— А, правда ли, что и хлеба у нас родится мало, недостает для помощи Ново-Архангельску. Ведь, так нас может и прикрыть компания-то, — озабоченно посмотрел он на Ротчева.
Ротчев рассмеялся.
— Я думаю, это и было главною причиною, что ты пришел ко мне докладывать насчет рыбы. Беспокоишься о судьбе форта? Что, нравится здесь, не хочется возвращаться обратно на Аляску — а?
Ефрем почесал затылок.
— Так, это правда. Беспокоятся ребята, очень не хотят ехать назад в Ново-Архангельск. Есть ли какие сведения об этом, Александр Гаврилыч?
Ротчев положил руку на его плечо.
— Не беспокойся, Ефрем и успокой других. Никаких официальных сведений у меня нет, но слухи были. Однако, мне дали понять неофициально, что если мы выйдем на простор, распашем поля за горами, подымем хлеба, так мы останемся здесь навсегда.
— Дай-то Бог, — сказал Ефрем.
— Если что услышу, сразу тебе сообщу, — обещал Ротчев.
— Не дай Бог, если решат покончить с фортом, взбунтуются ребята, некоторые грозят уйти к испанцам.
— Ну-ну, смотри там у меня. Ты, ведь, мои глаза и уши. Не давай им там смутьянить.
— Да, уж постараюсь, Александр Гаврилыч, — ответил Ефрем.
Ефрем, осторожно ступая по траве, удалился.
— Что это, Саша, что-нибудь неприятное, — забеспокоилась Елена.
— Да, нет, ничего. Просто, приходил Ефрем с докладом.
Ротчев сел с дамами, посмотрел на закатывавшееся солнце, видное в широкие ворота форта, на длинные тени протянувшиеся от стен до площади, покрытой густой травой.
— Люблю наблюдать за закатом с этой веранды, — заметил Ротчев, — что особенно замечательно так это то, что каждый вечер, когда я смотрю на закат вот в эти ворота, каждый раз он мне кажется более и более красивым. Никогда не видел я однообразия в этих багровых красках заката… каждый раз что-то новое, новый оттенок. Закаты, которые мы видим здесь, я нигде больше не видел. Знаешь, Леночка, чем больше я живу здесь, тем больше мне нравится здесь, тем больше я люблю Форт Росс. Я настолько привык к этой колонии, к Калифорнии, что мне будет больно расставаться с фортом, когда нам нужно будет покинуть его. С тех пор, как ты, дорогая, приехала сюда я живу полной жизнью, мне ничего больше не нужно. Что еще нужно человеку… красивая природа вокруг нас, эти горы там, охраняющие наш покой, те скалы у океана, сам могучий, седой океан, интересная работа, и… — он приостановился и потом добавил с улыбкой, — и ты… все это вокруг нас мы имеем вместе, живем и ощущаем вместе и вместе идем к нашему будущему. Я надеюсь, солнышко, что и тебе здесь нравится так же, как нравится мне.
— Тебе не надо спрашивать меня об этом, Саша. Ты сам знаешь слишком хорошо, что здесь с тобой я нашла свое счастье.
Наступило молчание. Ротчев и его жена молчаливо смотрели на солнце, быстро опускающееся в океан, на горизонте. Молчаливая Анна сидела позади и также восторженно смотрела на океан. Она вся была какой-то наэлектризованной, чувствовала себя в каком-то экстазе. Теперь больше чем когда бы то ни было, она чувствовала, что она всей душой принадлежала к этой группе смелых людей, пионеров и конквистадоров, раздвигающих границы своей земли. Ее место было среди них, и здесь среди этих людей она хотела остаться на всю жизнь.
Начинало темнеть. Потом они услышали, как закрылась дверь в конторе и заметили согнутую фигуру Николая, торопливо идущего к воротам. Он выглядел так, как будто кто-то крепко прибил его.
