четырехгранного наконечника… Второй часовой уже видел гостя, глаза расширились, начал поворачиваться и наклонять копье с сияющим листовидным наконечником… Укс почувствовал что древко дротика, насквозь продернутое через горло первого воина, освободилось. Легкое оружие совершило обманное движений — противник инстинктивно начал подставлять щит, но дротик-дуновение невесомо обогнул защиту, вонзился в подмышку часовому, точно найдя пройму панциря. Укс выдернул глубоко ужаливший наконечник… За спиной лязгнуло — первый часовой, наконец, упал на колени…
Тичон получился недурным, но тонкое древко становилось слишком скользким от крови. Укс обтер оружие о полу белоснежного хитона павшего часового. На ступеньки вспрыгнула оборотень:
— Восторг! Пополам мне провалиться, я и разглядеть почти нечего не успела! Хозяин, только соизволь мигнуть, вылижу от яиц до пяток и обратно до задницы. Жажду!
Укс не выдержал, усмехнулся:
— Не сейчас, многоликая.
Шпионы скользнули в дом: мраморный мозаичный пол, живые цветы в огромных вазах. Слуга в синем хитоне поднял голову от щетки и шайки с водой, но удивиться вторжению не успел. Дротик ударил в середину лба — человек с опозданием взмахнул щеткой, словно пытаясь отразить оружие, повалился на пол. Удариться древку о мрамор Укс не позволил, выдернул оружие — во лбу слуги осталось аккуратное отверстие. Не изменяет пока рука бескрылому бореду.
Укс уже был на лестнице. За спиной выругалась оборотень.
— Не отставай! — прошипел десятник.
— Так скользко! Нашли когда пол мыть…
На втором этаже дротик-тичон взял жизни двух служанок. Укс бил в сердце — вторая из женщин и увидеть свою смерть не успела. Десятник, прислушиваясь, вновь вытер липкие ладони о тончайший льняной хитон покойницы.
— Куда дальше?
Лоуд, разочарованно стоящая с чистым ножом, показала:
— Там, вроде, их покои.
Напарники проскочили мимо зала с огромными окнами, здесь было светло как под открытым небом, стояли обеденные ложа и столы, большая арфа. На стенах висели странные картины — Укс невольно глянул — чем же это нарисовано?
Дальше опять проходы-арки, комнаты…
— По той стороне, — взмахнула ножом оборотень. — Ага, слышишь?
Мелодию напевали тихо, но Укс узнал — один из гимнов матери Орифии. Фальшивый и тонкоголосый, жутко перевранный, но, бесспорно, он.
— Э, брось, хозяин, подзаглотство пустое, — похоже, Лоуд обеспокоилась.
Укс заставил свои челюсти разжаться:
— Идем.
Он толкнул дверь, из-за которой раздавалось кощунственное «пение»… Светлая комната, на скамье из белого лакированного дерева полулежала молодая женщина, за ее спиной стояла служанка, укладывала светлые волосы красавицы в сложную прическу. Светловолосая шмонда поперхнулась на полуслове, Укс оказался рядом, сдерживая силу, ткнул тупым концом древка в живот мерзкой певунье. Лоуд уже держала служанку.
Госпожа скорчилась, держась за живот. Оборотень, бодря служанку клинком у горла, спросила:
— Детишки где?
Побледневшая в тон хитону служанка кивнула на боковую дверь.
— Вот и хорошо, — Лоуд ударила прислугу ножом в печень.
Госпожа, так и не разогнувшись, глянула на легшую на пол служанку, захрипела, видимо, пытаясь звать на помощь.
— Помолчи, — кратко посоветовал Укс, беря светловолосую за волосы — длинные булавки пытались уколоть мозолистую ладонь, часть шелковистых локонов рассыпалась. Десятнику захотелось поиметь эту бессмысленную тварь. Прямо здесь, на этом белом коротком ложе. Раздолбить гнусное горло, навеки заставить забыть о чужих песнях. Не смей, тварь, ушедшее трогать! Нет, видит Логос-созидатель, сейчас не успеть.
— Пошли, — Укс легко поднял бабу, поволок в соседнюю комнату.
Лоуд грозила ножом двум мальчишкам лет двенадцати — оба пытались вжаться спинами в шелковую драпировку стены.
— Здесь этих двое, да там козявка спит, по виду пятилетняя, — приглушенно доложила оборотень. — Удавить? А то визгу будет.
— Не отвлекайся. Этих берем?
— А чего ж? — Лоуд-полусотник двумя рывками содрал хитоны с мальчиков. — Нежненькие. Славно позабавимся.
— Или бабу? Ухоженная, — вслух рассуждал Укс.
— И ее и их! — Азартно предложила Лоуд, и ущипнула одного из мальчишек за ягодицу — стыдливец ахнул.
— Возни-то сколько. Лучше потом вернемся, остальных добараем. Да и старовата баба, — Укс тряхнул пленницу. — Тебя брать или их? Твои ублюдки?
— Н-нет, — пролепетала красавица.
— Что «нет»? Не тебя брать или не твои сопляки?
— Не мои… — простонала светловолосая. — Больно мне!
Укс переглянулся с напарницей. Все как-то запутывалось.
— Ты шмонда Шлюмона? — злобно уточнила оборотень.
— Я, — по щекам блондинки потекли слезы. — Я его жена. А дети от прошлых жен…
— Что еще за сложности? — сухо поинтересовался десятник. — Ты жена, это его сыновья, девчонка что спит, дочь? Так?
