— Зачем тогда вас прислали? — удивился бывший атласар и привязался к художникам с дежурными жалобами на бюрократию какого-то каганата.
— Нас прислали за вами. То есть, меня, — опешил я окончательно, но то что художники игнорировали Ротарика точно так же, как до этого меня, не пропустил и продолжил речь спасателя-переговорщика. — Мэ лэнэ – Александр. Я агори из мира Скефий, который астры Кармалии. Пора вам завязывать с каганатом и ясу-ясу… И прощай-прощай на Тичарити. То есть, домой. Не то скоро Искриус и меня притормозит. Будем оба с атрофированными каганами-калганами домой добираться.
— Я же просил прислать карту Хазарии! Самого каганата и его вассальных владений, — упёрся Ротарик и ни в какую не захотел возвращаться без карты.
— Мы и так дорогу найдём. Карта нам охи-охи. Главное из лабиринта выйти, а дальше направо, — продолжил я неуклюжие уговоры.
— Не для меня карта. Для этих якобы писцов. Я младшему Львовичу Моравию должен показать и рассказать, как туда добраться, — наступило просветление то ли у Ротарика, то ли у меня, потому что он начал нормально объяснять, а я ненормально что-то подозревать, особенно после короткого «дилинь» над темечком.
«Сыновья Льва-V Армянина? Быть того не может! Он же византийским царём был. Гонителем веры. Жил… Царствовал с 813 года по 820. Он что, сыновей прогнал в ссылку на Кавказ? Или их прогнали после переворота?» — зашуршали и заскрипели в голове извилины, а двоюродная память легко предоставила энциклопедическую справку, только причём тут карта славянской Моравии, понятнее не стало.
— За что их сюда? И какой сейчас год? — почти шёпотом спросил я у Ротарика.
— О чём вы? — в свою очередь удивился бывший атласар. — А год сейчас 857 от Рождества и…
— И 6.365 от сотворения мира, — быстро прибавил я 5.508 до нашей эры к 857 нашей и продолжил умничать, изображая из себя знатока. — Значит их сослал царь Михаил III по прозвищу Пьяница. Интересно, за что? За то, что они сыновья Армянина-V? Или он всё ещё с иконами борется? Значит, ещё десять лет… До конца 867, в ссылке придётся мыкаться, пока Пьяница на троне будет.
— Скоро прилив. Вам пора выбираться и уходить, — сказал нам с Ротариком младший Львович и впервые посмотрел на меня каким-то обречённым взглядом, полным тоски.
— Скоро прилив. Нам пора выбираться и уходить, — эхом повторил атлантид, соглашаясь с младшим писцом, а вот взгляд его я не успел увидеть, потому что он браво развернулся и вышел из библиотеки.
Пришлось его догонять, чтобы спросить о каком приливе шла речь, и почему у Львовича были такие грустные глаза, но перед этим извиниться и попрощаться с писцами:
— Сигноми. Спасибо вам. Эфхаристо и андыо.
* * *
Догнал Ротарика у самого выхода из подземелья. Он как заведённый маршировал по лабиринту мимо многочисленных ответвлений с залами, камерами, мастерскими, тупичками то со старинными намалёванными образами, то с могильными плитами на полу или стенах, и дальше следовал переходами, расположенными по какой-то только ему известной методике. Или бывший атласар просто читал свои недавние следы, ведь из него тоже лучился такой же насыщенный красный свет.
— Пару минут здесь обожди. Нужно побыть одному чтобы сосредоточиться, — вспомнил про меня Ротарик, поэтому пришлось остановиться, как я считал, за несколько шагов до изменившегося до неузнаваемости выхода.
«Куда свернул из библиотеки? Если налево, то всё правильно. А если направо?» — начал запоздалое расследование, заподозрив, что вышли мы совсем не в том месте, где меня поджидали тайные помощники.
В воздухе витал устойчивый запах конского пота и навоза, а также прочих, не только домашних, животных, которые я распознавал, как опытный нюхач-парфюмер советские одеколоны Шипр, Тройной, Ландыш, Русский лес, и так далее.
«Лошади, коровы, бараны, козы, собаки… Или, скорее, волки. Нет. И волки, и собаки. Один медведь, соколы для охоты, куры… Нет, фазаны. Похоже на скотный двор времён царя гороха. Свиней не хватает, но те по лесам бродят в несметных количествах. На кой их разводить? Кормить и поить», — увлёкся я парфюмерией и сельским хозяйством 857 года и вспомнил, что пара минут давно уже прошла.
Протиснувшись через узкий и низкий проём, которым заканчивался лабиринт, оказался в тупике с деревянной лесенкой, ведущей вверх. Вскарабкавшись, очутился в подобие погреба с овощами, которых по запаху не распознал, а рассматривать не решился. Вылез ещё по одной лестнице и понял, что попал в стойло с парой низкорослых меринов, мирно жевавших сено из необмолоченного овса.
«Замаскировали вход, конечно, хорошо. Только как же они грунт из строящегося подземелья вытаскивали? В мешках, да через такие лестницы? Может, здесь народа было в избытке? Что-то не вяжется это со специально построенным убежищем для монахов», — кумекал я о несоответствиях которые были подозрительными куда больше, чем средневековая станица с медведями и фазанами.
