— Строители Галактики всегда называли себя Монусами. В нашем континууме. А в вашем случае: Omnia Possibilia Sunt, — опять начала выпендриваться Премудрая и перешла на латынь.
— Всё возможно, говорите? Ну-ну. Пора сделать перерыв. Потом подскажете, где лежит наушник, чтобы быть на связи, когда пойду искать хозяйственный отсек. Кстати, ваш лифт разговаривает по-русски? И пока не забыл. Есть на адресаторе специальный шлем для визуализации человеческих воспоминаний? Очень бы пригодился, чтобы притушить ваш скепсис насчёт моего Омниа Посибилиа. То есть, уменьшить ваши сомнения.
— Наушник вам не понадобится. Я везде вас услышу и везде смогу ответить. Даже в лифте. А на счёт сканера нейронов головного мозга, его можно заказать, но не имеет смысла. Человек с максимальным допуском способен запросто генерировать любые фантазии и выдавать их за воспоминания. Ваш КИ – Коэффициент Интеллекта, рассчитанный отношением умственного возраста к истинному хронологическому, намного превышает норму, значит вы тоже на это способны, — заявила электронная машина и снисходительно улыбнулась.
— Вот оно что. Это я выражаю удивление и восхищение собой. Допускаю такую возможность. Однажды такого нафантазировал, такого навыдумывал, что создал полноценную иллюзию, в которой совместно существовали настоящие и придуманные объекты. Правда, энергии понадобилось на неё уйма, но мне Ротарик помог.
— Между прочим, именно Ротарик-VII способен протестировать ваши настоящие воспоминания и сканировать их. Для этого он вас подключит к сканеру нейронов, а потом слегка загипнотизирует и задаст наводящие вопросы. Разумеется, с вашего добровольного согласия, — снова чересчур сочувственно сказала ЭВМ, будто выразила соболезнование по поводу несостоятельности моих откровений о хроноволне и последовавшими после неё изменениями.
— Фотографию его можно показать? Мой Ротарик был атласаром, а они все, как один, смуглые брюнеты. Кстати, разговаривают музыкой и пасут баранов. То есть, общаются словами нараспев и ведут натуральное хозяйство, — процедил я сквозь зубы, после чего И-Ра исчезла с экрана, а вместо неё появилась улыбавшаяся физиономия Бикмеюшки-альбиноса.
Не совсем, конечно, альбиноса. Блондина с пегими, почти седыми, волосами и кожей неестественно светлого оттенка, как у никогда не загоравшего северянина. Но правильные и благородные черты лица были точно такими, как у моего знакомого атласара.
— Что делается в подлунном мире Александра Сергеевича, — вздохнул я невесело и снова попросил пощады: — Можно прервать наше общение? Мне нужно о многом подумать.
— А как быть с заказом одежды и сканированием стоп? — напомнила И-Ра, не убирая Бикмеюшку с экрана.
— Потом. Всё потом. Может даже ничего этого не понадобится. Удалюсь или на Искриус разыскивать Ватарию, или к Ротарику на гипнотический сеанс. Я обязательно предупрежу о своих намерениях. В этот раз Все-Сеть меня не потеряет.
Если вернётся Варвациус-Ревикситус-II, который ворующий, расскажите ему, куда именно я убыл, — заканчивал я просьбу, похожую на завещание турецкого аги, уже пребывая в пещере с ворохом листьев, на одном из которых красовалось настоящее имя Варвара.
«Откуда в кладезе имя этого “ожившего”? Он же мне ничего такого не говорил. Или… Или я не помню? Лишь бы это не было происками хроноволны. Вдруг, я уже слился со своим двойником, но ничего не заметил и не почувствовал? Кто меня поучал: “Помимо слияния личности из прошлого с личностью из будущего срабатывает эффект петли времени. Другими словами, слияние предопределено и необходимо, чтобы человек остался собою”? Откуда это в моей дырявой башке?» — размышлял, когда Ирина попрощалась со мной обиженным голосом, а потом неожиданно заснул.
* * *
— Отстань, — отмахнулся я от надоедливой мошки, зудевшей почти на атласарском напеве, и мешавшей жалеть себя во сне, упиваясь беспомощностью и безволием, но она не унималась и продолжала пищать.
— Над головой я твоею, Посейдоновой тени подобный,
Ротарику, более всех атласаров чтимому другу;
Образ его восприняв, божественный Сон провещает:
«Спишь, Александр, сын Сатурна – вершителя судеб?
Ночи во сне проводить подобает ли вещему мужу?
Коему вверено столько народов и столько заботы!»
Быстро внимай, что речет тебе Кроноса вестник;
Он и с высоких небес о тебе, милосердый, печётся.
— Отстань, говорю. Кроноса вестник, придумал же, — отмахнулся я снова.
Но тут же насторожился, когда мошка, пискнув в последний раз, замолчала, а вместо неё тем же речитативом заговорил сам Кронос или кто-то из его заместителей:
— Мыслил, о друг, я доныне, что разумом ты превосходишь
Всех населяющих землю пространного княжества русов;
Ныне ж твой ум совершенно порочу; ведь что ты вещаешь?
Ты вопиешь, что не смеешь Ротарика мудрого встретить?
Нет, ни сраженья, ни топота конского ты не боишься,
Но Кроноса мнение всех человеческих крепче советов:
Он устрашает и храброго, он и от мужа победу
Вспять похищает, которого сам же подвигнет ко брани.
