хов рассеянно, – зато на территории базы во время угона была…
– Ева Рутберг!
– Непостижимая проницательность. И не одна – с секретарём.
– Это он!
– В том-то всё и дело, что не Хорст. Все действующие лица уже установлены. Неизвестный угонщик прибыл отдельно на патрульном катере, замаскировавшись под пилота катера, спокойно вошёл в корабль, секретарь Евы поднялся с ним, и фрегат через несколько минут взлетел.
– Ева?
– Уже в Америке, в штаб-квартире ГУИН в Нью-Йорке. Это пока всё, что известно.
– Жертвы?
– Пилот катера в коме.
– Экипаж фрегата?
– На борту «Мао» находилось около двух десятков специалистов разного направления, в том числе трое членов экипажа. Судьба их неизвестна.
– Считайте, что они уже мертвы!
Смехов и Ромашин с одинаковым сомнением посмотрели на полковника.
– У Хорста тарантиноз, – добавил Бондарь. – Он их просто ликвидирует.
– Что такое тарантиноз? – не понял Смехов.
– Патологическое стремление к большому количеству жертв. Существовал такой режиссёр и актёр в двадцать первом веке, в фильмах которого кровь лилась реками, термин произошел от его имени.
– Твоё мнение? – повернулся к молодому человеку Ромашин.
– Это многоходовка, – негромко сказал кареглазый. – Угоны фрегатов не делаются ради развлечения. Угонщику не просто понадобилась спейс-машина для турпохода, она ему понадобилась для каких-то целей.
– Я же говорю: объявляйте «Шторм»! – сжал зубы Бондарь. – Если только мы уже не опоздали. Бывших друзей Ульриха не допросили?
– Он никому из них не звонил и никого не навещал.
– Один он никогда не работал, всегда подставлял под пули других.
– Значит, сделал выводы после прошлых провалов.
– Или за него сделали выводы те, кто им командует. Хотя я уверен, он ещё объявится у кого-нибудь из знакомых.
– Присядьте, я выясню детали. – Смехов сел за стол, выдернул из столешницы гибкий усик с лепестком эмкана, пришлёпнул лепесток к виску, переходя на мыслесвязь с начальниками служб и подразделений.
Артём взялся за локоть парня:
– Садись, Антон.
Бондарь оценивающе глянул на кареглазого:
– Калаев-младший?
– Антон, это Кирилл Бондарь, командир индивидуалов «Соло».
– Очень приятно, – склонил голову парень.
Они расселись вокруг стола директора.
– Чего нам ждать? – глянул на спутника Ромашин.
– Я уже думал над этим, – спокойно сказал Антон. – Надо проанализировать, чего хотят инвазеры. Их посланцы остались здесь, среди нас, они не успокоились после поражения и что-то готовят.
– Что? Переворот? «Оранжевую революцию»? Сброс земного правительства?
– Это мелко для них.
– Мелко?
– Я ещё не полностью разобрался в деталях противостояния инвазеров и постразумных систем…
– УММов?
– В том числе. Но тенденции их вмешательства обозначились чётко. До сих пор инвазеры доказывали, что они замахиваются на очень большие задачи. Возможно, мы их даже не в состоянии оценить.
– Пессимизм – нездоровое мироощущение, – буркнул Бондарь.
– Можно подумать, ты у нас оптимист, – заметил Смехов, краем уха прислушивающийся к разговору гостей. – Итак, подробности таковы. Ева Рутберг отвлекла руководство базы. Некто в облике пилота патрульного модуля свободно проник на базу, поднялся на борт фрегата в тот момент, когда Ева флиртовала с и. о. начальника базы, и фрегат взлетел.
В кабинете наступила тишина.
– Так просто! – проговорил Бондарь с недоверчивым удивлением.
– Очень просто и изящно, – поморщился Смехов. – История с фрегатом «Бигль» нас ничему не научила.
– Тогда диверсантам помогли инвазеры, – напомнил Ромашин.
– А сейчас разве не помогли? Не сработала ни одна антинанитная система, ни одна опознавательная директория! В простоте захвата пограничного спейсера как раз и кроется преимущество угонщиков: они-то были не простые люди и владели способом дистанционного воздействия не только на людей, но и на квантфотонную аппаратуру! И второе: Ева Рутберг тоже является агентом инвазеров. Кирилл был прав.
Бондарь криво улыбнулся.
– Надо было сразу брать её за петельки, когда она ещё была в России.
– Ну да, без всяких на то оснований.
– Зато теперь основания есть.
– Будем работать в этом направлении. – Смехов перевёл взгляд на кареглазого правнука Калаева. – Что скажешь, Антон? Нам действительно позарез нужно знать, что Ульрих предпримет после угона. Если, конечно, это сделал он.
– Можешь не сомневаться, – угрюмо сказал Бондарь.
– Привык опираться на факты. Ульриха на базе никто не видел.
– Инвазеры пытались «зачистить» наш Универсум, – заговорил Грин-Калаев, – с помощью направленной инфляционной «бомбы».
– Ты имеешь в виду Великую Пустоту? Ничего себе – бомба!
– Этот процесс затормозили некие ангелоиды, о которых мы знаем только то, что они обитают где-то в центре Галактики и представляют собой стадию постразумного этногенеза. То есть, по моему разумению, мы – как цивилизация в целом – оказались в этих супериграх между молотом и наковальней.
– Это как? – полюбопытствовал Бондарь.
