Издатель заявил: «Делай журнал! Даю тебе карт-бланш».
Иметь карт-бланш было страшновато, но Лиза согласилась – не упускать же случай! Она никогда прежде не работала сама по себе, но кто из журналистов работал? Поначалу Лиза впала в панику, но выручил ее всегдашний здравый смысл, да и новичком в журналистике она не была, все-таки с первого курса работала корреспондентом и уже несколько лет – редактором отдела.
Бессмысленно мучиться самой – интересных идей нет и взяться им неоткуда, поэтому главное – набрать правильный штат, самых талантливых, неординарных, способных увлечься, работать за интерес. Привлечь людей оказалось несложным, зарплаты и гонорары в новом издании предлагались сказочные. Лиза набрала штат известных своим творческим подходом редакторов, обозревателей и корреспондентов. Профессионалы выстроились в очередь, и она могла выбирать, наслаждаясь первой в жизни настоящей властью.
Талантливые с головой погрузились в работу, увлеченно придумывали концепцию и макет нового журнала. Лиза неуверенно, с оглядкой выдвигала довольно невнятные идеи и, боясь оскандалиться, даже ничего не написала в пилотный номер. В такой концентрации талантов Лиза, как удар тока, ощутила свою журналистскую бездарность. Правда, шок и отчаяние, как и все ее отчаяния, длились недолго. Да, журналисты были талантливы, но вся эта машина вертелась благодаря ей, Лизе. Она раздавала задания и анализировала предложения, которыми заваливали ее креативщики. Общаться с издателем, проверяя безумный шквал идей на нужность и бесполезность, корректировать и доносить до редакции пожелания начальства, держать все в своих руках, осуществлять связь между начальством и редакцией – это талант ничем не хуже, говорила себе Лиза и постепенно набиралась уверенности. Издатель ее хвалил за ловко набранный штат из самых незаурядных журналистов, за то, что чувствует конъюнктуру. Как-то почти мгновенно Лиза обнаружила, что стала «лицом»: ее начали приглашать на городские мероприятия, пусть и не самые значительные. Лизу настолько повело от ее значимости, что она, исключительно ради соответствия новому имиджу успешной деловой дамы, немедленно завела первую после рождения дочери быстротечную любовь, вернее, не любовь, а любовника. Сказать, что сейчас Лиза не могла вспомнить его имени, было бы явным преувеличением, но никакого следа в ее жизни он не оставил. Как, впрочем, и все остальные. Зато она помнила все, что касалось журнала: давно исчезнувшие тематические рубрики семилетней давности, удачные статьи и фотографии, фамилии всех корреспондентов, когда-либо работавших не только в штате, но и на гонораре. Ей и архив был не нужен, Лиза сама себе была архив.
Она вошла в маленькую комнатку, предваряющую ее кабинет. Вся комнатка – стол и диванчик для посетителей. Секретарша у Лизы завелась не так давно, и самым приятным оказалось то, что в ее жизни появился человек, у которого можно было попросить чашку кофе. И даже получить! Нет, конечно, чашечку кофе в постель по воскресеньям можно было выпросить и у Ксении, но дочь вместе с кофе подавала в Лизину постель и себя, и утро мгновенно превращалось в конференцию по проблемам ее внешности и необходимых ей в ближайшем будущем вещей.
– Представляешь, она входит, а там муж в ее розовом пеньюаре, – лопотала секретарша. Увидев Лизу, она с размаху бросила трубку.
«Далеко же я ушла от той онемевшей от счастья девчонки, что ждала в углу, пока на нее обратят внимание», – вспомнила Лиза свое первое появление в редакции газеты.
– Елизавета Константиновна, вы будете смотреть материалы в номер? – бросилась к ней секретарша.
– Обязательно, Марина, но попозже. Позови ко мне Кротова.
С Кротовым, директором по рекламе, надо было поговорить в первую очередь. Разговор неприятный, но после того, что она пережила в начале своей карьеры главного редактора, Лизе любой неприятный разговор был нипочем.
...Тогда, почти семь лет назад, они делали пилотный номер мучительно долго, без нескольких дней три месяца. Не было готового макета, корреспонденты писали не за гонорар, а по договоренности, зарплату должны были выплатить только после выхода номера. Фактически все они тогда работали бесплатно. И договоров не было ни у кого. Так было принято, они же все свои.
Только команда выпустила пилотный номер, только Лиза немного расслабилась и закружилась в успехе, как поступило распоряжение, простое и ясное: всех уволить! Но не просто уволить, а уволить, не выплачивая зарплату.
«Как же так? Без зарплаты? – растерянно спросила издателя Лиза. – Люди же сделали всю черную работу, фактически создали журнал!» Издатель пожал плечами: мол, ничего не знаю, сам таких вещей не решаю, разбирайся как хочешь. «Но они же пришли ко мне, я сама набирала штат, ты сказал, чтобы я нашла самых талантливых...» – убитым голосом произнесла Лиза, понимая, что зря сотрясает воздух. Люди не знали владельца, не были знакомы с издателем, они пришли к Лизе, поверили ей, и теперь она должна сделать подлость...
