Сегодня это церковь и музей, где собрано немало подлинных документов о закате работорговли на Занзибаре. Именно там, где на позорном столбе истязали провинившихся невольников, установлен алтарь. Его красочная мозаика была пожертвована собору мисс Теккерей, сестрой автора «Ярмарки тщеславия». Она была страстной поборницей запрета работорговли.
Над кафедрой собора висит большое строгое распятие. Оно вырезано из ветви дерева, под которым в замбийском местечке Читамбо зарыто сердце человека, больше, чем кто-либо другой, сделавшего для прекращения работорговли, для организации общественного мнения против этого позорнейшего явления XIX века, — великого путешественника Ливингстона.
Собор Христа стоит прямо напротив Бейт эль-Аджаиб, своим готическим шпилем внося явный диссонанс в арабский город. Отсюда, мимо стен древней крепости, под переброшенной над улицей аркой ее укреплений, можно пройти на площадь, где берет начало главная торговая улица города. Здесь самое оживленное движение в Занзибаре.
Вот на велосипеде в длинном белом одеянии едет благородный бородатый старец. Два араба в европейских костюмах, но в красных фесках с кисточками на ходу не то ссорятся, не то обсуждают какую-то животрепещущую новость. Идут женщины, одетые либо в темное буибуи, закрывающее и голову, и ноги, либо в такие яркие, фантастических цветов наряды, что, насмотревшись на них, начинает рябить в глазах. Подобные ткани из набивной хлопчатобумажной материи — канга — очень модны на всем суахилийском побережье. Броский орнамент на них иногда заменяют портреты политических деятелей, экономические лозунги или высказывания из Корана. На носу, сбоку, у многих женщин блестит золотая «заклепка», а на щеках сделаны надсечки и царапины. По их форме и положению можно узнать, к какому из трех местных племен — вахадиму, ватумбату или вапемба — принадлежит красавица.
Раньше на улицах города главным транспортом были рикши. Но несколько лет назад правительство решило, что занзибарцам не к лицу впрягаться в тягло, и в один прекрасный вечер на площади запылал огромный костер из колясок. Теперь на Занзибаре ездят только на машинах. Появились первые такси. Такси носятся по занзибарским улицам на предельных скоростях. На более узких улочках введено одностороннее движение и ходить по ним спокойнее. Можно дольше постоять на месте, осмотреться. На одном из перекрестков узких улочек, на обшарпанной стене дома, где сейчас находится филиал английской пароходной компании «Смит Маккензи», торговавшей в свое время рабами, я остановился почитать расклеенные здесь объявления и афиши. Занзибарцев извещали о гастролях американского джаза Бадди Гай, приглашали посетить вечер, который устраивают строители из ГДР, информировали об изменениях в расписании самолетов. И вдруг среди объявлений я увидел круглую металлическую доску, на которой было написано: «В этом доме с 1841 по 1874 год помещалось британское консульство. Здесь в различное время жили Спик, Бартон, Грант и Кирк. Здесь останавливался Давид Ливингстон, и в этом доме находилось его тело перед долгим путешествием на родину».
Вот это находка! Местные старожилы показали мне все, кроме этого места, откуда начались крупнейшие экспедиции в глубь Африки, где жили самые известные географы, решившие почти все загадки восточной части континента.
Я вошел в дом и объяснил приветливому привратнику, что хочу посмотреть знаменитое здание внутри. Он понимающе кивает головой и проводит меня по высоким комнатам, давая лаконичные пояснения. «Это — стул, на котором сидел Спик, этот сундук оставил здесь Кирк, в этой комнате писал свои дневники Ливингстон…»
Смотрю в окно, где за гладкими стволами пальм, склоняющихся к неправдоподобно голубой воде, желтеет небольшой мыс. Когда-то у этого окна стоял Ливингстон или Бартон. Только на мысу тогда можно было увидеть не загорающих ребятишек, а закованных в колодки рабов, ожидавших погрузки на галеры. Грант, Кирк и их спутники ходили по арабским улицам Занзибара, бывали на приемах у его арабских правителей, отмечая про себя что культура и обычаи местных владык почти ничем не отличаются от тех, какие они видели совсем недавно по пути на Занзибар, в Каире или Адене.
Я подумал, что и сегодня на Занзибаре можно понять очень многое из прошлого Африки. Когда в XIX веке англичане, французы и немцы зачастили в Восточную Африку, уже никто не помнил того, что видели в XV веке португальцы. Не было Великой Килвы, преуспевавших суахилийских купцов и африканских правителей процветающих городов. Был, правда, богатый Занзибар, но на его троне сидели арабские султаны, на всем побережье господствовала культура, носящая явно мусульманские арабские черты.
