— Ты, господин, так не говори. Неразумно.
Карлик поджал губы:
— Опять пугаете? Прошлый раз мне пытками грозила, теперь грубого бореда привела. Что за нравы? Пожалеешь вас, окажешь сочувствие…
— Ты меня за что в прошлый раз жалел? — глухо спросила Лоуд.
— Как за что⁈ Кто мне тут печальную историю плел? Кто неловкие соблазны показывал? — хозяин обвиняющее ткнул пальцем-сучком. — Ты и кривлялась.
— У меня неловких соблазнов не бывает, — с трудом, но сдержалась оборотень.
— Неужто⁈ — восхитился карлик. — Я в женщинах разбираюсь. У меня жена была, истинная красавица.
— Эта карга, что ли? — Лоуд кивнула в сторону двери.
— Оскорбить желаешь? Я женат был, когда родители твоих родители, столикая, еще и спариваться не умели…
— Подождите. Я не пойму ничего, — вмешался Укс. — Что тут прошлый раз-то было?
— Так совета твоя многоликая срамница просила. Я объяснил, что ее одноглазый, что вроде бы глаза отращивает, вовсе не цэклоп. Те нормальные дарки, с умом и в крепком теле, привычки шляться далеко по морям не имеют. Так что пусть своего недруга в иных местах поищет. Да и вообще отрастить себе второй глаз нельзя. Этот-то искомый лихач, явно человек и заведомый жулик…
— Бред какой-то, — морщась, заявил боред.
— И я говорю, боред, что это бред, — согласился хозяин. — Если твоей бабенке охота в месть играть и по океану впустую бегать, пусть в других местах шныряет. Вот и весь мой ценный совет. Кстати, слушай, а что у вас в Сюмболо совсем крылатых не осталось? Мне бы для летописи записать. Такое племя — и по-глупому выродилось…
Укс и оборотень одновременно метнулись через стол. Но мелкий хозяин был начеку — мгновенно соскользнул с кресла, выругался откуда-то снизу. Десятник нырнул следом, панически заскрипела древняя мебель.
— Где он, припёрок⁈ — зарычала Лоуд, лежащая животом на столе.
— В углу. Нора здесь, — рявкнул невидимый Грузчик.
Оборотень прыгнула к углу — под ней рассыпалось ветхое кресло. Укс лежал во тьме, силился протиснуться за огромный шкаф:
— Узко здесь!
Лоуд мгновенно приняла облик рыжего мальчишки, проползла по спине хозяина: нора уходила под пол между шкафом и стеной. Втиснулась в щель — впереди слышалось шуршание. Оборотень ползла меж угловатых камней, пытаясь настичь беглеца — дотянулась, схватила за сапог. Карлик лягнулся, Лоуд почувствовала, что сапог в руке полегчал, попыталась протиснуться дальше, но лаз стал совсем узок. Беглец что-то неразборчиво крикнул, затихло…
Назад оборотень выбиралась долго, приходилось пятиться, дважды чуть не застряла.
Укс сидел на столе среди раздавленных табличек.
— Ушел?
— Едва не прижала ющеца поганого, но там и крысе не протиснуться — Лоуд взмахнула трофеем.
Десятник нюхнул сапог, содрогнулся:
— О том, что ноги можно мыть, ему, видимо, в последний раз жена-покойница напоминала.
— Ничего. Я его умою, — Лоуд потрогала ножны на боку. — Вернется, никуда не денется.
— Пожалуй, он не такой уж пустоголовый, — пробурчал десятник.
— Вот я ему плешивое темя вскрою…
Тихий треск прервал дискуссию — соучастники уставились на стоящий на шкафу горшок — по пыльному сосуду ветвились трещины, из появившихся прорех резво поползли темные пятна.
— Миловцы! — подскочил со стола десятник.
Пауки сыпались по шкафу на пол, слышался шорох сотен лапок.
— Иллюзию колдун творит, — не очень уверенно сказала оборотень, отступая к двери.
За спиной громко зашипело — Лоуд обернулась, выставляя нож — с косяка свешивалась гибкая темная тень. Укс ударил своим посошком — сшиб на пол тяжелую плеть змеи. Светильник потух, потянуло запахом плохого масла и мускусом. Соучастники поспешно проскочили в дверь: за спиной тьма шуршала, шипела и шевелилась.
— Постой, каргу с собой прихватим, поговорим, — прохрипела Лоуд.
Старуху найти не удалось. Зато оборотень обожглась о совершенно холодную с виду сковороду, на Грузчика упала шкатулка с десятками на редкость острых стило.
— Иллюзии, говоришь? — спросил Укс, раздавливая очередного паука-миловца — тот с мокрым чмоком лопнул под подошвой, но из-под занавеса бежали десятки новых…
Соучастники выскочили на улицу. Вытирая кровь с исколотой шеи, десятник заметил:
— Если он действительно колдун, то разумнее тебе было предупредить заранее.
— Так разве я помнила?
— Ну, теперь-то вспомнила?
— Частично.
Пока возвращались к убежищу у кладбища, Лоуд кое-что рассказала. Не всё, естественно. Всё хозяину знать было незачем.
…— И этот одноглазый отрастил себе второй глаз.
— Маловероятно.
— У меня были верные сведения.
— Откуда?
— Не помню. Но определенно верные. Иначе я бы не пошла в такую даль.
— А откуда ты шла?
Лоуд неопределенно махнула рукой:
— Полагаю, с запада.