Шествуй, куда собирался и не отсрочивай важную схватку:
Иначе на годы останешься, как ожидает он, робким;
Найди же известного всем хитреца и кипящего ложью эона,
И превзойди в поединке, чем точно снискаешь ты лавры!
— Кто тут над Илиадой издевается? — не выдержал я глумления над памятником древнегреческой литературы и над собой – эстетом, ни разу не читавшим эту поэму, и вскочил с дивана.
Разумеется, в каюте никого, кроме меня и моих уязвлённых художественных чувств, не было. Пришлось плестись в ванную и возвращать себя в сознание, но русско-атласарские вирши так и застряли в голове.
«Кто же взялся за моё воспитание?» — недоумевал, когда машинально забрёл на кухню и зарядил духовку брикетом из средней части морозилки.
— Сначала дай слово, что кого-то разбудишь. Теперь шествуй-путешествуй, куда собирался. Там найди кипящего эона и сразись с ним в поединке. Похоже на задания для Иванушки дурачка. Или кто у нас выручал Василису из плена? Иван-Царевич? Точно. Теперь я Александр-Царевич. Значит ещё одно «слово для меня найдено». Прямо как в «Бесприданнице» Островского, которого тоже не читал, но почему-то знаю, о чём он писал. Что же случилось с моей головушкой? — думал я и пытался разобраться с последними происшествиями, пока духовка колдовала над прощальным полдником.
Перекусив довольно вкусными варёными, или, скорее, пареными овощами, утонувшими в сытной подливе, я принял решение покинуть Пандио-монус. В каком направлении двигаться – вопрос не стоял. И Гляциодия-Урания, и троюродная Кармальдия-Светлилия, как мне казалось, были в одной стороне галактики и не так чтобы далеко друг от друга.
Вымыв посуду и прибравшись в каюте, чтобы не оставлять следов пребывания, посидел на диване, сосредоточился, потом собрался с духом и только открыл рот, чтобы позвать Ирину, как в голове опять зашумело и завертелось.
«Пояти глагол, еже набдети голомя, елико шерти набдеть», — всплыл в памяти знакомый голос, требовавший кого-то разбудить, после чего шум в ушах и головокружение усилились, но сдаваться мне не хотелось, а проваливаться в очередной морок и подавно.
— Хелиос. Хелиос. Это Колоксай. Давай отложим твои фокусы до лучших времён. Мне пора по делам. Хелиос, как понял? Приём, — еле выговорил сквозь стиснутые зубы, и шум в ушах пропал, а когда открыл глаза, понял, что и головокружение тоже кончилось.
«Значит точно пора в путешествие», — убедился в правильности своих намерений и пригласил компьютерную ЭВМ на разговор:
— Ирина. Это Александр Русский. Приём. Готов сделать заявление.
— Доброй жизни, Александр. О каком заявлении идёт речь? — вежливо поинтересовалась И-Ра, когда появилась на экране-иллюминаторе всё в той же одёжке, но с другой причёской.
— И вам не хворать. А заявить хотел о том, что собрался покинуть гостеприимный Юбари-монус… То есть, Пандио-монус. И шагать в сторону Греноли-монуса. Так что спускаюсь в адресатор, и там попрощаемся, — запинаясь, сказал то что хотел и поднялся с дивана.
— Ясно. Команда принята. Маршрут проложен и активирован. В адресаторе можно меня не вызывать. Следуйте на именную пиктограмму, не ошибётесь. А о каком Юбари-монусе вы упоминали?
— Был такой крейсер. Недалеко от вас дрейфовал. Эоны состряпали его из особого астероида. На днях вводили в эксплуатацию, но забыли сделать поправку на Головастика. На меня, то есть. А я возьми да воскресни. Потом сразу мстить, чтобы исполнить пророчество.
Сначала сломал их портал в зеркальную вселенную, куда они навострили лыжи, чтобы вернуться в наше… В ваше прошлое, чтобы снова атаковать монусов. Потом вывел из строя реактор холодных… Что-там. Холодного синтеза, точно. Поэтому Юбари-монус заглох и промазал мимо их портала в необитаемую вселенную с другим течением времени.
Но если у вас никогда не было эонов, значит никто не собирался завоёвывать галактику. Никто не запрыгивал в прошлое. Никто не притаскивал этот астероид из некристаллического железа, никеля, титана и прочих элементов. Поэтому все мои подвиги смыло хроноволной в унитаз.
Ну хватит об этом. Пора мне. А то голоса всякие слышатся…
— Как интересно! Почему же вы мне об этом не рассказывали? — удивилась чему-то ЭВМ, но я уже открыл дверь и вышел из каюты.
— Да я без претензий. Пусть пищат себе или воркуют. Мне до них нет никакого дела. Спать только мешали, — отмахнулся от приставучей машины и захлопнул каюту.
— Я не о голосах, а о ваших приключениях. Вот, оказывается, откуда у вас максимально возможный допуск. Вы исполнили древнее пророчество о маленьком Боге, — не угомонилась И-Ра и продолжила приставать, пока вышагивал в сторону лифта, а по пути разглядывал картинки на дверях.
— Не хочется, чтобы вы вносили в память фантазии человека с голосами в голове, — вежливо отказался я от славы маленького Бога, чтобы не усложнять себе грядущий боевой поход, но тщетно.