Елена и Анна молча посмотрели друг на друга и ничего не сказали.
Ротчев вынул из кармана часы и посмотрел на них:
— Николай, видно, пошел домой после работы, — заметил он.
Дни шли. Внутри форта велись лихорадочные приготовления к празднованию именин супруги правителя Форта Росс. Такого торжества и такого количества гостей там еще не бывало. Приглашения были уже разосланы ближайшим соседям — испанцам, жившим по своим католическим миссиям. Были получены даже ответы из Президио Сан Франциско, где была довольно большая колония испанцев, главным образом семейств офицеров Президио. Даже из далекой столицы — Монтерея, обещало приехать несколько гостей.
Слава о белокурой «принцессе» Елене с Форта Росс уже разнеслась по всей Калифорнии и испанское население с нетерпением ожидало возможности повидать северную красавицу. Главное, многих интриговало то, что она была настоящая титулованная «принцесса».
Вообще-то жизнь форта продолжала идти своим чередом. Слишком много было у всех работы на полях, на рыбных промыслах, в мастерских и, кроме того, нужно было нести беспрерывную караульную службу по охране форта.
Вечерами в доме Ротчевых было оживление Оба ученых, Вознесенский и Черных, всегда были полны рассказов о своих ежедневных похождениях. Обязанностей у них было много. Кроме агрономии и животноводства, им было поручено работать в области ботаники, зоологии и ихтиологии. Все это их страшно увлекало. Каждый вечер они, с увлечением, показывали Ротчевым и Анне свои новые находки: жучков и бабочек, цветов и листьев растений, некоторые из которых были неизвестны в старом свете. Натуралисты были в полном восторге от неисчислимых возможностей в Калифорнии, в области исследований и научных находок. Страна была мало исследована ботанически и зоологически.
Прошло еще несколько дней. Однажды, вечером, за чашкой чая, они заметили, что Ротчев был необычайно задумчив. Обыкновенно веселый, живой, действительно светский человек, он на этот раз о чем то упорно думал и часто отвечал невпопад. Елена, с беспокойством, посмотрела на него и спросила:
— Саша, в чем дело? Тебя что-то беспокоит. Что это?
Ротчев пришел в себя и улыбнулся:
— Ничего особенного, Леночка. Так думал о наших компанейских делах, о судьбе Форта Росс…
Он помолчал немного, потом взглянул на Черных:
— Алексей Николаевич, вот вы все мечтаете о каких-то новых жучках и букашках, лягушках да ящерицах … А, вы знаете, может-быть, я смогу вам кое-чем помочь в ваших исследованиях…
Глаза Черных загорелись.
— Как?.. Чем?..
Вознесенский тихо глотавший чашку за чашкой горячего, душистого чая, тоже взглянул на Ротчева с интересом.
Ротчев выждал немного, чтобы вызвать еще больший интерес, потом тихо сказал:
— Тут я получил кое-какую корреспонденцию из Ново-Архангельска и из Петербурга. Там, всерьез, разбирался вопрос о дальнейшем существовании Форта Росс… Я принял решение через несколько дней выехать в экспедицию, очень важную для нас, как в политическом, так и экономическом отношении. Поеду я в районы Калифорнии еще совершенно неисследованные, далеко внутрь туда за горы. Экспедиция продолжится несколько дней и я решил включить в нее вас обоих, потому что уверен, что вы найдете на нашем пути много нового, что обогатит нашу родную науку. С нами поедет несколько промышленных, вооруженных, конечно, потому что в этом предприятии нам нужна будет вооруженная охрана. Места там дикие и мы не знаем, какой прием нам окажут индейцы.
Удивленный Вознесенский поднял свои очки на лоб и уставился близорукими глазами на Ротчева.
— А … как, далеко-ли … мы … поедем? — слегка заикаясь он спросил Ротчева.
