Однажды кооператив получил выгодный заказ на перевозку мебели: Духовный Центр «Сознание Космоса» переезжал из неприглядной хатки в новенький коттедж в районе правительственных дач. Словоохотливый и приветливый заказчик сумел буквально за полчаса выведать у грузчиков все подробности их славного боевого прошлого. И через пару дней сам нашел бывших летчиков, предложив освоить новую технику. Оказывается, в его собственность перешло обанкротившееся авиапредприятие, а во всем Сознании Космоса, как назло, нет никого, кто мог бы отличить «Ил» от «Зила»!
Так состоялось возвращение в родную стихию. Летчик должен летать, а не тягать чужие диваны по лестницам… Большое человеческое спасибо лично господину Старицыну за нашу спокойную старость.
К вечеру Роман подкатил к хутору, как раз когда Марат изучал ограждение. Ворота пан Старицын открывать не стал, поговорил через проволоку с народом, сорвавшимся из-за стола при звуках «хаммера». Завтра будет самолет, но недолго. Разгрузка-погрузка и вперед. Свидания отложим до следующего раза, бодро пообещал Роман. С ним был насупленный мужик в красной рубашке и соломенной шляпе. Марат узнал в нем того скандинава, который командовал легионерами на аэродроме.
— Ну что, брат Кир, — спросил Роман, — так и не вспомнил, где твой Андреич прячется?
— Не получается пока, — сказал Марат. — Смотрю, у тебя тоже не очень получается?
— Да, пока не нашли. Зато нашли кое-что другое. Семь трупов на старой свалке. Мои расстрелянные ребята из Кургана. Ты можешь поздравить меня, Марат. Я думал, что мои люди меня предали, но я ошибался. Предателей у нас нет.
— Поздравляю. Предателей нет, одни уроды.
— Рон, чего он борзеет, — вмешался Сердюк, сдвигая соломенную шляпу на затылок. — Давай я с ним побеседую.
— С ним уже твои лопухи беседовали, — сказал Роман. — Я вот только удивляюсь, как ему это удалось? Один и без оружия. Положил одиннадцать человек и глазом не моргнул. Просто патологический случай.
— Так это он?! — Сердюк, громко матерясь, выпрыгнул из «хаммера».
Между ним и Маратом было три метра стандартного натовского заграждения, три стены колючей проволоки. Но Марату показалось, что лиловая физиономия Сердюка может обжечь даже на таком расстоянии, и он шагнул назад, отмахнувшись ладонью:
— Отец родной, где вы брали такую дивную редьку?
— Я тебе покажу редьку, — прохрипел Сердюк. — Я тебе такую редьку покажу, что жопа треснет!
Женщины, стоявшие неподалеку, бесшумно исчезли.
— Так заходи, побеседуем, — сказал Марат.
— Зайду. Обязательно зайду, — пообещал Сердюк. — Вот только козлу одному яйца отрежу, и сразу зайду.
— Совсем ты, Рома, запустил нулевой уровень, — сказал Марат. — Что за манеры, что за стиль. Смотри, как он дышит тяжело, как глазки выкатываются. Инсульт ему не грозит, мозги и так уже сгнили. Но картина, конечно, неприглядная. Предлагаю немедленно записать солдатика на курсы самообладания. Сто баксов можешь вычесть из моей зарплаты.
— Спасибо за рекомендацию, — засмеялся Роман. — Сердюк, поехали. Потом договорите. Поехали, поехали, всех поднимем, кто еще остался. Писарей, поваров, шоферов. Всем тревога, все уголки прочешем. А потом я тебе их обоих отдам.
— Слово? — Сердюк поднял палец.
— Сука буду, — сказал Роман.
Марат вернулся за стол, на котором уже появилась бутыль с мутноватой жидкостью. Женщины замолчали, глядя на него.
— Ну, так шо, поговорил с дружбаном? — спросил Василь. — А мы тут кое-чего нашли.
— Извиняйте, — сказала одна из женщин. — Мы думали, вы тоже за них.
— За что вы извиняетесь? За обед? — удивился Марат.
— Не, — сказала она. — Мы сразу не поняли. А вы, значит, не от Старицына? Вы, значит, такой же зэк, как и мы? Вы наливайте, наливайте. Это не магазинное, это Роза из винограда гонит. Запах не очень, но на компрессы детям идет.
— Я девушкам объяснил политическую ситуацию, — сказал Василь. — Так теперь ты им нужен как специалист. Ниночка, покажите подарок мужа, будь ласка.
Жена командира выложила на стол что-то, завернутое в платок.
— Вот, на свиданку Сема принес, — заговорила она, сбиваясь на украинскую мову. — Воны нам всегда шось да приносят. Летают-то по всему миру, возят все что хочете. Так вот он принес. А шо с циим добром робыти, никто у нас не знает. Хотели поджечь, а оно не горит. Обещал научить в следующий раз. Может, вы чого подскажете?
— Как же вы это сюда пронесли? — спросил Марат, развязав платок.
— Как всегда, за лифчиком.
Интересно, подумал Марат Кирсанов, перебирая ленты эластичной взрывчатки, отрезки шнура и прочие детали набора «Юный Подрывник». Интересно, какой же номер у такого лифчика?
— И что вы хотели с этим добром делать? — спросил он.
— Ворота открыть. Нам бы только ворота открыть, а до аэродрома мы как-нибудь доберемся.
Смуглая чернобровая Зарема, жена штурмана, добавила:
— Мы в курсе ситуации. Завтра — последний перелет. Старицын уходит. Кто будет вместо него — неизвестно. Что будет с экипажем — неизвестно. Как нам вернуться домой — тоже неизвестно. Поэтому мы должны завтра улететь вместе с ребятами. Вы слышали, что он сказал? Он ничего не сказал! Как будто так и надо! Им наплевать на нас!
