Если тебе восемьдесят лет, а ты еще кому-то нужен... Лизе после смерти мужа он был нужен, это дед знал совершенно точно.
Игорь умер летом, в свой день рождения. Ему исполнилось пятьдесят. Ксении было десять, Лизе тридцать четыре... В жизни Игорь не любил привлекать к себе внимание. «Я человек камерный, моя жизнь – исключительно мое частное дело», – говорил он. А вот умер он на людях, будто взял реванш за тихую жизнь. День рождения его всегда справляли на даче, там, среди людей, пьяного летнего веселья, тостов под шашлыки, вдруг схватился за сердце и умер. Даже «скорую» не успели вызвать. Лиза стояла посреди растерявшихся друзей и ошеломленно крутила в голове дикую мысль: как же так, взять и умереть при всех... «Инфаркт – вещь коварная!» – пожав плечами, объяснил Лизе врач «скорой помощи».
Первый месяц после его смерти Лиза, словно бусинки, перебирала воспоминания, стараясь нанизать на нитку самые яркие, особенные, такие, чтобы внезапно зарыдать, почувствовать – жизнь кончена! Нитка никак не собиралась. Лиза специально одиночество свое выставляла перед собой и рассматривала, как фотографию, внимательно, растравляя себя, горестно повторяла: «Я одна, одна... Мы с Ксенией сиротки...» И все равно их с Игорем жизнь представлялась ей в виде дремлющей пушистой кошки. И воспоминания приходили в голову такие же уютные, мягкие и сонные. Прозрачные дачные вечера над Ксюшиной коляской, пушистый снег, под которым они вместе катали Ксению с горки, а еще огромные пакеты с подарками под новогодней елкой, а еще однажды к маленькой Ксении пришел абсолютно пьяный Дед Мороз, Игорь снял с него шубу, бороду и шапку и сам Ксению поздравил, а еще желтые пушочки мимозы для нее и Ксении... Во всех воспоминаниях Ксения была третьей...
– Получается, что у нас как будто бы не было жизни! Я не могу вспомнить ничего, кроме пасторальных картинок. – Лиза требовательно смотрела на Машу. Понять ее могла только Маша, ни Ольга с ее здоровым мироощущением, ни тем более мать. – Ну не было у нас страсти, не было ссор и примирений, ну и что же, значит, неправильная у нас была жизнь? Нет, ты мне скажи правду, какая у нас была жизнь? – Лизе казалось, что сейчас они с Машей найдут подходящее для ее жизни слово, и тогда она сразу же откроет что-то важное для себя.
– Ты жадина-говядина, Лиза, тебе вечно чего-то недодавали, то спокойствия, то страстей... Чего тебе не хватает? Воспоминаний, как он тебя бил, пил, изменял тебе?
Маша знала, о чем говорит, она свои личные страсти хоть и преувеличивала, но в ее жизни с бывшим благополучным журналистом всего было в избытке.
– Может, ты просто ищешь себе оправданий? Игорь твой был чистый ангел, в отличие от тебя...
Ну да, были у Лизы любовники, но ведь кратковременные, не тронувшие ее душу, не мешавшие семье, она не виновата, она же только ласковее с Игорем становилась...
Сказать, что жить с Инной Сергеевной было тяжело, значило не сказать ничего. Та не переставая плакала и жаловалась на здоровье, подозревала Лизу в том, что она вот-вот выйдет замуж. Даже если Лиза спускалась за почтой, свекровь была уверена, что та вернется с новым мужем. С Моней будет полегче. К тому же Лизе хотелось квартиру, по-настоящему хорошую квартиру в центре, в ней охотничий азарт просыпался, когда думала, как можно сталинскую четырехкомнатную и родительскую трехкомнатную поменять!
Перезванивались строго по графику: раз в неделю – они, следующую неделю – Лиза. Веточка рассказывала обо всем очень подробно: где были, что видели, что купили. По их описаниям все закоулки небольшого немецкого городка были хорошо знакомы Лизе, а когда она вошла в крошечную квартирку, ей показалось, что она здесь уже бывала. Конечно, по европейским меркам мебель, посуда и бытовая техника были вчерашним днем, но для Веточки немецкий вчерашний день был самым что ни на есть радостным настоящим. Родители были всем довольны. Поправились, каждый день гуляли в парке, любовались лебедями. Веточка два раза в неделю ходила убирать чей-то большой дом, Костя иногда охранял какой-то офис. В Париж съездили. «Разве мы могли об этом мечтать? Представляешь, я – в Париже?» – спросила Веточка. Приятелей завели, сказали, что они тоже из Ленинграда. Так и не привыкли говорить «Петербург», а Лиза уже привыкла.
– Наш самолет произвел посадку в аэропорту Санкт-Петербурга.
Оказывается, она все время, что самолет шел на посадку, просидела, вцепившись в рукав «террориста». Лиза разжала кулак и виновато улыбнулась. «Террорист» улыбнулся в ответ. «Какой милый мальчик, и лицо такое умное, тонкое», – отметила Лиза.
