марат решил, что здесь тоже пользуются парадняками в случае крайней нужды. Но пованивать начало только начиная с третьего этажа. А на пятом, последнем, он вдруг обнаружил разгадку, увидев за приоткрытой дверью на лестничной клетке сливной бачок и бронзовую грушу на длинной цепочке. Вместо унитаза в туалете была просто дыра с двумя площадками для ног. «Как у нас на старых вокзалах!», восхитился Марат и повернулся к Гранцову, чтобы поделиться своим географическим открытием.
В этот момент шедший впереди Гранцов вдруг замер и поднял руку. Все остановились. Узкий эллипс луча пробежал по стене и, изгибаясь, пополз по ступеням.
— Растяжка, — прошептал Марат. — Видите?
— Леску вижу, — ответил Гранцов. — Не пойму, что на конце.
— Не важно, — сказал Марат. — Мы свое дело сделали. Пусть теперь ждут колонну и проверяют чердак.
— Какая колонна, какая колонна… — Гранцов присел перед натянутой струной, водя по ней лучом фонарика.
Один конец тонкой проволоки был обвит вокруг перил. Другой уходил за широкую трубу, примыкающую к стене. Гранцов посветил туда и сказал:
— Ничего не понимаю. Тряпки какие-то, что ли? Гранаты нет. Взрывателя не вижу. Наверно, что-то завернуто в тряпку. Шашка? Непохоже. Сигнализация такая?