Выглянув из турлучного денника, увидел обыкновенную лесную долину посреди неширокого ущелья с хаотичными постройками неизвестного назначения и количества, на которых вместо крыш были кóпна то ли из тростника, то ли ещё из какой травы, которой я в жизни не видел, но которую хотелось обозвать как-нибудь на хазарском.
Пока шарил глазами по дремавшему полуденному аулу, решая, что предпринять и куда податься, если атласар дал дёру, увидел странное явление из пылавших огненных лепестков, которые дружно сыпались с неба прямиком на одинокую фигуру, стоявшую за неказистым жилым домишком. Домик этот был обложен кривыми сучковатыми стволами деревьев, наверное, для обороны от незваных волков и медведей, или просто заготовками для дров.
— Кто здесь технику пожарной безопасности нарушает? — сначала спросил я почти в полный голос, а потом опомнился, но было поздно.
Нет, никто из жителей меня скорее всего не услышал, а Искриус точно увидел и услышал, потому что огненный листопад моментально кончился, после чего одинокая фигура преобразилась и стала Ротариком.
Получив от мира пламенное благословение, начальник Тичарити всё так же резво пошагал мне навстречу и заголосил на языке канувших в лета атласаров:
— Когда вдруг приливом веков озарится юдоль каганата, возьми, друг, десницу мою своею шуйцею. И в будущий мир возврати ты ослепшего разумом брата.
— Прилив – это, оказывается, пространственно-временная граница между младшим и старшим Искриусами, — спросил я на каком-то своём языке, но по-особому, потому что без интонации вопроса, а потом пропел на атласарском.— Как только увижу живые столпы Аполлоном пущенных стрел, так сразу возьму твою правую руку, учитель.
— Юноша, откуда вы знаете мёртвый язык асуров и их потомков с гор Атласа? — удивился по-русски Ротарик, по-видимому, никак не ожидав услышать от карапуза-незнакомца отповедь с гомеровскими интонациями.
— Здрасьте вам, ваше атлантидство. Простите, что ваш склероз до такой степени обострился, что вы начали помнить всё, что было до хроноволны, — ответил я взаимностью, но несерьёзно, чтобы учитель снова не впал в рефлексию, которая, согласно учебника «процесс глубокого самопознания своих внутренних психических состояний».
— Мы разве знакомы? И что такого было до хроноволны? — закрутило-таки водоворотом подозрений Ротарика вместе с его утлым судёнышком только-только возвратившейся памяти.
Почему вдруг схождение огня на бывшего атласара было не благословением Безначального, а всего лишь возвращением «залога» от Искриуса-младшего, я себе даже не пытался объяснить. Просто, откуда-то знал, и точка. И то что «залог» – это все накопленные Ротариком учёные знания, способности к языкам, прочие выстраданные таланты, я тоже помнил, но какой своей памятью… Не помнил.
И о том, что Искриус получил такое светлое солнечное имя из-за того, что был «болен» приливами и отливами веков, то есть пространственно-временными аномалиями, мне тоже каким-то образом было известно.
От всего этого незаслуженного «счастья», которое, возможно, так же лепестками свалилось мне на голову, я чувствовал себя нераскаявшимся грешником. Будто где-то подсмотрел что-то запретное, что-то сокровенное и тайное, а теперь бессовестно козырял незаслуженными талантами и получал незаработанные награды.
Что ответить Ротарику, я понятия не имел, поэтому решил деликатно сменить тему разговора. А чтобы бывший атласар до нашего отбытия с Искриуса не начал обидные для мира расспросы, позаимствовал у византийцев их отговорку для незваных гостей из будущего.
—Скоро прилив. Нам пора уходить, — пролепетал я по-детски, не взглянув на не ко времени поумневшего отшельника.
— Понял, — коротко выдохнул Ротарик, а я по привычке про себя добавил: «Ясно. Вижу».
Искриус старший и его сюрпризы
В какую сторону шагать, нам с атлантидом было всё равно. Тропку мы выбрали не сговариваясь и семенили по ней, будто пешие туристы на загородной экскурсии.
Я всё время озирался, ожидая встречи с хрустальной столбовой иллюминацией, но никакого зарева нигде не было. А как эта волна перемен выглядит солнечным днём, да ещё и на открытом пространстве – понятия не имел, поэтому чувствовал себя нашкодившим детсадовцем или второклассником, который за летние каникулы не выучил таблицу умножения.
— Главное, увидеть не фронт, который есть скользящая граница между мирами, а сам соседний мир, каковой в данном случае будет на тысячу двести циклов старше, — ни с того ни с сего заявил Ротарик, будто угадал причину моего беспокойства, но от его объяснений нисколечко не полегчало.
— Раньше всё было наоборот. Если увидел что-то в соседней параллели, оно оказывалось… Перепрыгивало в мир наблюдателя. Грибы, ягоды, змеи, прочая мелочь, — поддержал я разговор, вспомнив беседу с атласаром, когда в совместной иллюзии он поучал меня где-то в этих же краях, только под землёй.
— Что значит раньше? До гипотетической хроноволны? Увы, молодой человек. И сейчас происходит то же самое. Но об этом мы с вами поговорим позднее. Когда прибудем на Тичарити, — заявил всезнайка с копной то ли седых, то ли пегих волос, давно