Ей было понятно, о чем думал сидящий перед ней издатель, почему смотрел на нее так значительно и молчал. Он же дал ей карт-бланш, и теперь она должна отрабатывать. Умеешь кататься, умей и саночки возить! Таких, как она, тоже много... Лиза слышала эти слова так ясно, будто он их произнес. Она должна выбирать, с кем она – с издателем и владельцем либо со своими, с журналистами... «Меня подставили, вернее, даже не подставили, а не объяснили правила игры, – думала Лиза. – А что я могу?» Она знала, какой сделает выбор, но перед собой делала вид, что раздумывает.
«Сегодня ты уволишь их, а завтра меня! Заключи со мной договор, – потребовала она, – я должна себя обезопасить». Издатель кивнул. Конечно, с Лизой договор заключат. Лиза уволила всех.
Журналисты, которых выгоняли без зарплаты после нескольких месяцев тяжелой работы на чистом энтузиазме реагировали по-разному: не верили, удивлялись, презрительно смотрели, требовали, молча поворачивались и уходили, плакали, грозили подать в суд. «А мы с вами договор не заключали», – говорила Лиза ошеломленным людям, как ей велели. Это было правдой, кому же могло прийти в голову, что их так бессовестно обманут?
Первая ее настоящая зарплата была фантастической. Лиза принесла домой тысячу долларов, положила деньги на стол и долго рассматривала. Разделила на две кучки: в одной пятьдесят долларов – зарплата, которую она получила бы в газете, в другой – девятьсот пятьдесят...
Она набрала следующих, тоже способных. Их было много. Всем опять посулили хорошие гонорары и зарплаты, всех еще раз уволили. Попробуй объясни людям, что она только исполнитель чьей-то воли, а вовсе не изверг рода человеческого. Ну и какой смысл с ветряными мельницами бороться? Уйдет она со всеми вместе из солидарности, на ее место завтра же возьмут другого, и кому от этого будет легче? Этому другому достанется зарплата в тысячу долларов, почет, власть, приглашения на тусовки... С Лизой в журналистском кругу перестали здороваться, она тут же вспомнила, как всесильная Мадам в глаза заглядывала... И приняла на работу уже тех, кого прислал издатель. Не талантливых, зато своих.
Журнал набирал силу. История с увольнениями запомнилась только тем, кого она непосредственно коснулась, остальные Лизу давно простили. Лиза после того, как заглянула по очереди в глаза всем тогдашним уволенным, научилась работать с людьми по-настоящему, понимала, что справится теперь с любой ситуацией. И журнал – единственный в городе! – продержался столько лет, да еще с бессменным главным редактором. Лиза сама придумала название, солидное, однозначное, постоянное: «Журнал», просто «Журнал». Остальные издания исчезли после одного-двух номеров, все эти бесконечные «Наташа», «Анна», а «Журнал» остался. Два раза поменяли издателя, уже и владелец другой, а Лиза осталась. Она гордилась тем, что выпускает не просто издание для домохозяек, а качественный семейный журнал с интересными статьями и любопытными темами. Они не ограничивались извечными дамскими проблемами – где отдыхать, что купить, как обставить дом, – включали и приличные обзоры, статьи о кино, театре, книгах.
После выпуска двух первых номеров на них свалилась жуткая новость. Выяснилось, что «Журнал» нерентабельный. Печатались тогда в Финляндии, в Питере не было ни мощностей, ни бумаги, таможенные услуги стоили столько, что страшно было представить.
Издатель ругал Лизу, как первоклассницу, только что ремнем не грозил, кричал: «Уволю!» Лиза тогда от испуга начала метаться, зачем-то требовать ненужной и невозможной дисциплины, в панике ввела присутственные часы. Визжала истерически: «Все должны сидеть в редакции!» А где там было сидеть, на всех одна комнатенка, куда приходили только сдавать материалы, а все вопросы решались на бегу, по телефону или в многочисленных кафе... Лиза сидела в прокуренной комнатенке, звонила всем по очереди: «Почему ты не на работе?» – «А какого черта, почему я должен, если все не на работе?» – следовал стандартный ответ. Один корреспондент незатейливо Лизу послал. Она тогда уронила голову в бумаги и заплакала. Дня три вот так кричала, звонила и плакала, а потом собралась, посоветовалась, да и сама кое-что придумала. У них тогда было мало рекламы, да и оценивали они свои полосы недорого. Она уволила нескольких профессиональных журналистов и на свой страх и риск наняла безработных инженеров, голодных, злых и сообразительных. Рекламная служба очень любит положить себе в карман. Бывшие технари принесли ей в зубах рекламы столько, что следующий номер вышел в ноль. Создали грамотную агрессивную рекламную службу, заработали репутацию, и постепенно респектабельная реклама сменила крошечные навязчивые модули. Тогда Лиза повысила расценки. Наконец выпросили, добились дорогой рекламы, и вскоре появилась прибыль.
– С приездом, Елизавета Константиновна! Прекрасно выглядите! – В кабинет вошел директор по рекламе.
– Сергей Викторович, не мне вам рассказывать, что наш журнал не окупается розницей, а только рекламой, предпочтительно постоянной, из номера в номер, – размеренно, словно учительница начальной школы, говорила Лиза. – Крупными рекламодателями я занимаюсь сама, остальное всегда отдавалось на откуп менеджерам. Почему в последнем номере появилась дешевая реклама? Это не соответствует нашей репутации. Последнее время совсем зарвались. Будем увольнять.