[1]
охоту начинает, на воздух добычу выталкивает, чтобы снизу с поворотом на зуб взять. Челюсти словно кинжальная пила, а остротой что та бритва…
Оборотень была уверена, что врет лупоглазый моряк. Вовсе не такие повадки у шпуроса. Но самой никак не вспомнить (слово-то есть, да самой этой рыбы не видела). Грузчик глянул на добычу, послушал треп, поскреб щеку, видимо вспомнив, что бриться пора, вернулся на нос и взялся править бритву. Мимоходом кивнул — Лоуд ухмыльнулась под мешком. Значит, верно угадала — знак подали. Будет дело — любопытно с тритонами познакомиться.
— Вот зачем тебе нож? Все равно не отобьешься.
— Для достоинства, — огрызнулась Лоуд. — Вообще закудхал меня всмерть. Я, как не крути, на переговоры иду. А какой из меня переговорщик, если я в мешке почти три луны сижу? Рабыня с ошейником, винтом и гадостным обликом.
— Ладно, цепляй на пояс, если так уж надо. Только для достоинства я тебе бритву припас. Ту бабу сюда давай-ка…
Ножны успокаивающе оттянули ремень, Лоуд сидела в обличии «своей» тетки, срезаемые с головы пряди падали на колени. Видел Грузчик в темноте неплохо — все ж не человек слепой-никчемный — но за свои уши оборотень опасалась.
— Все, — буркнул десятник, смахивая с плеч соучастницы клочья.
Лоуд пощупала голову — наверху волос осталось не больше, чем на башке у самого Грузчика. Выглядит, наверное, так же ужасно. Но явно стало полегче себя держать.
— Привыкнуть надо.
— Иди, пока ждать будешь, привыкнешь.
Оборотень приняла облик, что последние дни тайком примерить пыталась — десятник отшатнулся.
— Твою шмонду!..
Видимо, облик тритона, если и не очень точно копировал морского дарка, то впечатление производил. Вот только говорить с такой мордой было сложно. Лоуд вернулась в «свое» обличье.
— Ты что-то попроще изображай, — с угрозой посоветовал Укс. — Не знаю как тритоны, а я за такую образину…
— Попробовать-то надо, — оправдалась оборотень. — Так пойдет?
Десятник оценил в меру молодого, достойно одетого моряка — Лоуд как-то рассмотрела полусотенника из штаб-братьев — очень привлекательный парень, сложен ладно, глаза такие безумно-наглые, взгляд высокомерный. Хорош красавчик, эх, так бы и взять такого на «перо». Ну, с игрой придется подождать, а облик вот он. Пусть в деталях и есть различия, да и как столь вызывающе голову откидывать оборотень пока не поняла…
— Ничего, — в сомнениях буркнул Укс. — Но слишком смазлив. Едва ли тритоны на эту гладкость падки.
— Посмотрим… — оборотень скользнула в тень береговых камней.
Впереди маячили смутные фигуры скучающих в оцеплении штаб-братьев, Лоуд скорчившись под прикрытием глыбы, сделала несколько шагов в воду — накатила волна, обдала брызгами. Слизывая соленые брызги, оборотень подумала, что ей очень не хватает моря — проклятый мешок всю радость отсекает. Волна омыла до бедер — холодная, уже почти осенняя. Приятная волна…
Лоуд сдвинулась во мрак короткого грота. Море разговаривало эхом тысяч голосов, частью уже узнанных, частью полузнакомых. Крабы и мальки черноперки, улитки и морские черви, молодь сардил… Ну, и еще кто-то рядом был. Пустоголовая оборотень не помнила, откуда это знает, но верное чувство вовсе и не требует точного слова и формы. Лоуд не удивилась, когда после отступившая волна оставила над водой две торчащие головы. Приветственно подняла ладонь.
— Ы-ыыыыы. Ооооо? — трудно вытягивая звуки, спросила одна из голов.
— Я. Враг. Этих, — оборотень махнула рукой в сторону костров…
…Когда Лоуд вернулась, Грузчик лежал на плаще, делал вид, что спит. Второй плащ, набитый сухими водорослями и украшенный цепью, изображал груз. Оборотень полюбовалась на себя фальшиво-цепную — очень похоже, вон, даже колени угадываются и прошептала:
— Сделают. Завтра детали уточним и сделают. Им чуть-чуть помочь нужно, а так вполне злы и готовы.
— Ловко, — сказал из-под капюшона десятник. — Возьми сухую рубаху и рассказывай.
Лоуд скинула мокрое тряпье, блеснула роскошью белой груди.
— Нельзя без этого? — явно поморщился невидимый Грузчик.
— Без этого скучно, — объяснила оборотень. — Да тебе уже и не мешает.
— Да, уж. Ты, кривоногий букет человечьих красот, к чему угодно приучишь. Так что тритоны?
Лоуд начала рассказывать…
На следующую ночь встретиться с союзниками никак не удавалось — корабли сгрудились плотно, оцепление штаб-братьев и носа не давало высунуть. Лоуд выбралась лишь под утро. С облегчением убедилась — ждут. Аж впятером. Хотелось рассмотреть тритонов-воинов, но не до того было. Договорились в следующую ночь и начать…
Когда оборотень вернулась, лагерь уже проснулся, Укс нервничал, собирал вещи.
— Твою ублёвую душу, чтоб ее Слово вечно жопой жевало. О чем думаешь, кривоногая? Попадемся.
— Не шипи. Как смогла.
— Да я уже куклу два раза собирал и раскладывал.
