Прошагав ещё некоторое время по галактическому бездорожью, снова «расслышал» ропот подружки Криптида: «Дубинушка, ты точно три раза думал изначальную мантру? Может, назовёшь уже адрес? Вдруг, что-то поменяется?»
«Чтобы Даршан снова вывернул галактику наизнанку?» — отшутился я не вслух, а мыслями и вспомнил, что оборотни их не читают, поэтому «громко» подумал адрес нашего путешествия.
«Щей-Индос – вот адрес, куда направляюсь вместе с провожатой дамой со специфическими способностями. Прошу у Наследника рекомендации по возможному ускорению процедуры», — отчеканил с выражением каждое слово, но опять мысленно, и приготовился ожидать ответ, а о том, как сам мог «слышать» вопли специфической дамы покумекать не сообразил.
Через минуту что-то начало меняться. Сначала созвездия вокруг стали вразнобой мерцать и даже шевелиться, меняя конфигурацию, а иногда и пропорции. Потом со всех сторон появилась еле заметная дымка. Дымку сменила сизая, но всё ещё прозрачная туманность, похожая на цветастые картинки, показанные Ротариком в его конторе. Через минуту туманность стала лоскутной и пёстрой, а дрожавшие в ней созвездия убавили яркость и прямо на глазах отдалились, но не погасли и не уплыли, превратившись в нити.
Я вроде как замер на месте и уже собирался беспокоиться на этот счёт, но не успел. Откуда-то сзади меня догнало неведомое явление, моментально погрузившее всё вокруг в кромешную тьму. Будто выстрелом, но беззвучно – бах! И я с Воллемией на затылке стою внутри неизвестной субстанции, которая казалась непрозрачной и почти вязкой на ощупь.
«Шагай, скиталец. Вдруг, это обыкновенный астероид с адресатором внутри, а ты задом наперёд в него влетел», — подумал я тогда, но не своими мыслями, потому что сразу же возразил «себе» вопросами о том, куда и как можно идти, если не видно ни зги, а мой исходный из Куроса вектор движения сквозь… Обогнавшее нечто, направлен в сторону распространения оного, а не навстречу. К тому же вязкая и непроглядная среда куда как быстрее меня, значит, смысла что-то предпринимать нет.
Признаюсь, что присутствия духа или, просто, спокойствия я лишился уже через пару минут, потому что тьма никуда не девалась, а то, что должно было меня нагнать и явиться пред ясные очи делать это не торопилось, поэтому пришлось продолжить движение в том же направлении.
Чего только не приходило в голову, пока чеканил локомоверацию сквозь нескончаемый ужас, который не поместился бы ни в Коридор Страхов у Майи, ни в Гранд-Каньон у американцев.
По кому в горле, казавшейся нехватке воздуха для дыхания, участившемуся сердцебиению с потливостью, нервным ознобом и приступами тошноты – поставил себе диагноз-приговор «паническая атака». Только почему-то во время этой «атаки» умудрялся похохатывать над хитрюгами-американцами, чей «самый-самый в мире» каньон даже в тройку лидеров на земле не попал.
«Те ещё пройдохи», — отвлёкся я на заокеанских комбинаторов, а потом снова вернулся мыслями и в Коридор Страхов с орущими на меня видениями, и в византийский монастырь, озарённый гулявшими приливами и отливами времён.
«Точно. В подземелье видел свет от своей утробы, а в этой дыре ни своего огонька, ни чужого. Ни света, ни границы, ни тепла, ни надежды. Прям как после казни», — нагнал на себя тоску воспоминаниями и решил поменять их на другие, более весёлые и обнадёживавшие, а чтобы не споткнуться о кого-нибудь незримого начал рассуждать почти вслух.
Почти, потому что себя так и не слышал. И ещё. Не чтобы сам не споткнулся, а чтобы об меня не споткнулись. В общем, на всякий разбито-коленный случай стал «громко» думать и в полный голос заочно беседовать со старыми знакомыми и не только с ними.
— Где же ваша Такемела-Яга? Где гид-экскурсовод по достопримечательностям этого мрака? Или я вот-вот окажусь в чёрном-чёрном дворце мамки Кармалии? В те времена, когда она восседала на каменном троне и нанимала Стихию в начальницы матушки Природы. Кстати, у меня с собой имеется тигрица Натурка. Только дрыхнет эта зверюга и помогать не хочет.
А может, у вас такая бесконечная келья для отшельников? Может, я уже на Тейе в подземелье йогов? Где тогда моя цампа и ручеёк с потолка? Где Ильи Ивановичи Калики? Куда спрятались? Тоже нет ответа?
Может, я стал… Вот-вот стану маленьким Богом? Тем, который из ничего рыбок придумал? Это я запросто. И море-океан придумаю, и горбушу икряную, и морских коньков-горбунков… Опять мимо?
После тирады про маленького Бога – изобретателя морей и лососёвой икры, окружавший меня мрак дёрнулся и спешно удалился, а я оказался в темноте, но уже не пугавшей, не давящей на все чувства чёрной трясиной, а готовой вот-вот развеяться и отпустить своего пленника на свободу.
И тут меня осенило: «Да я же в самом деле попал на экзамен на Бога! Ротарик предупреждал, что такое обязательно случится. Значит, я должен изобрести Бытие заново. Как наш Безначальный Творец. Или…
Нет-нет-нет. Я же ничегошеньки не должен об этом помнить. Значит, сейчас потеряю память, и экзамен начнётся?» — вместо успокоения запугал себя до крайности и в благоговении замер, будто снова оказался на сером валуне Змеиного обрыва, только невидимом.