– Уровень конфликта между инвазерами и ангелоидами превышает все наши возможности на порядки.
– Так уж и на порядки.
– Ты вспомни, – сказал Смехов, – как мы пытались остановить и развернуть «свист» за орбитой Плутона. Один этот солитон мог разрушить всю Солнечную систему! А теперь прикинь уровень всех солитонов, остановивших инфляционное расширение Великой Пустоты. Или энергетику самой Пустоты.
– И всё же именно мы остановили инвазеров!
Грин-Калаев посмотрел на Смехова.
– Нет смысла доказывать, – кивнул директор ФСБ, – кто кому помог и кто кого остановил. Ангелоиды почему-то доверились нам, а это уже признание нашей состоятельности.
– Мне никто не доказал, что ангелоиды существуют.
– Селим утверждал, что они существуют, а я ему верю.
– Есть гипотеза… – начал Грин-Калаев.
– Позже, Антон. Что ты хотел сказать насчёт Ульриха?
– Его используют.
– Это и так понятно, – отмахнулся Бондарь. – Кстати, зачем это инвазерам? Каким бы мощным пси-оператором Хорст ни был, инвазеры намного сильнее его. Они что, сами не могут доделать начатое? Боятся запачкаться?
– Возможно, имеются какие-то этические законы высших порядков, которые должны соблюдать и они.
– Не верю, что их логика допускает соблюдение каких бы то ни было этических законов.
– Кирилл, дай договорить, – сказал мягко Ромашин.
– Я хочу сказать, – после паузы продолжил молодой эфаналитик, – что если инвазеры не добились решения проблемы прямым путём, то пойдут, как говорится, в обход. И Хорст необходим им для реализации этого варианта.
– Но какова их цель, чёрт возьми?!
– Ликвидация помехи.
– ФСБ? Или ты имеешь в виду человечество?
Антон наметил улыбку.
– Я имею в виду ликвидацию пула УММов всей нашей Метавселенной.
– Круто! – восхитился Бондарь. – А мы кто для них? Промежуточное звено?
– Хотите вы этого или нет, но человечество – матрица какого-то УММа. Именно поэтому нас и пытаются нейтрализовать, чтобы этот УММ не появился.
Бондарь поскрёб подбородок, не спуская удивлённого взгляда с лица Антона.
В воздухе раздался тихий звонок.
Мужчины замерли.
– Общий! – встрепенулся Смехов.
– Тревога в формате «три А»! – заговорил инк кабинета. – Две минуты назад совершено нападение на Юршорскую хронолабораторию под Воркутой! Центральная шахта комплекса уничтожена! Есть жертвы среди персонала!
– … душу мать! – выдохнул Бондарь.
Смехов снова придвинул к виску мнемолепесток эмкана, окунаясь в призрачный мир многодиапазонных связей ФСБ с другим миром.
Ромашин склонил голову к плечу.
– Вот для чего Хорст угнал фрегат!
– Чтобы уничтожить хронолабораторию?
Антон Грин-Калаев покачал головой:
– Вряд ли.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне кажется, цель была иная. Угнать фрегат и, пока не улеглась суматоха на Меркурии, сделать главное дело.
– Опять же – уничтожение лаборатории?
– Захват её основного изделия – хроноинвертора.
Бондарь и Ромашин переглянулись.
– Зачем это им? – с недоверием проговорил Кирилл.
– Инвазеры продолжают гнуть свою политику, – хмыкнул Ромашин.
– Это понятно. При чем тут хронолаб?
– Прямо сражаться с нами за место под солнцем они не решаются, если за место под солнцем иметь в виду Метагалактику. Да и не нас они побаиваются. Так, Антон?
– Они нашли другой путь, – кивнул Грин-Калаев.
– Какой?!
– Время.
Наступило молчание.
Бондарь и Ромашин погрузились в размышления.
Смехов беззвучно работал с инком, держа мысле-связь с десятком абонентов сразу. Наконец он вышел из поля общения, глянул на терпеливо ждущих его гостей.
– Дело плохо, судари мои. Я дал тревогу по всем отделам, но, – директор провёл ладонью по лицу, – но это сродни дутью на воду, когда обжёгся на молоке. Вкратце произошло следующее. Над Юршором выпал из «струны» неопознанный фрегат…
– «Мао»! – сцепил челюсти Бондарь.
– Он появился в воздухе на сотую долю секунды, опознать сложно даже спутниковым инкам, ушёл в невидимость, включив режим «инкогнито»… и разнёс в пыль центральный ствол «Хроночума». Защита, разумеется, не выдержала, удар был нанесён из глюка. Никому не пришло в голову накрыть территорию лаборатории зеркалом.
Кирилл проглотил ком в горле.
Смехов имел в виду «абсолютное вакуумное зеркало» – создаваемый специальным генератором слой поляризованного вакуума, отражающий все виды излучений и физических воздействий.
– И всё?
– Уцелевшие видеокамеры сняли полупрозрачное облако, накрывшее шахту. Защита хроноинвертора, располагавшегося в боковом штреке на глубине ста пятидесяти метров, не сработала.
– Нанитная атака!
– Облако спустилось вниз… и, собственно, это всё, что увидели видеокамеры. Инвертор исчез. От бункера, в котором он находился, как и от ствола шахты, остались изъеденные порами дырки и полости. Вся операция от момента угона фрегата до атаки на Юршор длилась девять минут.