— Да, но… Меня не трогайте. Их, их, берите. Они невинные…
Людей невозможно понять, ибо они воистину слизь, лишь о двух материях помышлять умеющая: о страхе и похоти.
— Уговорила, — поморщился Укс. — Эй, кто из вас первенец?
Мальчишки перепугано молчали. Десятник встряхнул хозяйскую шмонду.
— Господа, у мужа нет первенца, у него один сын, — проблеяла блондинка.
— Твоя ублёвая рожа, так почему их двое⁈
— Это раб наследника, — всхлипнула хозяйка.
— Вот, развернуть тебя ющецом наружу, что за порядки⁈ — не выдержала Лоуд. — Почему раб без ошейника?
— Он дареный, — умирающе выдохнула блондинка.
— Так кто из них Шлюмонов ублюдок?
Хозяйка решила, что наступил самый удобный момент лишиться чувств. Хитрость невеликая, но снаружи уже донесся испуганный крик. Тревогу подняли. Пора было уходить. Укс крепче сжал светлые волосы и ударил хозяйкиной головой в стену. Глухо бухнуло, блондинка уже непритворно повалилась на пол.
— Кто из вас хозяйский сын? — спросил Укс у мальчишек, одинаково пытающихся прикрыть ладонями стыд.
Оба отрицательно затрясли головами.
— Значит, оба пойдете, — решил десятник.
Кричали уже внутри дома. Укс кивнул на окно — напарница подскочила, принялась вынимать клинком нижние стекла. Десятник сказал мальчикам:
— Лезете без крика. Или животы вскрою.
Укс вынул кинжал, нагнулся: ухо у хозяйки было маленькое, но за серьгу брать удобно. От боли блондинка в себя не пришла — удар о стену оглушил надежно. Десятник стряхнул с отрезанного уха кровь…
— Это по-нашему, — одобрила оборотень, успевшая привязать веревку к переплету окна. — Серьгу мне на память!
Укс выдернул украшение, бросил напарнице:
— Выбирайтесь…
Один из мальчишек громко икал, оба косились на лежащее на окне ухо мачехи. Десятник помог обоим выбраться — съезжали по веревке в руки оборотня, уже надевшей облик хозяйки (еще двуухой). Один из мальчишек, разглядев превращение, попытался вырваться, получил по морде. Вот нежно-розовое пятно хитона и два пятна бледной кожи мелькнули между клумб. Укс рассеянно глянул сверху на знаменитые розы, взял ухо и подошел к детской кровати. Мелкая кровь умника Шлюмана безмятежно спала среди кружевных подушек. Истинный человек: пока его самого не тронут, сопеть будет и плевать ей на всех.
Укс бросил ухо в ноги ребенка и пошел к двери. Топотали и кричали уже на втором этаже. Десятник остановился в обеденном зале, колупнул заскорузлым ногтем угол картины. Странная какая техника, и краски странные. Неужели масляные?
Сначала его не заметили, столпились у тел служанок. Когда кто-то оглянулся, гость с дротиком уже стоял за спиной.
— Слава Слову! — рявкнул десятник.
Как Укс и предполагал, воинов среди челяди было мало. Падали под ударами как овцы, только кричали истошно. Повозиться пришлось с бородачом: невзирая на возраст, противник уклонился от первого укола и чуть не снес ударом меча наконечник тичона. Мгновенье обманных взмахов, десятник метнул свое оружие — на расстоянии двух шагов увернуться от оружия боредов немыслимо. Укс выдернул дротик из груди бородача, переступая через тела, прошел к дальней части дома. На лестнице вновь лязгали доспехи — к защитникам шло подкрепление. Укс, отвлекая внимание, опять прокричал клич Храмового флота…
Выбраться в окно и спрыгнуть с высоты второго этажа даже для бескрылого бореда трудности не составило. Укс прошел садом, сорвал огромный пронзительно желтый цветок. Противников не имелось, разве что от далеких ворот к дому, звеня и громыхая, бежал отряд шлемоносцев.
У лодочной пристани оказалось напачкано: лежал человек, судя по тунике, из слуг. Не может Лоуд чисто ходить…
Лодка была уже довольно далеко, оборотень гребла под прикрытием скал, крошечная скорлупка практически растаяла в мрачной тени. Укс вошел в воду, и поплыл догонять….
Логос-созидатель, ну почему летать и убивать настолько проще, чем плавать? Дыхания не хватало, волны опять били в лицо. Казалось, оборотень гребет слишком усердно. Наконец, Укс ухватился за корму лодочки, бросил внутрь дротик и то, во что превратился желтый цветок. Лоуд вцепилась в рубаху, помогла перевалиться в лодку, и тут же ухватилась за весла. Отдыхая, десятник оценил обстановку: даркша опять в облике бабы без возраста, значит, волнуется, на корме, скорчился, боясь прикоснуться к запыхавшемуся убийце, мальчишка. Почему-то один.
— Вот ты шмонда, — выдавил из себя десятник.
— Я вообще не виновата, — заявила Лоуд. — Ты бы, хозяин, за весло брался. А то эти припёрки погоню затеяли, а наша мелкая какашка и плавает как какашка.
Садясь на гребную банку, Укс разглядел отваливающие от причала лодки. Солидные эпактриды… один, два… четыре. Зауважали.
Партнеры взяли ритм, десятник знал, что гребет лучше чем плавает, Лоуд при всей своей пустоголовости, веслом вполне умела работать. Лодочка пошла ходче, скрылись за мысом и стало понятно, что от тяжких на ход эпактрид удастся удрать.
— Так это какой? — спросил Укс, глядя на голого мальчишку.