Что и говорить, обладание тремя столицами — дело не только неудобное, но и дорогостоящее. Все три города расположены на юге, в то время как остальные районы лишены крупных населенных пунктов. Поэтому правительство считает, что Малави необходима новая столица, причем обязательно в центре страны. Так выбор пал на Лилонгве. Малавийцы убеждены, что создание новой столицы оживит центральные районы и «мертвый Север», вовлечет в экономическое развитие ресурсы озера Ньяса, активизирует межрайонную торговлю. Кроме того, ни в одной из нынешних столиц, расположенных среди гор, нельзя построить современный аэродром. Лилонгве же стоит на равнине, и поэтому там возможно создать авиацентр. А это улучшит транспортные связи Малави.
Но денег на строительство новой столицы в малавий-ской казне нет. Большую часть необходимой суммы дала ЮАР, дело идет к тому, что из южноафриканских источников будут получены и остальные средства, необходимые для строительства Лилонгве. И ни для кого не секрет, что это не подарок. «Монополия» на строительство столицы повлечет за собой еще большее проникновение компаний ЮАР в экономику Малави, усилит политическое влияние «белого юга» в этой африканской республике.
Сегодня в Лилонгве еще почти ничто не говорит о том, что со временем здесь вырастет большой город. Несколько стареньких бульдозеров с южноафриканскими номерами копают котлованы, несколько белых геодезистов, расставив в пыли пустошей треноги теодолитов, прокладывают направление будущих улиц. В остальном же Лилонгве — обычный городок, живущий тихой провинциальной жизнью.
В этнографическом отношении, я бы сказал, долина Лилонгве не имеет своего лица. Лет сорок назад здесь были созданы крупные табачные плантации, на которые съезжаются рабочие со всех концов страны. Поэтому краали ангони чередуются здесь с застроенными прямоугольными строениями хуторами яо, а конусообразные хижины чева стоят рядом с домами на сваях, принадлежащими ньянджа.
Ньянджа — это народность, заселившая всю южную часть Малави. Они отличные земледельцы и деятельные торговцы. Чем дальше на юг, тем больше свайных домов за заборами, на которых для продажи вывешены грозди бананов, кукурузы, связки вяленой рыбы. Здесь, подальше от городов, продукты намного дешевле, и поэтому многие водители-африканцы, проезжая мимо, предпочитают покупать съестное «на заборе».
На заборах же вывешивают на продажу круглые циновки с ярким, расположенным по спирали орнаментом. Циновки огромные, по три-четыре метра в диаметре. Продавцов не видно. Но стоит заскрипеть тормозам машины, как из хижин появляются толпы детей и женщин, наперебой расхваливающих товар. Цену обычно ire называют, а спрашивают: «Сколько дадите, баас?» Сколько скажешь, за столько и продают. Деньги — редкость, а труд и время здесь ценят дешево.
Смеркалось, когда я проскочил пустынную, словно вымершую, Зомбу. Вид у города совсем не столичный. Но если столица переедет в Лилонгве, Зомба, наверное, оживится. В нынешних правительственных зданиях малавийцы намереваются создать университет. Уж кто-кто, а студенты не будут сидеть по вечерам дома.
В Блантайре, да и вообще в Южной Малави, я бывал и раньше. И каждый раз, когда я путешествовал по этой части страны, мне приходила в голову мысль о том, что точности ради Ньясаленд следовало бы называть в прошлом не английской, а шотландской колонией. Шотландские миссионеры первыми после португальцев появились на нагорьях Ньясы и в 1876 году заложили Блантайр, назвав его в честь шотландской деревушки, родины шотландца Давида Ливингстона. Сейчас эта миссия разрослась. Ее огромные, из темно-красного кирпича строения занимают два блантайрских квартала, а филиалы разбросаны по всей стране. Шотландская церковь держит в руках все малавийские школы.
Шотландские предприниматели и фабриканты первыми оценили плодородные малавийские земли и побудили своих знакомых и родственников из Глазго — директоров «Сентрал Эфрика компани», «А. Л. Брюс траст», «Эфрикэн лейке корпорейшн» — перевести в Ньясаленд первые тысячи фунтов капиталовложений. Сегодня этим шотландским компаниям и церкви принадлежат около пятисот тысяч гектаров самой плодородной малавийской земли — к югу от Блантайра и в предгорьях Мландже. Между их огромными земельными наделами фермы поменьше. У въезда на фермы прибиты таблички, на которых, как правило, шотландские фамилии: Клайд, Брюс, Якобс.
Выращивают здесь чай. И семена его, что звучит анекдотом, попали в африканскую Малави не из соседних стран и даже не из Индии или Китая, а из Шотландского ботанического сада, из туманного Эдинбурга. Кстати, шотландцы оказались очень оперативными. Поняв выгоды торговли чаем, они успели заложить в Малави крупные чайные плантации раньше, чем сделали это в индийском Ассаме и на Цейлоне предприниматели Лондона и Манчестера. Малавийский чай не отличается высоким качеством, однако для Малави он — главная экспортная культура. На чайных плантациях занято до тридцати пяти тысяч человек.