Вырвавшись наконец из душного зала прибытия с чемоданом в одной руке, пакетом в другой и сумочкой, зажатой между плечом и подбородком, Лиза набрала скорость и стала пробираться между встречающими. Из толпы вынырнула Ксения, бросилась ей на шею, в припадке чувств умудрившись одновременно боднуть ее головой и легонько укусить за ухо. Обвитая дочкиными длинными светлыми волосами Лиза слегка пошатнулась, рядом с пышной Ксенией она смотрелась хилым подростком. Лиза локтем вытерла пот со лба, неловко повернулась и выронила сумку. Наклонилась одновременно с дочерью, стукнулась с ней лбами, засмеялась, а когда выпрямилась, поймала чей-то настойчивый взгляд. Лиза еще не узнала уставившегося на нее человека, а сердце уже ухнуло, и сразу пронзила мысль: «Вот дура-то я! Как обидно, что не встречает водитель на офисной машине!» Еще не узнала до конца, но гордо вскинула подбородок и глаза сузила, как кошка. Олег.
– Лиза? Как ты? А я... мы тут сына встречаем... Ты откуда летишь? Сейчас два рейса сразу прилетели, Тель-Авив и Франкфурт. Ты сама откуда?
– Из Франкфурта.
– А сын из Тель-Авива прилетел... Вот он. – Из-за плеча Олега выглядывал высокий мальчик с удивительно приятной застенчивой улыбкой.
Ксения дернула ее за рукав и зашептала:
– А я его знаю, ну то есть не знаю, а мы учимся вместе в Школе журналистов...
– Привет! – узнав Ксению, произнес мальчик.
«Красивый мальчик, породистый. Как Олег. Какое хорошее у него лицо, и красоты своей он, похоже, стесняется», – отстраненно подумала Лиза.
– Надо бы как-нибудь увидеться. Мы тут еще одного человека ждем, он еще не вышел... – растерянно бормотал Олег ей в спину. – Вот моя визитка.
Лиза поставила чемодан, вытащила из сумки визитку и, не глядя, протянула назад руку. Олег вложил ей в руку глянцевый кусочек картона, и она неторопливо, с очень прямой спиной, направилась к выходу.
– Лиза! Чемодан! – Он поднес ей забытый на полу чемодан и ринулся обратно.
Олег взглянул на Лизину визитку и скривился. «Главный редактор журнала... Сейчас каждая газетенка в три листа объявляет себя журналом, надо бы посмотреть, что за журнал...» – почему-то неприязненно подумал он.
«Заместитель генерального директора предприятия...» – прочитала Лиза. «Сейчас любой швейцар норовит назваться вице-президентом».
Лиза плыла.
– Сейчас покурю, и пойдем за машиной, – сказала она Ксении. «Я не собираюсь за ним подглядывать. Только покурю вот тут в сторонке и пойду. За машиной. Интересно было бы посмотреть на его жену... Неужели она не встречает сына? И кто же из всех этих женщин его жена?»
Лиза обернулась и попыталась разглядеть Олега в толпе встречающих. Нереально. И его самого уже не видно за спинами людей, а тем более того, с кем он в этой толпе. Ее вдруг ударило. Аня!..
Тогда, семнадцать лет назад, беременная Лиза в один день обрубила все: и Олега выгнала, и Ане позвонила. Железным голосом сказала: «Ты мне больше никогда не звони. Ты для меня не существуешь. Все». Больше Лиза ничего о них не знала. Не знала и знать не хотела. Первое время гадала, вместе ли они, а потом и вовсе запретила себе о них вспоминать. Помнить об Олеге было все равно что предать беспомощную Ксению, пятьдесят один сантиметр, три килограмма четыреста граммов. Лиза забыла, как будто Олег и на свет никогда не рождался.
Неужели Аня его жена? В этом-то Лиза должна убедиться. Имеет право. Лиза повернулась и вошла обратно в зал. Встала в сторонке, поднялась на цыпочки. Да вот же она! Постарела, с удовольствием отметила Лиза, лицо огрубело. Ну, если честно, красивая, яркая, как всегда была, только лицо чуть опухшее, щеки немного отвисли... И прическа какая-то странная: волосы с немодным красноватым отливом подняты в высокий хвост, как будто ей все еще двадцать, а у самой второй подбородок намечается. А главное, поправилась, не уродливо толстая, конечно, как в детстве, но и не такая худенькая, как Лиза. Так себе, полноватая тетка в кожаном плаще, очень дорогом, но совершенно бабском. Правда, таких пышногубых ярких брюнеток полнота не очень портит. Сама Лиза в короткой куртке и узких черных джинсах со спины казалась подростком. А это... неужели? Додик, Дина... Не старики, конечно, хорошо сохранившиеся пожилые люди, но... Сколько же им лет, около шестидесяти? Почему-то казалось, что Додик с Диной стареть не должны. Боже мой, сколько времени прошло, целая жизнь! Все, она достаточно увидела. Можно ехать домой.
– Я тут подружку из лагеря встретила, сто лет ее не видела, можно я с ней поеду? – верещала Ксения. – Ты не обидишься? Ты же любишь одна ездить!
Лиза кивнула.
Она часто оставляла машину на стоянке в аэропорту. Если ее встречали, Лиза прибывала домой в плохом настроении – слишком резким оказывался переход в повседневную жизнь. К состоянию своему Лиза относилась внимательно, как к капризному прибору, зная, что из неважного настроения может вырасти долгий «плохой» период. Лучше побыть в машине одной, постепенно возвращаясь мыслями из поездки. И сейчас купленный всего полгода назад синий джип «судзуки-витара» пришелся особенно кстати. «У Ани Олег, а у меня джип! И я, между прочим, на него сама заработала, в отличие от большинства дамочек», – подумала она и улыбнулась своим детским мыслям.
Лиза вслух разговаривала сама с собой короткими, рублеными фразами. Это случалось с ней нечасто, только если уж очень волновалась. Так, звуком собственного голоса, она себя успокаивала.