— К сожалению, Илья Гаврилович, я не могу вам этого сказать теперь. Не смею говорить ни о целях, ни о назначении нашего предприятия. Однако, могу вас уверить, что наша поездка будет чрезвычайно интересной и ценной для всех нас. Во всяком случае, эта экспедиция должна принести благожелательные результаты для пользы нашей Российско-Американской Компании и для нашего любимого отечества. Может-быть, в результате нашей экспедиции все слухи о ликвидации форта умрут. Вы, может-быть, не слышали, но мне упорно пишут из Ново-Архангельска о возможности закрытия форта. Будем надеяться, что эти слухи умрут своей смертью, так же как и слухи, возникавшие прежде. Вы знаете, что уже десять лет тому назад об этом поднимался вопрос и потом о нем забыли. Вчера только, разбираясь в бумагах моих предшественников я нашел копию любопытнейшего письма. Я его вам сейчас прочту.
Ротчев встал, подошел к своему бюро, и вынул старое, слегка пожелтевшее письмо.
— Слушайте внимательно. Это письмо было написано нашим правлением в Петербурге, 10 апреля 1829 года, двенадцать лет тому назад. Оно адресовано в Ново-Архангельск, правителю, капитану 2 ранга Петру Егоровичу Чистякову. Прочту вам выдержки: «всякую надежду на хлебопашество в Россе должно оставить…» Видите, уже в то время думали, что Форт Росс не оправдал надежд, как поставщик хлеба на Аляску. Правление стало думать о закрытии Росса, но, все же, решило еще попробовать, если колония сможет сама себя оправдывать. Вот, что пишет правление по этому поводу: «… должны стараться употребляемые на содержание селения Росс издержки, вознаграждать по возможности, другими статьями тамошнего хозяйства…» Как вы знаете, другие статьи тоже не оправдали себя и мы работаем в убыток.
Ротчев задумчиво посмотрел на письмо, потом отнес его в свое бюро и вынул другое.
— Вы, может-быть, господа, не знаете, что кроме экономических причин нашему форту грозит и другая причина, политическая. Все двадцать пять лет существования форта, калифорнийские испанцы все время надоедают нам и требуют нашего удаления с берегов Калифорнии, обратно на Аляску. Никакой реальной силы заставить нас уехать у них нет, и мы, в большинстве случаев, отмалчиваемся и не отвечаем на потоки протестов. За это время Испания потеряла здесь свои колонии и на их месте появилась Мексика, но те же испанцы остались в Монтерее и теперь они уже от имени Мексики требуют нашего ухода. Все это нас мало беспокоит, но есть другая причина для беспокойства. В Калифорнии появилось много американцев и еще больше их проникает сюда всякими правдами и неправдами. Они принимают все меры, чтобы обосноваться здесь и постепенно выжить мексиканцев. Наше правительство и правление компании дают себе отчет в этой угрозе нашим интересам, что подтверждает и это письмо, полученное со вчерашней почтой из Аляски. Письмо правления написано в Петербурге 24 марта 1838 года, то-есть три года тому назад и адресовано нашему правителю в Ново-Архангельске Купреянову. Вот что они пишут: «С удивлением прочитав вашу депешу от 14 июня 1837 года за № 321 и приложенное при оной донесение правителя конторы в Россе Г. Костромитинова о возмущении в Калифорнии и содействии в оном корабельщиков Американских Соединенных Штатов, Главное Правление увидело ясно, какими путями американцы желают достигнуть влияния на обладание Калифорниею. Ваше мнение совершенно справедливо, что со стороны Мексиканцев нам не должно иметь ни малейшего опасения, но должно опасаться скрытых стеснений от Американцев, чему уже и сделан повод заведением Купером вверх по речке Славянке ранчи. Главное правление истинно благодарит Вас как за распоряжение занять под пашни равнины близ залива Бодего, так за улучшение земледельческой работы быками, за позволение купить мулов и отправление туда Чилийской пшеницы, для опыта посев