— В общем, мы решили так, — мягко вставила свое слово рыжеволосая Леся. — Детей на руки, и бегом на поле. Не будут же они нас расстреливать на глазах у ребят? А ребята должны твердо сказать, без жен и детей мы не вылетаем, и точка. Но мы думали, что сделаем это на свидании. А видите, как все получилось…
— Мы и вас с собой возьмем, — пообещала Нина. — А шо такого? Очень вам оно надо, с циими говнюками оставаться?
— Спасибо, — сказал Марат. — Я постараюсь все устроить. Вам известно время прибытия?
— А оно всегда одинаковое. На рассвете.
— Успеем, — Марат сгреб все обратно в платок и спросил: — Где я могу притулиться, чтобы мне никто не мешал? И еще понадобятся плоскогубцы. Есть в доме какой-нибудь инструмент?
Его практика в минно-взрывном деле ограничивалась установкой растяжек. В Чечне он их выставлял каждую ночь вокруг расположения своей разведгруппы, и каждое утро сам же снимал. За работой настоящих подрывников ему тоже доводилось наблюдать, когда его брали в прикрытие. Он знал, как обжать капсюль-детонатор на конце огнепроводного шнура, как заизолировать стык, как вставить детонатор в тротиловую шашку. Все это он знал, но сам никогда не делал.
Надо же когда-то начинать, рассудил он. И принялся за работу. Василю он поручил пока снять пару дверей с какого-нибудь нежилого дома. Взрыв, скорее всего, повалит столбы, но колючая проволока останется целой, и перебраться через нее можно будет только по самодельным мосткам.
Поставил Марат и вторую задачу перед одесситом. У караульной будки виднелся «уазик» охранников. Самих же охранников еще днем увезли на прочесывание местности. Вряд ли они оставили ключи от машины. Поэтому Василю предстояло сразу после подрыва завести трофейный «уазик».
— А что его заводить? — скривился профессиональный угонщик. — Народу хватает, толкнем, он сам заведется. Как в песне. Цыгане шумною толпою толкали жопой паровоз… Ты мне лучше скажи, как собираешься к воротам подобраться со своим динамитом. Лично я на проволоку не полезу, бо вона пид током.
— От Нины заразился? «Бо вона…» Нэ журись, хлопче! — вспомнил и Марат что-то из репертуара Софии Ротару. — Бачив я пылесос у хати. Короче, собери мне трубки от всех имеющихся пылесосов. Никто под проволокой не полезет. Кстати, как на украинском «пылесос»?
— Не помню. Что «небоскреб» это «хмарочес» помню, а пылесос забыл. Давно я не был на родине, Марик, давненько!
Ближе к рассвету все женщины сбежались к воротам, словно только отсюда можно было увидеть родной «Ильюшин». И он не обманул ожиданий. С первыми лучами солнца красавец-самолет пробился сквозь облака и покачал крыльями, совершая посадочный круг.
— Пора, — сказал Марат, и мгновенно остался один.
Он тряхнул спичечный коробок у самого уха, словно сомневался, есть ли там спички.
— Пора, — повторил он и присел, но никак не мог унять тряску в пальцах.
— Тебе помочь? — спросила сзади Оксана, и он поджег шнур.
Окна в домиках были на всякий случай распахнуты, посуда стояла на полу — потому что с полу некуда падать, а дети были спрятаны в самой дальней хате. Взрыв получился не такой уж страшный, как его боялись.
Остатками взрывчатки, чтоб добро не пропадало, Кирсанов выбил дверь в караулку, и был вознагражден форменной курткой и пилоткой, а также оружием.
«Багаж не берем, — распоряжался Василь, трамбуя пассажиров в уазик. — Брать только документы и деньги». Это распоряжение вызвало у пассажиров саркастический смех. Ни того, ни другого они взять не могли.
Никаких тысяч долларов, и даже сотен долларов — вообще никаких долларов ни летчики, ни их жены не получали. Обещания Романа Старицына из года в год становились все подробнее и красочнее, но дети росли, женщины старели, а мужья все летали и летали. Это было обыкновенное рабство, в которое они когда-то попали по собственной глупости. А шо такого, рабы тоже живут неплохо, и получше многих свободных, сказал Василь.
Может быть, и живут. Но даже такой жизни скоро должен был прийти конец. Потому что жены прознали — этот рейс будет последним. Пан Старицын вывезет на нем все свое богатство — «роллс-ройс», золотые слитки, бриллианты и героин — и сам исчезнет из Сан-Деменцио. Он надумал переехать. Он надумал купить Артек, а потом стать президентом Крыма. А сектанты его всех загипнотизируют, кто голосовать пойдет. У них и машинка такая есть для гипноза, и люди свои на телестудиях. Да он и без гипноза обойдется. А шо, он молодой, богатый, язык подвешен — да ему это запросто. Президент Старицын — это звучит гордо.
Женщины всегда всё знают. Они могут ошибаться в деталях, но суть они знают всегда.
И сейчас они расходились во мнениях только в одном вопросе — какая судьба ждала их, если они не улетят, если останутся на фазенде. Ну, с мужьями все ясно. Их просто разгонят по белу свету и наберут новый экипаж. А жен могли сдать в публичные дома… (Раскатала губу, сказала Нина). Могли отправить в лесной дурдом. А могли и просто перестрелять. А про детей и подумать страшно… Ничего не страшно, вмешались пацаны откуда-то снизу. Пошли бы в партизаны. В лесу полно партизан.