— Почему ты так полагаешь?
— Есть такое чувство.
— А то чувство подсказывает зачем ты гонялась за отдельно взятым человеком, явным бродягой и вором? Больше прирезать было некого?
— Думаю, он мне должен. Слушай, хозяин, я мало что вспомнила. Нужно подумать.
— Думай, — согласился десятник и продекламировал:
— Так людоедка, истомленная нэком, много скитавшись,
К должнику своему возвратится и месть совершит. А быть может, там он,
Серебро приготовил, и выю покорную гнет у постели раскрытой, обещая процент задолжалый…
Рабам при надсмотрщиках разговаривать запрещено, и это хорошо — Лоуд куцые мыслишки хиссийских невольников не очень понимала, а здесь брели рабы даже не местные.
Повозки катили довольно ходко, временами рабам, двигавшимся следом, приходилось переходить на рысцу. Облик полуголого двуногого животного с огромным тавром между лопаток и веревкой на шее оборотню не слишком нравился, но это был самый простой способ попасть в Сарап. Тамошние приказчики закупили подешевевшую в городе черепицу — строиться в предчувствии войны в самом Хиссисе желающих было немного — и теперь везли товар в таинственный поселок. Рабы были взяты для погрузки товара, правда, Лоуд этого развлечения избежала — подменила раба-счастливчика чуть позже, когда тех кормить привели. Настоящий клейменый уже отдыхал — Укс обещал труп надежно припрятать.
Дорога была скучной: пыль из-под колес, редкие окрики надсмотрщика, грозящего плетью. Да и двигались не вдоль моря. Лоуд шла в паре с высоким, унылым рабом, судя по спине, с плетью весьма хорошо знакомым. Да, кормят этих закудханных чуть лучше чем братьев Храмового флота в боевом походе. Лупят, разговаривать запрещают — видимо, рабы уж точно не люди, их даже убивать неинтересно. Лоуд размышляла над тем, что, собственно, полезного можно узнать в Сарапе? Грузчик полагал, что там может быть интересно, но он к Пришлым всегда неравнодушно относился. Оборотень пыталась вспомнить, что знала о Пришлых до «пустоголовости» — понятно что что-то знала, но, видимо, ничего особенного. Ладно, из любопытства можно взглянуть.
Глава 14
Пыль, скрип колес. Дело шло под вечер, а кормить и не собирались. Наверное, на месте ужин будет. По расчетам, выгодная черепица ближе к закату в Сарапу прикатит. Работать на Пришлого оборотню не очень-то хотелось, одной ночи чтобы осмотреться и уйти должно хватить. Грузчик будет ждать между дорогой и берегом — не должны разминуться. Пока сложность составляло лишь поддержание иллюзии — нож из-под набедренной повязки так и пытался выпятиться. Говорил десятник — «оставь свой, возьми железку поменьше», но куда ж без Белоспинного?
Наконец открылась бухта, причалы. Лоуд пыталась рассмотреть корабли: стояли барки, местные униры, еще что-то, прикрытое парусиновым тентом (да, есть такое слово). Толком разглядеть не удалось, пришлось уделить внимание стене вокруг поселка. Вполне крепостная стена, с невысокими, но крепкими башнями. Наблюдатели на башнях стоят, вот один замахал флагом. Подальше от стены, за дорогой, зеленели сады. Сад окружала ограда: заостренные колья, между ними вплетены ветви сухого шиповника — топорщатся колючки. У тенистых ворот торчала пара охранников с копьями…
Дальше Лоуд стало не до наблюдений — повозки вкатили за ворота поселка, и сразу начали разгружаться. Пришлось метаться как ошпаренной, бережно складывать черепицу. Орали надзиратели. Оборотень содрала себе два ногтя и все равно трижды заработала плетью по спине. Боль была жгучая, невольно заорешь. Впрочем, другим рабам тоже перепало, и выли от боли они даже погромче. Порядок в Сарапе был понятный: болтать нельзя, визжать позволяется.
Опомнилась оборотень только в загоне. Уже темнело, надзиратель отсчитал десяток — рабы суетливо запрыгивали в низкую дверцу, последний заработал плетью по тощей заднице. Рядом, отделенные деревянной решеткой, теснились другие загоны. Видимо, рабов в Сарапе было больше, чем считали завидующие горожане Хиссиса. Разом замолк большой двор, закончили визжать пилы, стучать молотки. Только с конюшен доносилось ржание лошадей и рев ослов.
Лоуд сообразила, что нужно выбираться. Что из этой клетки секретного увидишь? Лохань в углу для дерьма? В целом загон был на удивление чистым, солома рассыпана свежая. Рабы сидели в молчании, нетерпеливо смотрели во двор. Понятно, ужина ждут. У соседнего загона уже слышалась возня — судя по всему, жрали там клейменые. Наконец, поднесли пищу и к клетке в которую пустоголовая оборотень забралась. Рыбы, сглатывая слюну, смотрели как в длинную колоду-корыто наливают теплое варево. Потом кормушку вдвинули в загон. На одном краю колоды лежала стопка лепешек. Рабы по одному подползали, разбирали хлеб. Лоуд догадалась, что момента лучшего не будет, поползла последней, неловко опираясь рукой о край корыта — одноклеточники смотрели удивленно, но вопросов не задавали. Пока оборотень добралась до лакомства, флакон со снадобьем опустел. Понятно, что равномерно рассыпать «приправу» не удалось, ну, не обидятся же соседи. Оборотень,