— Как тут у вас пришлые домой… На постой просятся? — спросил Устинью, а ответила мне сама мамка Кармальдия.
«Прости маму, Головастик. Обещала всё объяснить, но навалились срочные дела, поэтому пришлось задержаться. А к Аннушке сейчас же тебя Искриус отнесёт. У неё лучше получится, чем у меня. Как ты, забрал своих? Или не вышло?»
— Честно сказать, сам не понял. Почувствовал холодок не совсем приятный. А забрал – не забрал, не разглядел. Стемнело уже, и в сумерках ничего не разберёшь. Завтра смотаюсь сюда и проверю, — пожаловался я на жизнь и судьбу-злодейку, но в душе была удивительная тишина и согревавшее спокойствие, которых давненько не чувствовал и даже не вспоминал.
Меня не стали высоко поднимать, а прямо как стоял, так и соскользнул с вершины Бекета, а потом помчался в сторону Армавира, до которого было рукой подать. Не больше пятнадцати километров по прямой.
«Если почувствовал холод, значит кое-кого получил в подарок. А ты не узнавал у Протос, насколько тебя собрали?.. Что?.. Был семьдесят семь процентов? Теперь семьдесят восемь? Почти семьдесят девять? Значит, усвоил. Уговорили?» — переключила каналы связи Кармальдия и снова отвлеклась, а я понёсся навстречу судьбе и уютной кроватке в тайной комнате для инопланетников и прочих заблудившихся катализаторов.
* * *
Наутро проснулся ни свет, ни заря. Наверное, организм потребовал… Э-э-э, возвратить его в привычный человеческий режим с ранними побудками в школу. Или чтобы имел побольше времени на разбирательство с местными подпольщиками и партизанами, которые были настолько матёрыми, что дух захватывало. И поправку надо было постоянно делать на их всемогущее коварство с вмешательством в мои умственно-мыслительные способности.
«Опять же, план ближайших действий обдумать и составить, чтобы потом не сожалеть об упущенных возможностях. Например, чего-нибудь очень нужного разузнать из первых рук, про того же Илью Ивановича Калику. Как они поняли, что это его запчасти поселились на Бекете? И где, интересно, он сам мог застрять на долгие годы?
Про заморочки Ватарии, которые она срисовала из моей памяти с шерстинками для поиска кладов. Чем же таким я наградил Дарующую, когда ткнул ей красным яблочком в живот? Спросить, что ли, остался этот подарок, или его смыло хроноволной. Если смыло, можно предложить повторить процедуру, вдруг, она какая-нибудь живительно-целительная или, просто, полезная. Ведь антилопе когда-то помогло даже перелом ноги срастить. Правда тогда Семалия активно участвовала и командовала», — кумекал я по своему обыкновению.
С Ротариком болтать по душам мне почему-то не хотелось. Может, потому что он очень изменился и стал не таким, каким был до хроноволны. Может, из-за того, что сам я перестал быть собой, многое растеряв по континууму, а что-то, наоборот, приобрёл и постиг, усвоил и бессовестно присвоил.
Данное размышление подвигло собраться с духом и впервые обратиться не к астрам и мирам, а к собственной душе, но получилось как-то неуклюже. Потому что на мой постой и точно невысказанный вопрос о том ассимилировались ли вчерашние запчасти бекетовского Головастика, или после холодного приёма попили чайку с баранками да и удалились восвояси на место сбора, мне ответил чуть ли не хор имени Пятницкого.
«Ты с кем сейчас беседуешь?» — спросили мамка Кармальдия и Искриус.
«О чём ты прядёшь?» — спросила скорее всего душенька.
«Что это? Просьба или команда? Вот поэтому мы просим вас начинать с мантры, чтобы не было путаницы, как сейчас», — гаркнули в оба уха чем-то взбешённые Всемогущие.
— Отбой учебной тревоги! — скомандовал я вслух, обращаясь ко всем «посторонним», а потом добавил: — Штирлиц, а вас попрошу остаться. Потрещим и заплетём про жизнь душевную и телесную. А то чувствую себя как бацилла вибрион под микроскопом чумной станции. Хорошо хоть в туалет разрешили сходить без надзора и позора.
Заканчивал тираду обиженного ребёнка семи нянек, категорически не желавшего косеть, под общий хохот с аплодисментами и дрожанием земной тверди балла на полтора-два по шкале Рихтера.
Данное сотрясение вывело из медитации Ротарика, сидевшего в позе лотоса на топчане в первой комнате с печкой. И расстроило Бабу Нюру, потому что она звякнула посудой и заругалась в девчачьей времянке, где готовила пир на весь мир сразу на паре керосинок. Как гроссмейстер она сражалась с кулебяками и прочими перворазрядными изысками на нескольких шахматно-разделочных досках одновременно, а здесь я со своими шуточками и большим опытом в организации землетрясений.
«Звякни, если на связи», — обратился я к душеньке, когда всё затихло.
«Здесь я. Все вновь прибывшие ассимилировались, как ты говоришь. Основная масса – наши старослужащие с первого рассеивания. Родные дальше некуда. Остальные решили пополнить твой личный состав, потому как шанс дождаться своего Головастика стремился к нолю. Их забросило из какой-то далёкой параллели, поэтому они считали себя беспризорниками, пока не присоединились к бекетским», — доложила душенька.
«Можно у них узнать место сбора? Вдруг, там кто-нибудь отстал или прилетел позже? Отвечающие за память есть среди них?» — разволновался я об осколках из дальнего далёка.
