Мы задержались в Каабонге еще на сутки. Километрах в ста к северу от городка находится Национальный парк Кидепо, и мне не хотелось упускать возможность заглянуть туда. Было ясно, что специально в этот труднодоступный заповедник мы вряд ли соберемся. Налибе поддержал наш план и даже вызвался быть проводником.
Из всех угандийских национальных парков карамоджийский парк Кидепо — самый молодой, самый маленький, самый неизвестный. Он был основан в 1962 году, во времена, когда сюда можно было добраться лишь самолетом. Сейчас, правда, из Кампалы в Кидепо можно доехать и по дороге, но этой малоприятной возможностью почти никто не пользуется. Простой турист даже и не подозревает о существовании этого парка, мало разрекламированного, не включенного ни в один из туристских маршрутов. Едут сюда богатые снобы, изъездившие уже всю Африку.
Они считают, что известные всему миру национальные парки Цаво и Мерчисон — это нечто вроде больших зоосадов для детей и старушек, и ищут настоящей экзотики — без людей, без комфорта, с долей острых ощущений. Для этих людей нанять самолет не проблема. Вот почему дорога из Каабонга до Кидепо пустует, а на двух взлетных полосах парка нет-нет да и появляется раскрашенная под зебру авиетка с гостями.
Кидепо занимает 1200 квадратных километров выжженной солнцем холмистой саванны на стыке границ Уганды, Судана и Кении. Здесь можно увидеть слонов, среди которых встречаются уже редкие в наше время гиганты с огромными бивнями, немногочисленных жираф и довольно агрессивных львов, еще не испорченных общением с человеком. Но главная достопримечательность Кидепо — редкостная газель Брайта и тростниковая антилопа Чанлера.
Газелей попадается довольно много. Эти удивительно изящные, стройные существа не отличаются здесь особой пугливостью. Завидя автомобиль, они прекращают щипать траву и, как по команде, поворачивают головы, с нескрываемым любопытством наблюдая за людьми. Некоторые смельчаки подпускают машину на восемь — десять метров и только тогда плавными прыжками отскакивают в сторону. Но стоит выйти из машины или даже высунуться из окна, как все стадо снимается с места и бешеным галопом устремляется вперед.
Внешне газели, обитающие в парке Кидепо, мало чем отличаются от распространенных по всей Восточной Африке газелей Гранта. Такая же, песчаного цвета спина, белое брюшко и круп. Лишь черная полоса на задних ногах у газели Брайта гораздо шире, а кончик хвоста увенчан пушистой кисточкой.
Но тростниковую антилопу нам так найти и не удалось. От тростника и осоки, в которых, судя по названию, живет это пугливое животное, в это лето остались лишь сухие палки. В сухой период антилопа Чанлера уходит ближе к горам, в суданские холмы Дпдинга или на запад, в горы Нангейя.
Уганда — равнинная страна. Кроме Элгона высокие горы громоздятся здесь лишь на крайнем юго-западе. Это уже знакомые нам вулканы Вирунги и величественный массив Рувензори — птолемеевы «Лунные горы». Сверкающие под экватором ледники Рувензори овеяны легендами. Древние греки считали, что они дают начало Нилу. Африканцы населяют Рувензори своими богами и духами, посылающими полям и пастбищам дожди, творящими добро и зло.
Там, где восточные склоны Рувензори переходят в пологую предгорную равнину, у дороги, ведущей к Вирунге, прячется в зарослях тростников и папирусов озеро Джордж — часть Национального парка Куин-Элизабет. Зелень так укрыла его, что озера и не различить. Близость крупного водоема выдает воздух. Он вдруг делается теплым, парным, насыщенным одновременно и зловонием от разлагающейся болотной растительности, и ароматом трав.
У обочины дороги, возле белого бетонного круга с надписью «Экватор», стоял африканец, дожидавшийся попутной машины.
По его зеленому костюму и форменной фуражке я понял, что он служитель парка, и не без задней мысли решил его подвезти. Служители парка всегда люди разговорчивые, им есть что рассказать и показать.
Африканец оказался смотрителем птичьих колоний островков озера Джордж — Ирангара, Канкуранга и Акики. Он рассказал, что недавно там побывали шведские натуралисты. Одному из них показалось, что среди зарослей Ирангары промелькнула птица китоглав. До сих пор же считалось, что это безобразное создание на длинных голых ногах, с огромным широким клювом, напоминающим раскрытую пасть кита, глазами навыкате и горбом, усеянным редкими серыми перьями, обитает лишь в труднодоступных сэддах суданского Нила. Швед долгое время изучал там эту птицу, доказал, что она эндемик нильских болот, и вдруг увидел ее на озере Джордж. Задерживаться он здесь не мог и поэтому попросил поймать ее трех африканцев, пообещав хорошее вознаграждение.
— Ну и что, нашли китоглава? — заинтересовался я.