И европейцы решили, что так всегда и было. Они не обратили даже внимания на то, что арабское название «Занзибар» переводится как «страна черных» и что, следовательно, в былые времена это был африканский остров. В Ламу, Килве, Танге, Малинде и Момбасе — в те годы городах-вассалах занзибарского султана — они также встретили арабов, которым приписали создание разрушенных мусульманских мечетей и дворцов. С Занзибара европейцы начали проникать в глубь континента, но ничто уже не напоминало здесь о величии Мономотапы, ничто не давало ключа к загадке Энгаруки. Они столкнулись там лишь с разрушением, запустением, дикостью и межплеменными войнами, вызванными португальцами и работорговцами.
В литературе появилась версия о том, что Килва и Момбаса — остатки древних арабских поселений. Арабский акцент в суахилийской культуре мешал увидеть ее местные корни, окраску и неповторимую самобытность. Даже язык суахили, на котором в XIX веке была создана подлинная литература, объявили «арабским жаргоном».
Угнетателям всегда легче договориться друг с другом, чем с народом. Навязав Занзибару в 1890 году протекторат, Англия сохранила на его троне султана-марионетку. Арабская знать правила островом по указке из Лондона. Она владела всеми его землями, всеми пальмами и гвоздичными деревьями, судьбами тысяч африканцев, работавших на их плантациях с утра до ночи. Занзибар продолжал быть арабским султанатом на африканской земле.
Но султанский режим не был популярен среди вахадиму, ватумбату и вапемба. Как только последний арабский правитель Занзибара — Сейид Джамшид бин-Абдулла бин-Халифа — лишился поддержки англичан, народ сверг его. Это случилось в январе 1964 года, ровно через месяц после того, как Занзибар добился независимости. Зная, очевидно, настроения своих подданных, молодой Джамшид всегда держал под окнами дворца, смотрящего на океан, быстроходную яхту «Салама». Захватив кое-что из фамильных драгоценностей, он переправился в Лондон. От, политики султан отошел, но прославился громким судебным процессом со своей женой Анисой. Красавица-принцесса обвинила безработного монарха в том, что тот скаредничает и не дает ей достаточно денег для содержания пятерых детей.
Африканские руководители, пришедшие к власти на Занзибаре, отдавали себе отчет в том, что крохотному островку одному будет тяжело идти вперед, отстаивать дело революции. Поэтому 22 апреля 1964 года лидеры Занзибара подписали договор с Танганьикой об объединении двух государств. Слились и их названия. Из двух родилось одно: Танзания.
Преобразования начались на острове буквально на следующий день после революции. На маленьком густонаселенном острове, обладающем к тому же самыми лучшими в Африке дорогами, было легче и проще осуществить то, что пока что очень тяжело сделать в огромной, разобщенной, незаселенной Танганьике: например, национализировать большинство магазинов, передать снабжение в руки государства, позаботиться о том, чтобы жители деревень не чувствовали перебоев в товарах первой необходимости, и т. д.
Раньше Занзибар славился своими магазинами, обилием и относительной дешевизной товаров. Например, некоторые состоятельные кенийцы считали выгодным потратиться на билет, слетать на Занзибар и купить там нужную дорогостоящую вещь, чем платить за нее втридорога в Найроби. На острове существовали льготные пошлины, поэтому сюда стекались самые диковинные товары со всего света.
Сейчас магазинов поубавилось. В центре, где в былые времена на витринах я видел индийские ковры из тигровой шкуры и леопардовые шубы, висят забавные шарики-матрешки из гвоздики — самый ходкий занзибарский сувенир. В дорогих ювелирных магазинах, славившихся слоновой костью и драгоценными камнями, мастера теперь чеканят чайные ложечки. Их делают из серебряных султанских монет. На узеньких улочках, где торговал раньше каждый житель, где каждая дверь вела в лавку, сейчас кое-что закрылось, а товары стали поскромнее.
— Жизненный уровень у нас растет, но он еще не так высок, чтобы покупать тканную золотом парчу, — говорил мне один высокопоставленный занзибарец. — Труженикам Занзибара жарко и без меховых манто. Им нужны ткани для канга, рис, кокосовое масло, мыло, спички, дешевые транзисторы, книги, велосипеды. Все это можно купить в государственных магазинах. Те же импортные товары, что покупали лишь иностранцы, исчезли из национализированных магазинов. Сэкономленным при этом средствам мы находим другое применение.
Теперь у шоссе, связывающего аэропорт со столицей, растут коробки современных четырехэтажных домов. В «Черный город» — Нгамбо — лабиринт глинобитных построек, деревянных домишек, сооружений из картонных ящиков и консервных банок — пришли экскаваторы и бульдозеры, снесли хибары, расчистили площадку под строительст