Тут Лоуд осенило — кукла! Конечно, есть такое слово! Именно кукла!
— Грузчик, мне игла, нитки и ткань нужны. Еще палочки…
— Вечерком обернешься белобрысой шмондой и к парням сходишь — палочек вдосталь отхватишь. Живо в кривоногого вселяйся!
— Ладно, вешером не до того будет, — уже прошепелявила оборотень в привычном образе, выжимая подол рубахи. — Но нитки мне ошень нужны…
Днем Лоуд пыталась сплести хоть самую малую куклу. Кое-что получалось — оборотень улыбалась в духоте своей истрепанной «тюрьмы», но сдерживала себя — нельзя же весь мешок на нитки раздергать?
…Союзники пытались помочь плыть — поддерживали прохладными четырехпалыми ладонями — Лоуд уклонилась. Оборотень, хоть и пустоголовая, но тонуть не собирается. Вот, крабье вымя, может, из-за пустоголовости так легко и плывется?
Она наслаждалась свободной водой — не надо прятаться, не надо опираться о камни, шелест разбивающихся о береговую твердь волн остался позади. Вода соленая, знакомая как… как что? Забылось…. Ну, ничего, будем живы, вспомним. Тритоны плыли рядом — двое чуть впереди — иногда показывали над черной волной головы и наконечники острог. Двое других ныряли сзади. Видимо, не доверяют нежданным союзникам, и правильно. Слишком похожа оборотень на человека. Хоть и доказывала свою дарковскую природу, но все равно весьма сомнительное существо. Это они еще Грузчика не видели — ведь вылитый человек, если не знать.
Один из тритонов поднял над водой острогу, указал направление. Лоуд и сама не терялась — там барка, никуда не делась. Хвостатые дарки обходили цель мористее, оборотень точно так же сделала бы.
На выходе из бухты волнение стало сильнее — Лоуд мягко взлетала с волной и видела огни на мачтах. Рядом с баркой стоял на якоре один из диер — кажется, «Каппа» — оборотень слегка путалась в опознаниях: из мешка силуэты кораблей не очень-то удобно изучать. Неудачно встали корабли, близковато. Если вахтенные толковые, могут поднять тревогу.
Оборотень ощутила, что тритонов вокруг стало больше — нарочно всплывают, интересно им взглянуть в лицо береговому шпиону. Мелькнуло еще что-то продолговатое, странно безрукое. Ого, дельфины! Значит, не врут моряцкие байки. Один из дельфинов, самый горбатый, мгновенно приблизился, описал круг, кося любопытным глазом. На глянцевой спине разумной рыбы
[2]
лежал тритон. Скользили-струились по спине мокрые кудри, блестела смуглая кожа, непонятного во тьме оттенка, блестело ожерелье на шее. Девка, что ли? Кто их, рыбьехвостых, нравы разберет. Нет, грудка аккуратная, но заметная. Нормальная девка, не ющец какой-нибудь разукрашенный.
Нормальная девка с хвостатыми ногами ласково погладила по шее дельфина, предлагая союзнице цепляться. Оборотень ухмыльнулась и взялась за плавник — не устала, просто интересно же. Морской скакун мягко потянул вперед, показал свою силу — Лоуд удобнее подняла голову — скользили во тьму, приближался огонь на мачте, мелькали спины тритонов, почти не выныривающих, скользящих под водой вблизи — о, боги, какие же они быстрые!
Ближе к барке дельфина пришлось отпустить. Угловатый борт большой лохани заслонял стоящую чуть мористее «Каппу». Лоуд показала знаком, что нужно подождать — старший тритон кивнул. Оборотень лежала на баюкающей воде — то плавно возносилась к звездам, то опускалась в блаженную пропасть моря. На барке движения заметно не было. Спят? Второй, блеклый, фонарь горел на корме. Ну, спят — не спят, пора рискнуть.
Лоуд плыла медленно, стараясь вообще не плескать. Тритоны исчезли — скользили где-то в глубине. Интересно, что они думают, глядя на мужское тело, одетое лишь в ремень с ножом? Наверное, морщатся — бледная двуногая тварь без единого плавника. Кстати, нож в воде как-то иначе нужно носить, а то норовит и не-плавник отбить. Помнила ведь пустоголовая оборотень что-то важное о морских ножах, да забыла…
Корпус барки, грубый, в толстом слое смолы… Шелест брезгующих разбиваться о нелепое корыто волн. Якорный канат, но по нему лезть неблагоразумно — скорее всего, один из вахтенных именно на носу и сидит. Лоуд направилась ближе к корме: там низкая надстройка, должна от взглядов прикрыть. Хоть частично…
Коснулась смолистой шкуры корпуса — уныло поскрипывала барка, на жизнь жаловалась. Сейчас поможем. Возникли рядом тритоны, глянул вопросительно красавец с темным точеным лицом — Лоуд кивнула. Подняли из воды — бережно, в восемь рук, нижние тритоны поднимали уже своих собратьев, оборотню показалось, что она взлетает на вершине живой пирамиды растущей вдоль черного борта. Вот и планширь…
…Скрипел, покачивался широкий корпус барки — висел на борту бледной личинкой голый человек, заглядывал осторожно, ждал, когда с него вода стечет. Лоуд слышала негромкий разговор, но вахтенных не видела. На борту должно быть не меньше пяти рыл…
Подтянувшись, оборотень закинула ногу на планширь — эх, ублёвое дело, тело-то мускулистое, а силы ему от какого-то иного, куда поскромней, достались. Ничего, справимся…