Потом твоя Глаша оборачивается горгульей и утаскивает пациента на заклание. То есть, к нам на обследование. А дальше смотря по обстоятельствам и поставленному диагнозу. Антибиотики, капельницы, оперативное вмешательство. Или чистка ран, фиксация сломанных костей, гипс. У нас и для дезинфекции помещений кое-что припасено.
Аппендицитов, кстати, у них не бывает. И стоматологов им не требуется. Сами выдёргивают сломанные или проблемные зубы, а на их месте вырастают новые. Ни разу не видели беззубых старух и стариков. И не седеют они тут в старости, как у нас все пожилые земляне.
Когда выздоравливают – мы всех отправляем по домам. А шрамы и отсутствие конечностей служат доказательством кровожадности уродца. Ну, или его пристрастия к гноящимся деликатесам. Тут как кому нравится.
Так что до возвращения ещё не раз услышишь свою Глашу. Или её братишек и сестрёнок. Ох, и голосище у них, когда вопят, сидя на крышах домов с заболевшими, или в ближайших кустах.
Будни чужой галактики
Внимательно прослушав только финал лекции о перенаселении глашатаев и их фебрильных стадиях, вопящих на крышах, в моей головушке случилось интеллектуально-мыслительное несварение, из-за которого ни о каком прогрессе в возвращении памяти не могло быть и речи. Поэтому я собрался с силами и выдохнул, казалось бы, нейтральный вопрос о том, как все мы оказались на Коллизии:
— Мы сюда прилетели или через портал… Пришли? В этой скале нет никакого прохода к неисчерпаемому чудес морю?
Главврач моментально сообразила, что не только поторопилась, но и перестаралась с одномоментным извержением новостей и терминов с их необъятными для меня-ребёнка смыслами и объёмами понятий.
— Прости. Увлеклась и забылась, что бывает, но не часто. С тобой всё в порядке. Это не абстинентный синдром, но что-то очень на него похожее. Не торопись объять необъятное. Шагай… Вникай… Главное, не напрягайся с усилием понять и вспомнить всё сразу. Разреши себе плыть по течению, и всё получится. Поверь матери троих оболтусов и командиру взвода стоеросовых…
И начинай издалека. Со своего неисчерпаемого чудес моря на Тейе. Я, если что, помогу. Там всё началось, и там всё закончится.
Как ты должен вспомнить, наша разношёрстная команда готовилась для тейянской Страны Болот. Но от кураторов пришёл приказ прервать слаживание и отбыть на Тмиму Сиг-Кроузи. Никто не знал и не понимал где это находится и зачем нас туда… То есть, сюда отправляют. Ещё и с детворой из АВР в качестве лейб-гвардии.
Извини. Охрана наша, а никакая не гвардия. Это я по привычке обзываю парней едкими эпитетами. Но они дело своё знают и не обижаются на нас, полу-гражданских.
Мы ещё побеседовали с Мартой ни о чём минут двадцать и, после формального «стетоскопного» медосмотра, я засобирался восвояси – в избушку оборотня Глаши, которая дальняя родственница Воллемии.
— А что, Чародей-рука уже уходит? А кто оленину доедать будет? Куда нам её девать? Может, на небесное погребение? — услышал я обрывки разговора главврача и пары её подчинённых, но вникать о чём или о ком они толкуют не стал.
Было не до того. Я снова стал треугольно-сборным, как когда-то в мороке с Виталием Правдолюбом и прочими Фиолетами. Вот только вспоминать что-нибудь в тот момент мне совершенно не хотелось. Решил всё пустить на самотёк, как советовала Марфа-посадница, которая местный управдом-рентгенолог, а ещё хирург, педиатр, фармацевт и микробиолог. В общем, многостаночница во всех медицинских и административных смыслах.
Прошагав по костяной тропке до места с часовым Стасиком, не стал его окликать, потому что в голове всплыла подсказка о том, над чем кумекал после недолгой беседы с этим выпускником АВР.
«Руна мира – это олицетворение всего…» — услужливо, но тактично получил напоминание от вездесущих малиновок, а потом пошло-поехало. Не калейдоскоп, конечно, но на первый взгляд никак не связанные между собой напоминания обо всём подряд, из которых поначалу никаких картинок или звуковых образов не складывалось и не возникало. Что-то похожее на ревизию склада-кладезя с воспоминаниями и справочной информацией, половина из которых была не просто новой, а чуть ли не с пылу с жару.
Причём, с грифом «Совершенно Секретно». А вот о приключениях на Тейе, о причине амнезии с последующей эвакуацией в соседнюю галактику – ни намёка.
Первый, второй, затем третий законы термодинамики с объяснениями самопроизвольных и не самопроизвольных процессов. О превращении работы в теплоту. Что равновесие – это наиболее вероятное состояние всего и вся. А если в веществе царит беспорядок – то это уже не вещество, а какая-то энтропия.
После физики пришли короткие, но ошеломлявшие подробности о девизах и лозунгах всяких военных организаций и их подразделений. «Без права на славу, во славу Державы», который скорее всего от АВР. «Sudor sanguinem servat», который в переводе «Пот бережёт кровь», и он то ли от диверсантов, то ли от партизан, орудующих во вражеском тылу.
Был даже лозунг-обязательство: «Non enim possumus quae vidimus et audivimus non loqui», приписываемый самим Апостолам. «Мы не можем не говорить того, что видели и слышали».