— Какое там! На второй день мы, правда, заметили странную птицу г разинутым большим клювом и почти без перьев Но когда ее поймали, оказалось, что это больной марабу, у которого во рту застряла щепка. Шея и зоб у него опухли, так что он совсем не походил на обычного марабу. Наверное, его и видел бвана. Я еще пробыл на острове двадцать дней, но все без толку. Комары совершенно замучили меня, и поэтому я сегодня ушел оттуда.
— Ушел с острова? — переспросил я.
— Да, на Ирангару можно пройти. Остров он только по названию. На самом же деле протока, которая его раньше отделяла, заросла, и сейчас, зная тропу, до него можно добраться по суше.
За Казаньи, небольшой сторожкой в зарослях папируса, дорога оборвалась у извилистой протоки с застоявшейся мутной водой.
— Касинга, — объяснил смотритель, — Если бвана был на Мерчисоне, то видел там крокодилов. Но у нас нет крокодилов. Наша гордость — бегемоты. Их в парке Куин-Элизабет 16 тысяч и большинство из них живут здесь.
Касинга — это созданный самой природой 25-километровый канал, соединяющий озеро Джордж с его западным соседом озером Эдуард. Оба водоема лежат практически на одной высоте; перешеек, по которому идет Касинга, плоский, и поэтому вода в протоке почти неподвижна. Ее идеальную гладь изредка нарушают косяки рыб, следующих из более холодного и не столь богатого кормом озера Эдуард в заросли озера Джордж.
За рыбой на мелководье слетаются птицы — тысячи, десятки тысяч прожорливых пернатых рыболовов. Все птицы кричат, и только задумчивые марабу, подобрав под крыло лапу, меланхолично молчат, часами простаивая на одном месте. Птица эта внешне неприглядная — голенастая, с грязно-розовым отвислым зобом, голой красной шеей и всегда грязными перьями. Но когда смотришь на марабу в компании ее пернатых сородичей — яркокрылых, с вычищенными до блеска перышками, но на редкость прожорливых и драчливых, то невольно проникаешься уважением к этой птице-философу. Всем своим видом подобно дряхлому, но мудрому старцу она говорит: «Да, я не красива. Да, я не могу изящно летать и нырять. Но я презираю суету жизни. В покое, мудрости и самоуглублении смысл бытия».
И только когда голод властно дает о себе знать, пернатый мудрец становится на обе ноги и отправляется к берегу, где всегда можно найти дохлую рыбешку. Или, взлетев в небо, тяжело парит над саванной, пока не заметит там змею или ящерицу. Иногда все марабу вдруг снимаются с места и, вытянув вперед голые длинные шеи, улетают в одном направлении.
Основная масса марабу слетается на берега Касинги лишь в период размножения, чтобы отложить в болотных зарослях и лесах по два-три яйца. Из них вылупляются очень милые, совсем не похожие на родителей, пушистые птенцы. Но как только гнездовой период кончается и дети становятся такими же безобразными, как родители, марабу покидают протоку и переселяются поближе к людям, в рыбацкие деревни, где можно поживиться падалью, особенно рыбными потрохами. Я не думаю, чтобы африканцы симпатизировали этой птице. Людей заставляет мириться с ее соседством сознание того, что марабу делает нужное дело, освобождая селение от нечистот.
Сейчас марабу только высиживали яйца, птенцы еще не вылупились. Но взрослых птиц было очень много. Все акации вдоль Касинги были покрыты белым пометом марабу, которые любят ночевать на их плоских зонтиках,
Смотритель попросил высадить его у парома через Касингу, а я проехал еще с километр до управления заповедника. Еще в Кампале, в министерстве туризма, я запасся письмом к руководству парка с просьбой дать мне проводника в лес Марамагамбо, где я хотел посмотреть одно из немногих в Восточной Африке прибежищ шимпанзе.
Но в управлении меня разочаровали.
— Да, шимпанзе действительно живут на юге заповедника, в Марамагамбо. Но лишь сегодня в полдень оттуда вернулся из сафари богатый американец, любитель шимпанзе. У него во Флориде их целое семейство. И вот сейчас, попав в Уганду, он потратил целую неделю, чтобы посмотреть, как живут его любимцы на воле. В Марамагамбо выезжали с ним лучшие гиды, но обезьян не нашли. А несколько раньше туда же, надеясь сделать снимки шимпанзе, ездил корреспондент «Пари матч», но тоже их не увидел. Шимпанзе — животные капризные, их поведение на воле практически не изучено, и никто не знает, куда и зачем они время от времени исчезают. Есть подозрение, что по лиановым мостам они пересекают реку Ишаша и проводят два-три месяца в соседнем парке Альберт. Но это лишь гипотеза, причины таких миграций не ясны. Да и вообще это район, в котором можно ждать бесконечных неожиданностей. Зоологи почивали на лаврах, думая почему-то, что знают человекообразных обезьян лучше, чем людей. А вот совсем недавно неподалеку отсюда, в лесах Восточного Конго, был открыт новый вид шимпанзе — карликовый бонобо. Этот поток информации обрушил на меня сухопарый англичанин, которому я вручил письмо. Он работал смотрителем парка и, по-моему, знал заповедник куда лучше родного Йоркшира.