Ландшафты чайных районов Малави очень напоминают центральную Кению или север Танзании. Здесь те же рифтовые уступы, покрытые темными хвойными лесами, обрывающиеся к жарким долинам. И тот же «неафриканский» климат — холодная ночь, дождь по утрам и удивительные, прозрачно-чистые вечера, когда даже мрачные, почти черные леса из кедра и подокарпуса, спускающиеся с гор Мландже, делаются вдруг зелеными. Солнечные лучи преломляются в дождевых каплях, застрявших среди листвы олеандров, эвкалиптов и тутов, блестят в ярких, вымытых дождем плащах сборщиков чая. Плащи сшиты из желтого или алого пластика, чтобы за рабочими легче было уследить надсмотрщику. Издалека, когда еще не видно фигур людей, эти плащи кажутся огромными цветами, разбросанными по изумрудной зелени чайных плантаций. К этой удивительной гамме красок добавляются оранжевые ленты дорог, разноцветные пятна вспаханных полей и красные среди темной зелени проплешины вырубок на склонах гор. С красными корами выветривания связаны в районе Мландже самые крупные в Южной Африке месторождения бокситов.
От Кении и Танзании этот район отличается тем, что там плато обрываются в рифтовые долины, которым не видно ни конца ни края. Здесь же этот конец виден вполне отчетливо. В Южной Малави соединяются вместе две дуги грабенов, образующих зону гигантских разломов земной коры.
Самый южный конец рифтов занимает долина реки Шире, вытекающей из озера Ньяса и сбрасывающей его воды в Замбези. Как и все рифтовые долины, эта окруженная горами впадина жаркая, засушливая и бесплодная.
Не останавливаясь, я проехал мимо затянутых пеленой пыли, опустевших городов Нсанже, Бангула, Чиромо. Когда-то, говорят, они процветали за счет пароходства по реке Шире. Но потом железная дорога отняла у нее грузы, а сама река начала катастрофически мелеть.
Сотрудники заповедника Ленгве, который недавно создан в долине Шире, рассказывали мне, что решающей для судьбы реки и ее долины оказалась массовая вырубка лесов под чайные плантации и промышленная заготовка древесины. Там, где раньше антилопы ударом копыта могли добыть подземную влагу, теперь образовалась непробиваемая соленая корка. Не защищенная лесом почва сносится в Шире. От этого река мелеет еще больше, ее русло пересекают бары, затрудняющие сток воды из Ньясы. Усиливается эрозия, причем, что интересно, главным образом на землях европейцев, где интенсивно применяется техника, проводится глубокая вспашка.
Конфликт колониальных методов ведения хозяйства с природой сегодня угрожает всей экономике Малави. Ждать уже нельзя. Разрушение естественного ландшафта происходит все интенсивнее, бесплодные почвы наступают на красноземы. От Шире в значительной степени зависят колебания уровня самой Ньясы, а следовательно, площади плодородных аллювиальных почв вдоль ее берегов, будущее орошаемых земель, запасы рыбы, судьбы прибрежных городов и многое, многое другое.
Я ездил по районам, где должны создаваться новостройки, намеченные «проектом Шире»: гидроэлектростанция, плотины, насосные станции, ирригационные каналы. По мнению авторов всех этих намечаемых строек, после их осуществления восстановится нормальное функционирование системы Ньяса — Шире, поднимется уровень воды в реке, обводнится высыхающая долина, в общем район будет спасен. Гидростанция даст энергию для освоения бокситов Мландже, новые орошенные земли — фрукты для консервной и хлопок — для текстильной промышленности, плотина стабилизирует уровень Ньясы, позволит приступить к строительству портовых сооружений. Все это даст работу населению, сократит отходничество.
На бумаге план выглядит весомо и аргументированно. Но с его страниц в долину Шире пока что перекочевала лишь гидростанция «Нкула фоле». Остальные объекты не строятся. Первые турбины ГЭС уже работают, но ввод остальных мощностей также поставлен под вопрос. Дело в том, что Португалия и ЮАР задумали строительство огромной гидростанции «Кабора Басса» на Замбези. Им гораздо выгоднее — и по экономическим и по политическим соображениям, — чтобы Малави покупала электроэнергию у них, а не строила собственные ГЭС. Разработку бокситов также прибрали к рукам промышленники из ЮАР. Таблички с фамилиями шотландцев-фермеров под Блантайром заменяются бурскими именами. Южноафриканским самолетам запрещены посадки на аэродромах почти всех стран независимой Африки. Но с блантайрского аэропорта Чилека я улетал именно таким самолетом.
Осторожно планируя над окутанным туманом аэродромом, самолет медленно начал набирать высоту. С юга, где возвышается овеянная легендами гора Мландже, на Малави надвигались грозовые тучи…
БОТСВАНСКИЕ САФАРИ
То, что Республика Ботсвана — отнюдь не наиболее посещаемая страна Африки, я понял еще в Найроби. Чиновник отделения конторы Кука (да-да, того самого Кука, что помогал маршаковскому мистеру Твистеру путешествовать по белу свету) долго переспрашивал название ботсванской столицы — города Габероне, рылся в толстенных томах авиационных справочников и все же не выдал мне билет в тот же день. Лишь на следующее утро, запросив Лондон, он позвонил мне и сообщил, что лишь два авиационных рейса связывают Ботсвану с внешним миром. Один из них начинается в Йоханнесбу