И в этот момент отсчет закончился.
– Ноль!
– Щас жахнет! – пробормотал Бондарь.
Таймер включил генератор фазовой деформации.
На пути «свиста» выросла стотысячекилометровая мембрана перестроенного «затвердевшего» вакуума.
«Свист» появился вовремя, как и ожидалось, с точностью до микросекунды. И хотя его никто не увидел, можно было не сомневаться, что расчеты ученых оправдались: он вонзился точно в центр рожденного «свистофильтром» вакуумного «зеркала».
То, что случилось потом, оказалось неожиданным даже для видавших виды безопасников.
Вся стотысячекилометровая плоскость «зеркала» стала видимой! По ней от центра удара побежала удивительной красоты интерференционная волна. Затем вспыхнул весь объем пространства вокруг плоскости, образуя гигантскую лучистую сферу. А в следующее мгновение эта сфера стремительно сжалась в точку и исчезла! Вместе с астероидом Трицератопс и всем комплексом сооружений на его «лбу». Вместе с тремя десятками автоматических зондов и модулей защиты. Вместе со шлюпом «Мазератти», попавшим в самый эпицентр жуткого явления.
Фрегат «Иртыш» качнуло с боку на бок, будто корабль на морской волне. Однако катаклизм сжатия пространства в безразмерную дыру его не затронул, радиус волны сжатия оказался чуть меньше расстояния между ним и Трицератопсом.
Уцелел и фрегат «Индепенденс», командир которого успел выдернуть космолет из сферы сжатия.
– В-вашу м-мать! – очнулся Бондарь, бросаясь к выходу из зала визинга.
Расталкивая загалдевших людей, Артем последовал за ним.
Разбор последствий эксперимента проходил уже на Земле, в резиденции директора ФСБ.
Смехов отказался от госпитализации и принял делегацию ученых из ИНФП и Академии наук, а также ответственных за безопасность эксперимента от Погранслужбы и Службы безопасности в своем кабинете.
Всего на совещании присутствовало одиннадцать человек, в том числе Бондарь и Ромашин.
– Что произошло? – поднял глаза Смехов на руководителя эксперимента Пауля Круминьша.
Круминьш встал, но по жесту директора сел обратно.
– «Свист» оказался голым БИСом.
Смехов продолжал смотреть на него с ожиданием, и начальник лаборатории добавил:
– Так мы назвали безинформационные структуры. «Свист» – один из вариантов такой структуры. Он не пожелал фильтроваться, отдавая запасенную информацию, он просто перешел в состояние инфляционного вырождения мерности пространства.
– Без терминов, пожалуйста.
– Все материальные структуры и евклидов континуум в радиусе полусотни тысяч километров сжались в точку, в состояние с одним-единственным измерением.
– В черную дыру?
– Объект с одним измерением не равнозначен черной дыре, имеющей массу, заряд и размерность не меньше трех единиц. Такие объекты мы называем нульмерами, хотя это не совсем правильно.
– Не вижу принципиальной разницы.
– Она кроется в…
– Хорошо, не будем углубляться в теорию, я понял. Итак, вы утверждаете, что «свист» развернулся в эту самую бисову структуру, а потом сжался в точку.
– В общем, вы правы.
– В таком случае, что происходит в районе ВП, коль «свисты» на самом деле являются не пакетами информации, а файлами свертки пространства?
Круминьш посмотрел на своих коллег.
– Мы знаем, – заговорил известный физик-универсалист, доктор наук Давид Райтер-Баум, – что Великая Пустота представляет собой зону фазового перехода.
– Представляла, – поправил его сосед, тоже доктор наук, Юлий Кублицкий.
– Представляла, – согласился Райтер-Баум. – Поскольку налицо явное замедление, если не остановка, инфляционного расширения зоны. Теперь нам представляется, что кто-то из центра Галактики посылает специальные бигстопперы… э-э… прошу прощения за жаргон, посылает солитоны поля с отрицательной кривизной развертки. В результате…
– Пространство схлопывается в точку. В итоге «свисты» остановили расширение ВП, так?
Райтер-Баум кивнул.
– На самом деле этот процесс значительно сложнее…
– Главное, мы видим последствия процесса. Кто, по-вашему, посылает «свисты»? Маатане, орилоуны?
– Это вопрос к ксенологам.
Хоук покосился на Ромашина.
– Разрешите? У нас есть предположение на этот счет.
– Слушаю вас.
– ВП – продукт деятельности более сложной и мощной системы, чем разум. Неважно, человеческий или негуманоидный. Маатане и орилоуны, по сути, наши современники. Мы же столкнулись с деятельностью постразумной системы.
– Как вы сказали? – Смехов не скрыл удивления. – Постразумная система?
– УММ – так ее назвали специалисты – порождение негуманоидных цивилизаций за пределами местного скопления галактик. Очевидно, ее пытается придержать, ограничить размах деятельности другая система – УММ нашей Галактики.
Ученые, сидящие вокруг стола совещаний директора ФСБ, загудели.
Смехов поднял руку, прекращая шум, окинул их понимающим взглядом.
– Не все согласны с вашей концепцией, Майкл. Считаю необходимым поговорить на эту тему отдельно, хорошо подготовив материал. Коль уж вы начали, поговорим о других наших проблемах, затем вернемся к, – он усмехнулся, – к УММу. Кто осмелился кинуть нам вызов при проведении эксперимента с разверткой «свиста»? Тоже этот ваш негуманоидный УММ?
