Раздался стук в дверь, и вошел его отец, Робинтон, Мастер Арфистов Перна. Робинтона встревожили осунувшийся вид и поникшие плечи всегда гордого сына.
— Все в порядке, отец. Мне надо отдохнуть немного. Садись, пожалуйста.
Тут смущенный Сибрук сообразил, что сесть-то и некуда — старые записи покрывали все стулья и оба больших стола.
Робинтон с почтением убрал записи с одного из стульев и сел.
— Не полегчает ли тебе от бенденского? Мне всегда помогало это вино. — Он протянул ему чашу.
Сибрук покачал головой.
— Пожалуй, не стоит, отец. Ты ведь знаешь, одна чаша влечет за собой другую, а мне нужна ясная голова, чтобы быть уверенным, что я не пропустил в этих записях ничего.
Робинтон кивнул и отхлебнул из чаши.
— В таком случае, ты, надеюсь, не будешь против, если я выпью. Старые кости время от времени нуждаются в разогреве.
Сибрук улыбнулся, потом опять нахмурился, снова вспомнив о необъятности стоявшей перед ним задачи.
— Отец, я столкнулся с затруднением, которое мне не помогла преодолеть даже вулканитская логика. Могу я посоветоваться с тобой?
Робинтон пристально посмотрел на сына. Уже много лет Сибрук не нуждался в его советах. В последний раз это случилось, когда Сибрук разрывался между двумя желаниями — поступить в Академию Звездного флота или остаться на Перне и стать Мастером Арфистов. В глазах сына Робинтон увидел, что разговор затевался не праздный.
— Разумеется, сын мой. Помогу, чем смогу. Ты же знаешь.
— Иногда, отец, достаточно уже того, чтобы тебя выслушал арфист.
Робинтон кивнул, внезапно осознавая, что это — уже не тот юноша, какого он знал когда-то. Этот человек видел и делал такое… Тут не хватит воображения даже у Мастера Арфистов Перна. Годы, проведенные в Академии Звездного флоте, на Вулкане и на звездолетах, изменили Сибрука. На миг Робинтону захотелось вернуть своего прежнего сына, но он сейчас же понял, как глупа была эта мимолетная мысль. Никто не в силах изменить прошлое, и даже подобное желание не остроумно. Да, сказать по правде, он подозревал, что, если бы прошлое переменилось, его сын не стал бы именно той личностью, каков он сейчас. Он любил сына таким, каким он есть. Он любил теперешнего Сибрука больше того, который рос когда-то.
— Что тебя беспокоит?
— Да все.
— Как это?
— Мы пришли сюда, на Перн, с Земли много лет назад. Разве не отбросили мы в сторону существовавшую здесь жизнь, чтобы выстроить наше общество? И разве сейчас эти хохлатые не повторяют наши собственные поступки? Я не уверен, имеем ли мы право уничтожать их. Или все-таки имеем?
Робинтон молчал. То был трудный вопрос, показывавший, каким зрелым стал его сын.
— Это непростой вопрос, сынок. Наша история не так долга, как истории тех мест, что ты повидал, вроде Земли. Случалось ли раньше такое? — Робинтон хотел, чтобы Сибрук сам пришел к ответу.
— Люди Земли творили такое на протяжении всей их истории. Каждый раз, открывая новое место, будь то на их собственной планете или на другой, земляне им овладевали. Обычно ценой гибели туземных форм жизни. Многие другие разумные существа поступали так же. Кажется, лишь вулканиты избежали подобного проклятья. Но ведь не значит же это, что мы действуем верно?
Робинтон понял, что в душе и не рассчитывал давать Сибруку готовый ответ.
— Я должен смотреть на этих хохлатых захватчиков так же, как на Нити. Чтобы выжить, нам необходимо прогнать их, неважно, каким образом или какой ценой. От этого зависит само наше существование. Верно это или нет? Я не знаю. Может быть, это правильно для нас и неправильно для них. Все зависит от точки зрения. Нужно, чтобы твоя точка зрения была тебе удобна. И неважно, что это за точка зрения, просто придерживайся ее.
Сибрук вздохнул. Он чувствовал, когда отец не собирался снабжать его простым ответом. Юноша подозревал, что решать — ему.
— Благодарю, отец. Это — нечто такое, с чем я должен справиться сам и сам все решить.
Робинтон распознал то самое отсутствующее выражение глаз Сибрука и догадался, что оно значит. Он тихонько поднялся, прихватив с собой чашу бенденского, оставляя сына бороться с собственной совестью.
Сибрук долго смотрел в пустоту, потом вздохнул и вернулся к своим изысканиям, пытаясь найти хоть что-то годное для борьбы с захватчиками. Немного погодя он заснул, уронив голову на жесткий стол.
Несколько часов спустя к нему заглянула мать, Менолли, и увидела, что Сибрук опять читает. Она смотрела нашего несколько мгновений, — гордость вместе с воспоминаниями боролись против наворачивавшихся слез, — затем вышла, бесшумно притворив за собой дверь.
Рассвет только-только тронул небо, когда знакомые слова, написанные на куске старого пергамента, чуть ли не прыгнули ему в глаза. Он читал и не верил себе.