«Причём здесь фибры памяти? Мы тебе о теле говорим. О твоих телесных осколках. То есть, ставших твоими вчера. Если фибры прикипели к месту катастрофы – потребуется что-нибудь невероятное или божественное чтобы они что-то вспомнили и ударились в поиски мамки-души.
…Так ты думал, что меня распылили вместе с телом? Это невозможно по многим причинам. А вот некоторое количество фибр, в этом ты прав, при той процедуре были потеряны. Но они знали наше место сбора. И ты его знаешь, как мир Ша-Ду-Са. Мы же… Я же подсказала», — чуть ли не обиделась на меня родная душа за несообразительность и бестолковость.
«Прости, что малограмотным оказался. Так что там с…» — хотел повторить вопрос, но душа перебила.
«С местом сбора на далёкой параллели? Оно тоже на обрыве Фортштадта, только в районе Розовой пещеры. Нашей ракушечной норы с мембраной из прото», — доложила она скороговоркой.
«Понял. Принял. Больше новостей нет?» — спросил в надежде, что и дальше можно будет общаться с душой, как с подружкой, но услышал короткое «нет».
Пришлось начинать новый рабочий день с неизвестным распорядком, таинственным регламентом и весьма загадочными, но хорошо знакомыми действующими лицами.
* * *
Завтрак прошёл, как мною и ожидалось, под приторные сантименты, которыми жонглировали и обменивались Ротарик с бабой Нюрой. А я, разумеется, внимательно их слушал и кушал завтрак, плавно переходивший в чаепитие, похожее на обед впрок, как перед дальним путешествием. Было похоже на то, что бывший атласар общался не только с хозяйкой гостиницы для инопланетян, но и успевал анализировать свой культпоход в девятый век, потому что лицо у него своим выражением не соответствовало теме их диалога.
А может, он заодно ещё и мысленно беседовал с кем-нибудь из «великих обманщиков» – астрой или миром, а то и обеими сразу. То есть с тремя дамами различной холархии-иерархии.
— Моя сестра Шурка сегодня выходная? Ждать её, или можно самому бесчинствовать и буянить? — не вытерпел я пытки деликатесами и начал действовать.
— Сегодня вторник, между прочим. Двадцать четвёртое сентября. В школе она, если ты не понял, — изволила объяснить Анна-Нюра, явно давая понять, что ещё вчера эта дата была под строгим запретом.
— А год 1974? Значит у неё день рождения через три месяца, как у меня. И младшая сестра у Шурки имеется? — поспешил закамуфлировать главный вопрос о годе нашего возвращения, который по неведомой причине сама Кармальдия пыталась утаить, чтобы для чего-то выиграть время.
— Семьдесят четвёртый. И сестра у Александры имеется, как ты говоришь. Даже пара сестёр. Младшие двойняшки – Рая и Люба, — чуть ли не проскрипела чем-то недовольная бабуся, а я едва не впал в истерику от таких, казавшихся смешными, отличий с мужскими мирами родного кластера.
— Двойняшки? — переспросил, потому что почувствовал смутное беспокойство, ведь ни двойняшек, ни близняшек в родне ни у кого не было от слова совсем, конечно, кроме бабули, но те умерли из-за последствий раскулачивания.
— Двойняшки. Не похожи друг на дружку, но родились в один день. В декабре им по три года стукнет, — продолжила объяснять баба Нюра, а я всеми фибрами почувствовал, что она врёт.
Но не сочиняет на ходу, а рассказывает заученную легенду. Будто Шуркина мамка родила двоих девочек-двойняшек. Зачем понадобилось обманывать меня в который раз за неполные сутки, я не понимал. Зато чувствовал, что не должен ни о чём расспрашивать. Пока не должен. По крайней мере, дедову жёнушку, оказавшуюся ещё той подпольщицей.
— В прошлый раз здесь дед со стриженой бородой командовал. Куда он подевался? Не помер, часом? — спросил у атлантида, улучив момент, когда хозяйка вышла из хаты.
— Во второй круг переехал – местных поднатаскать в посредничестве. Чтобы с ума не сходили от переизбытка чувств и впечатлений. Нет-нет. Здесь они не молодеют до тридцатилетнего возраста, но стареть… То есть, дряхлеть перестают. В этом вы правы. Возвращаться в Искриус не собирается, — ответил Ротарик так, будто тоже запросто читал мои мысли, как все ворующие и Дарующие, астры и миры, Протос и Эсхатос.
Я почувствовал, что кто-то из этого высшего начальства даёт мне шанс утолить своё любопытство, расспросив Ротарика о чём угодно, и он без всяких отговорок и нравоучений обо всём расскажет.
— Откуда двойняшки взялись? Одна точно… Нет, не лишняя. Но… Чувствую, что родная, но каким боком? И Анна-Нюра врать не умеет. Наплела с три короба, но не убедила, — кое-как сформулировал я первый вопрос.
— Сестра твоего отца. Старшая. Вымолили её. Из второго круга миров забрали, чтобы не погибла. Зачем тебе знать об этом? Есть такая возможность у миров с аномалиями, вот ею и воспользовались. Кто и когда – не знаю. И тебе незачем. По-моему, вся семья, о том если и знала когда-то, то сейчас благополучно забыла, — шарахнул Ротарик вестями-новостями, но я не дрогнул, потому что предчувствовал нечто похожее, и продолжил следствие.