Слава Богу, стоять пришлось не очень долго. Через несколько минут моего сопора недалеко впереди появилась пара живых моргавших глаз полных слёз и тоски. Глаза были точно не человеческими и не мира Кристалии, когда она помогала спасать Босвеллии от засухи. Но глаза были знакомыми и очень преданными, как у любимицы Куклы во время её короткой болезни, только небесно-голубыми, а не светло-карими.
В душе что-то шевельнулось, и я вспомнил, с кем встретился взглядом, а заодно с этим осознал, что пресловутый Экзамен на Бога уже давным-давно сдал, когда учился в восьмом классе.
Что всё это со мной было, но «было» в будущем, а сейчас мне срочно нужно вспомнить, о чём тогда сожалел и почему переживал. Вспомнить то, о чём не успел поговорить с обыкновенной собакой Дамкой. Сивой и красивой псиной, как говорил дед. С собакой, исполнявшей охотничьи и прочие охранные обязанности на лесной заимке где-то далеко за Уралом, но в несуществующей Вселенной. Эту Вселенную я и должен был изобрести заново, и мне, в конце концов, всё удалось. Всё, кроме предотвращения гибели верной помощницы…
С «изобретения» её пронзительного взгляда из кромешной тьмы и начался тогда мой экзамен на Творца. Конечно, не на настоящего Создателя всего сущего, а на испытателя, исследователя всего уже изобретённого и придуманного Автором. Чтобы в очередной раз подтвердить, доказать и ответить, почему всё устроено так, а не иначе, и тому подобное. Почему в тайге не растут цитрусовые, не живут крокодилы, и всё в таком духе. Но об этом расскажу, когда наступит время, или, когда будет повод.
Или приспичит снова выбраться в карман с одной-единственной «плоской» галактикой Млечный Путь, в которой нет и не может быть хроноволн, которую его обитатели, а может пленники, почему-то называют Вертексом, хотя по-настоящему он именуется совсем не так. И все они искренне верят, что живут в обычном кластере, в котором много параллелей-близнецов. Только там местная ИскРа записывает ваши воспоминания и сохраняет их в Сети навсегда. Только там их можно восстановить или «обновить», если свои почему-то потеряны или заново переписаны Кроносом.
— Дамка!.. Дамка-Мадамка! — дрогнувшим голосом позвал спасительницу.— Это я, Головастик, которого ты трижды находила в большой луже, что за старицей Оки. Дед Горазд её называл «бучило» и ругался, что я чересчур упитанный сынок якуши-квакуши.
Но Дамка меня почему-то не слышала и продолжала моргать и плакать. Пришлось напрячь память и даже занырнуть в давно пылившийся склад с воспоминаниями и авторскими назиданиями.
«Хорошо, что в кладезе всегда светло», — приговаривал я и шерстил коробочки в поисках нужного названия, знакомого имени или прозвища.
Нашёл. Прочитал на крышке короткую надпись «Горазд Могута, сын Егорка, псина Мадамка» и понял, что открывать картонку незачем. Перед глазами пронеслись картины с моими похождениями, и вспомнилась вся эпопея приключений на обочине Московского тракта якобы в послевоенные времена.
«Вот значит, что должен был вспомнить. Или всё-таки забыть?» — запутался я основательно, но взял себя в руки и, не обращая внимания на голоса, появившиеся сначала далёким фоном, но с каждой минутой приближавшиеся, сосредоточился на главном.
— Мадамка, не топил дед твоих щенков. Он их раздал по острогам, где жили люди, которых он хорошо знал. Чтобы коровка была, ребятишки, елань с пашней, так он рассказывал. Всех пристроил и только потом вернулся. Поэтому он тебя тряпицей привязывал. Знал, что увяжешься за ним и помешаешь уплыть. А ругался не со зла. Все его причитания, что охотница из кормящей сучки никакая – это, конечно, правда, но не вся.
И долго так отсутствовал, потому что бродил от Бури до Барлука и дальше вниз по Оке. Наказывал всем, если… Когда сын Егорка вернётся, чтобы обязательно щенка ему пообещали от твоих отпрысков, и передали отцовский наказ.
Напрасно ты, Дамка так долго плыла за дедом. Напрасно. Конец октября уже был. По-местному – зима…
— А сам-то вспомнил, почему в бучило купался? — спросила меня Дамка, наконец, расслышав оправдания за выдуманного деда с тяжёлым характером и таким же трудным именем.
Ничего ей не ответил, потому что псина моргнула в последний раз очами и исчезла во тьме. Успел только вздохнуть и заметить, что глаза её просветлели и перестали слезиться.
«Прости меня, Дамка. За деда, которого скопировал со своего Павла. За Егорку – близнеца дядьки Угодника. За погибель твою, срисованную с болезни Куклы. Прости»,— попрощался я с воспоминаниями о будущем и сосредоточился на голосах, которые стали хорошо различимыми, но понять, кто и о чём беседовал, не получалось.
— Как? Как такое возможно?! — чуть ли не кричал чем-то раздражённый дяденька. — Стираться – стирается, но тут же восстанавливается. А оторвать, чтобы удалить раз и навсегда – ни в какую. Чудеса, дальше ехать некуда! На кой мне в самом начале такие сюрпризы?