С невиданным именем
Зоркий дракон
Найден пришельцем
И Запечатлен.
Цветом он бронзов,
Всадник — девица.
Сквозь космос дракон
Вместе с ней устремится.
Это была та самая песня, которую Менолли, Брекки и Карен Эмерсон, двоюродная сестра адмирала Эмерсон, прочли в Бендене так много лет назад. Сибрук, едва сдерживая волнение, читал дальше.
Девица — целитель
По имени К'рэн.
Дракона звать
Вовсе неслыханно — Пэн.
Отметит обоих
Нитей ожог:
Ей — над коленом,
А ему — бок.
Она чуть не погибнет,
Но подруга спасет;
Да еще друг-пришелец
На помощь придет.
Неразлучны, вдвоем
В корабле полетят.
Врагов всей вселенной
Сообща победят.
Из металла корабль их
Целый мир облетит.
И со всеми дракон
Без труда говорит.
Тот бронзовый ростом
Не сможет гордиться,
Но зато в корабле
Хорошо разместится.
Однажды, наш Перн
Захотев погубить,
Пришельцы хохлатые
Станут грозить.
И о помощи зов
Ко дракону помчится;
Флот прекрасных судов
Второпях возвратится.
Чужаков отобьют,
Корабли их рассеют.
Рад будь, Перн: в нужный час
Пэн вернуться сумеет.
Всадник вместе с драконом
Предан нашей планете.
Вместе мир сохранят
И покой на всем свете.
Необычно в героях
Быль с грядущим смешалась,
Но исполнена смысла
Каждая малость.
Непривычен напев мой,
Но правдив — я клянусь.
Этот сбудется стих,
Вам я в том поручусь.
Сибрук затаил дыхание, гадая, есть ли продолжение. Никто не знал, как заканчивалась поэма, но начало сбылось. Иначе чем он здесь занимается?
Он посмотрел на следующий лист. Этого просто не могло быть! Продолжение песни! Сибрук закрыл глаза и погрузился в вулканитское созерцание. Некогда было давать волю горячему сердцу арфиста. Он открыл глаза и начал читать:
И людей, и драконов
Многих участь грустна,
Но отыщут ответ
Лишь в костях скакуна.
Не повергнут врагов
Ни металл, ни огонь,
Ни заклятье, ни тайна,
Ни сила, ни…
Здесь буквы невозможно было прочесть. Сибрук не сумел понять, чем заканчивалась эта строка. Но песня продолжалась со следующей строфы.
Помяните великих,
Что погибли давно:
Их мужеству нам
Помочь суждено.
О Морите с Орлитой
Не позабудьте,
О Лери и о Холте,
О причине и сути.
Не напрасно погиб
Алессан и другие.
Вот — ответ, лишь прочти
Эти строки простые!
И дракон, и дракончик
Взад-вперед поглядят,
А зеленый с юнцом
Сквозь века полетят.
На этом песня кончалась. Сибрук лихорадочно поискал продолжение на других листах, но безуспешно. Судя по сказанному ему Гдэем, это были самые последние записи из Бендена, точнее, других старых записей никто более не смог разыскать. Видимо, это — песня целиком; но что же она значила? «Сквозь века полетят.» Ну, и как сие прикажете понимать?
Он проглядел остальные строчки, но не смог извлечь оттуда никакого смысла. И вдруг заговорили сами имена. Алессан, Морита, Орлита, Лери, Холта! Алессан был лордом Руата во времена великого мора, Лери тогда же была госпожой Форт Вейра, ее королеву звали Холта; Морита со своей Орлитой сменила Лери. Каждый из них много сделал во дни мора, пришедшего с Южного Материка. Должно быть, с ними связано нечто, способное спасти Перн сегодня, но что именно?
Сибрук снова и снова перечитывал строки песни, отчаянно пытаясь найти разгадку. Совершеннейшая бессмыслица! Как может болезнь скакуна, случившаяся давным-давно, иметь ХОТЬ КАКОЕ-ТО отношение к теперешнему тяжелому положению Перна? «Взад-вперед поглядят.» «Сквозь века полетят.» Это могло означать только использование способности драконов перемещаться во времени. «А зеленый с юнцом»… Тут, без сомнения, имелся в виду Сипак, а «юнец» — должно быть, он сам, Сибрук!
«И дракон, и дракончик» — здесь, вероятно, следует подразумевать Пэна и Зиа. Но почему им вчетвером надлежит отправиться во времена Путешествия Мориты? И тут встало на место недостающее звено. «Не позабудьте… о причине и сути.» Безумно предполагать подобное, но, видимо, в песне говорилось, что болезнь скакунов, погубившая столь многих людей, подействует и на хохлатых захватчиков.
Но, если довести этот мысленный поезд до конечной станции, то единственно логично для Сипака, Сибрука, Пэна и Зиа отправиться во времена мора, взять образцы вируса, вернуться в настоящее и применить заразу против чужаков. Чем больше он над этим думал, тем смешней ему казались собственные предположения, и тем крепче он убеждался, что возможно лишь такое решение.