– Нет, – кротко сказал начальник Управления внутренних расследований. – Мы изучили все аспекты инцидента и можем со стопроцентной уверенностью доложить, что шлюпом «Мазератти», напавшим на базу Института на Трицератопсе, управляли братья Ордена Белого Крыла Халил Саанан и Ван Дал. Незадолго до нападения их видели в Андалусии в компании с Ульрихом Хорстом.
– Почему же их не задержали? – полюбопытствовал Круминьш, которого предупреждали о возможном появлении Хорста.
– Потому что Хорст работает на тот самый УММ, – ответил Хоук, – который очень сильно заинтересован в сокрытии своих замыслов относительно использования Великой Пустоты.
– Что вы имеете в виду? – поддержал коллегу Райтер-Баум.
– Нас, как разумную систему, пытаются нейтрализовать, и Ульрих служит исполнителем этого замысла.
– Сначала докажите, что этот ваш УММ существует, – желчно проворчал Кублицкий.
– Господа, давайте обсудим эту проблему позже, – напомнил о своем решении Смехов. – Послезавтра состоится очередное заседание Совета безопасности Федерации, поэтому есть смысл встретиться по этой проблеме завтра.
– А правда, что ВКС отстранил верховного комиссара Совбеза Ван Схоофена от исполнения обязанностей? – спросил один из представителей Академии наук.
– Правда, – сказал Смехов.
– За что?
– За пособничество УММу, – ответил Хоук, не моргнув глазом.
Глава 22Переход
Человек не способен оценить бездну пространств, которые он пересекает в состоянии «суперструны», подобно лучу света, только гораздо быстрее. Его чувства отказывают, потому что сам он в этот момент превращается в поток информации внутри самой настоящей «трещины» в вакууме, которую люди назвали каналом метро.
Однако Игнату показалось, что его полет внутри неощутимого нигде был слишком коротким.
Он открыл глаза.
Ничего не изменилось. Пламя опало. Они стояли втроем, обнявшись, посреди комнатки с колючками по стенам. На ладони Селима мерцал клубочек пламени, заключенный в систему колец. По колючим стенам комнатки бежали волны сияния, и сами они гнулись и ходили ходуном, будто были сделаны из мыльной пленки, а не из металла и камня. Только пол под ногами землян вел себя спокойно, хотя и он изредка начинал плыть из стороны в сторону и вздрагивать.
– Почему мы еще здесь? – очнулась Лилия.
– Я тоже хотел бы получить ответ на твой вопрос, – оскалился Селим, прислушиваясь к себе. – Либо аварон не работает… что не поддается никакому объяснению… либо одно из трех… ну-ка, включите свою экстрасенсорику. Ничего не видите?
Игнат закрыл глаза, сосредоточился на расширении сознания и «вышел» за пределы тела.
Мир за стенками защитной камеры корчился, кипел, испарялся и таял!
Внечувственный «локатор» Игната везде натыкался на языки пламени, гигантские фонтаны газа и плазмы, на реки лавы и протуберанцы ядерного огня. И при этом другая часть сознания отмечала совсем иные формы движения: мир за пределами бункера превратился в слоистую тающую пену, пузырьки которой проникали друг в друга, лопались, из этой субстанции снова рождались вздрагивающие пузырчатые икосаэдры и тетраэдры, и процесс этот шел все быстрее и быстрее, а геометрические формы пузырей становились все проще и проще.
– Распад! – прошептала Лилия.
Игнат опомнился, посмотрел на девушку, увидел ее почерневшие глаза на пол-лица, дотронулся щекой до щеки.
– Ты тоже видишь это?
– Однако! – хмыкнул Селим, переводя взгляд с одного лица на другое. – Вы мне нравитесь, ребята. Мы видим одно и то же. Но если я был в шкуре моллюскора и Червя, то вы…
– Ангелоиды, – пошутил Игнат.
– Ее дед – да, был ангелоидом. – Селим продолжал задумчиво изучать лица молодых людей. – Возможно, на генном уровне он смог передать детям, а через них – внучке, какие-то способности ангелоида. А ты?
– Я в рубашке родился, – снова пошутил Игнат, чувствуя, как в мозгу копошатся крошечные пальчики.
– Ты сын полюсидки… а она долгое время контактировала с «джинном» Лам-кой… может, и ты модифай? То есть интрасенс, как нынче модно называть людей с развитой экстрасенсорикой.
Игнат посмотрел на Лилию. В глазах девушки не было страха. Зато там искрились удивление, сомнения, радостное ожидание и… любовь?
Селим хохотнул.
– Трщчет! Никогда не думал, что попаду в компанию ангелоида и «джинна»!
– Что такое трщчет? – наивно спросила Лилия.
– Так полюсиды иногда выражают свои чувства. Прошу прощения. Однако, друзья мои, родственнички по судьбе, так сказать, надо что-то делать. Геометрия за пределами бункера скатывается в двумерную плоскость, и мы, похоже, в этой плоскости застряли. Не знаю, сколько времени защитный модуль Лам-ки способен продержаться в условиях инфляционного вырождения континуума, но боюсь, что недолго.