Потом промелькнула справка о небесном погребении, и я подумал, что она новёхонькая и прилетела из-за только что услышанной фразы о пропадавшем зазря мясе оленей. Но оказалось, что таким способом хоронят не только на земном Тибете, но и всех почивших на Тейе.
Кладбища и мавзолеи там изобретать почему-то не стали, а по окончании «небесного процесса» сроком около пяти лет все черепки и косточки собирались и измельчались в каменных ступах, потом перемешивались со звериными и высыпались, но не на тропы, а на границы племенных владений. Чтобы незваные гости по ширине и новизне костяной «границы» могли прикинуть, сколько воинов и охотников обитает на земле, которую им приспичило посетить в качестве мирного торговца, пилигрима или авантюриста с большой дороги.
По себе знаю… То есть, помню, что долго не решался переступить такую же жуткую полосу между тейянским Тартарусом и… Но об этом я вспомнил намного позже.
Вернувшись в лачугу вукулы Глафиры, безо всяких усилий переключил внимание на всё, что знал о человеках-оборотнях. Именно к ним по глупости или легкомыслию собирался отнести и радушную хозяйку своего жилища, но те картинки, которые замелькали не только в голове, но и перед глазами отговорили меня от такого опрометчивого деяния.
Во-первых, из этих «ненаглядных пособий» я точно узнал, что Воллемия из холоднокровных ящериц-рептилий, которые за миллионы лет эволюции научились не только имитировать голоса, но и принимать любые формы, внешность и размеры всевозможных живых существ.
Во-вторых, мне напомнили кое-что из недавних откровений самой рептилии. «Я родственница Хозяйки Медной горы, между прочим. По-вашему – дочь змеиного царя. Которая Малахитница или Артуть-дева. Дальняя родня великану-простофиле, который обратился в мышь, а Кот с огненными ушами его схарчил.
Кстати, Кот тоже из наших. Скажешь, всё это сказки? Вот и напрасно. Павла Петровича почитай, который Бажов. Но только в оригинале, а не ваше советское», — заявила мне Лика. А вот когда и где, я вспомнить не смог.
В-третьих, весь с головы до ног облик домомучительницы Глаши был скопирован с известной картины Клавдия Лебедева «Марфа посадница. Уничтожение новгородского веча. 1889 год», репродукцию которой с кинолентой «Иван Васильевич меняет профессию» всучили Марте вместе со снабжением, а она, оценив шуточки неведомых «кураторов», повесила её в штабе экспедиции.
Кто-то из старших по званию точно знал, как «за глаза» подчинённые называли главврача, поэтому поручил службе снабжения достать эти материальные ценности и включить их в список «Инвентарь для досуга».
Потом мелькавшие картинки и короткометражки из личного «архива» поблёкли и удалились в кладезь, а я оказался глаза-в-глаза с вернувшейся хозяйкой.
— Подозрительно пахнешь, медвежонок. Оголодал, что ли? Такой аромат бывает от лягушат, когда они по весне оттаивают и просыпаются, а комары с мухами ещё нет,— то ли пошутила Глаша, то ли так намекнула, что знает мою маленькую тайну.
— Могу кашу доесть. Её на пару дней точно хватит, — ответил я нарочито весело, но вовремя сориентировался и приступил к завуалированным расспросам: — А сама, чем сегодня разжилась? Подсвинками или косулями?
— Тьфу на тебя! Какими ещё подсвинками и косулями? Как мне потом летать на полное брюхо? Я же на службе, а не в отставке. С утра пару беззубок из ручья. В обед одну среднюю форель оттуда же. А вместо ужина вспомнила детство. Всегда так делаю, поэтому в форме, — чуть ли не похвасталась посадница, и я не упустил свой шанс.
— Так-так. Сверчками, что ли, детство вспоминала? Или червяками? Ягод с фруктами я вроде нигде не видел. У вас же весна. Или далеко-далеко можно кое-что надыбать?
— Креветками. Оборачиваюсь в номинал, только ясельного размера и ныряю в омут. Десяток декаподов, и можно всплывать. Заодно водные процедуры справляю, если ты понимаешь, о чём я.
— Номинал – это что-то вроде саламандры? Или тритона? Может, плавающего геккона? Ящерицы? — не удержался я в рамках завуалированности и выдал своё нездоровое любопытство.
— Правильно – Амбистома. Которая и с детскими жабрами, и со взрослыми лёгочными мешками. А как по земному – не знаю. Но бываю и чёрной, и зелёной, и пёстрой. Какое настроение – такая и личина.
Так запаливать очаг, или холодным перекусишь? Ты же понимаешь, что разжигаю его только для таких, как ты. Для теплокровных, — разоткровенничалась дочь змеиного царя и начала разводить огонь, чтобы разогреть кашу и заварить травяной чай постояльцу, который сам только-только начал оттаивать от ледяной, но совсем не зимней, амнезии.
* * *
«Как бы проверить, я уже нормальный и для всех видимый?» — приснилось мне подобие кошмара, что снова стал прозрачным призраком, стоявшим на Змеином обрыве, а вокруг вместо зайцев и тушканчиков чуть ли не роились ящерицы, гекконы, саламандры, вперемешку с медянками, ужами и прочими гадюками, которым не знал н