ени и с обратным. А выходя из лабиринта на берег Гадеса, обязательно забредать в воду и нащупывать в ней Струи Времени.
Делать так до тех пор, пока эти Струи сами не взорвутся и не проглотят их, чтобы отправить домой. В кластер галактик, который станет родным. Пусть не сразу. Но после ближайшей хроноволны обязательно.
Ну, а если Струи не будут вспучиваться – повторять фокус с жемчужинами из одной ракушки, которую можно потрошить хоть сто раз кряду, если возвращаться на несколько часов, или даже минут, в прошлое.
Нырнул, взялся руками за трепещущий пучок Струй, и перехватился на десяток сантиметров вниз. Если перехватишься больше чем на полметра – попадёшь в прошлый день. Если наоборот, перехватишься вверх, против течения…
Но течение только в речке, которая Стикс. В Гадесе, когда ныряешь напротив лабиринта, сложнее ориентироваться где завтра, а в каком направлении вчера», — размышлял я о чём угодно, лишь бы не думать о действительно важном в тот момент.
«Хорошо, что память на самом деле восстановилась… Почти восстановилась и пополнилась знаниями о приключениях на Тейе и букете… Нет. Скорее, букетах Млечных Путей. Значит, бывал не на одной Тейе, а на нескольких. Где же меня амнезия накрыла?» — не внял я голосу разума и продолжил игнорировать «проволи», которая «эпидейкси».
Извините. Конечно, «демонстрацию», которая «представление» для ознакомления с миром-молчуном по имени Оморфос. И он вроде бы обиделся.
«Как бишь ты себя раньше называл?» — громыхнуло в голове вопросом от тихони, который, наконец, изволил выйти на связь с букашкой, мозолившей глаза и упрямо не замечавшей ни красоты демонстрируемых пейзажей, ни усердий по сгибанию-разгибанию планетарного пространства.
— Пронимфи амфивиас. По-русски – Головастик. Только это не я себя называл, а родная астра так называла. Моя Сторгикос, которая Кармалия, — доложил я, остановившись, и с пролетарским задором начал разглядывать ландшафт, на всех парах мчавшийся навстречу.
«Говорят, из-за тебя и твоих воплощений пропали какие-то галактические паразиты? Как же ты смог такое провернуть?» — прогремело более-менее удобоваримо для неведомых мысленных «ушей», о наличии которых я догадывался, но понять, как можно слышать «немой» вакуумный крик астр и миров – ума не хватило.
— Всего лишь был орудием в руках Провидения. Или Безначального. Сам бы никогда… А я сейчас на закат э-э… Перемещаюсь? День никак не кончается, — ответил я и сразу задал отвлечённый вопрос, потому как заподозрил, что Оморфос стеснялся признаться, что сам «болел» этими паразитами.
Но в этот момент Молчун толкнул меня в спину, и я, невольно шагнув вперёд, оказался на самом берегу моря-океана, а мчавшаяся навстречу картинка с пейзажами и облаками замерла.
От неожиданной смены… Не так. От такой «перемены блюд» я инстинктивно сделал ещё пару шагов в сторону моря, погашая не существовавшую в тот момент инерцию, и замер, поражённый высотой обрыва, на котором очутился, и прибоем, бесшумно клокотавшим далеко внизу.
«Эксипно? Или на самом деле Понимающий?» — чуть ли не вздохнул Оморфос, обозвав меня умником.
— Умник – моё второе имя. Головастиком прозвали из-за того, что хорошо соображал. А Понимающим стал совсем недавно, — поддержал я разговор и, для «мировой» проверки, открытым текстом подумал: «Может же, когда захочет, не громогласно мыслями разговаривать, а почти по-человечески».
«Ум – это способность мыслить и понимать. Воспринимать и запоминать. А на что, кроме дерзостей, способен ты? С памятью твоей – беда однозначно. Неразбериха. Как же ты осваивал родные миры, галактику? Или сразу на Вселенную замахнулся? А зачем, спрашивается? В таком возрасте в куклы играют, а он в Понимающих», — провещал Оморфос в моей головушке почти по-человечески, и, мне показалось, провещал так, чтобы «слышала» мамка Сторгикос.
Пока думал, что отвечать на явно риторические сентенции, отвлёкся на остававшиеся в памяти прорехи. Решил, что и они не просто так сохранялись, а вот с какой целью – расследование проводить повременил. Как в скором времени выяснилось, правильно сделал. Ума палатой от того, что впоследствии вспомнил, разумеется, не стал, а вот стыдиться и краснеть продолжаю. Причём, до сих пор.
«За этим морем другой континент. Там руины лагеря эонов. Полноценный город по нашим меркам. Туда они переправляли жертвенных подростков, и там их готовили к отправке в колонии. На новом месте уже учили языку, профессии, минимальным социальным навыкам. Может, ещё чему-то. Главное, чтобы размножались и трудились на благо цивилизации Апейро. Да-да, именно Бесконечностью себя называли», — вмешалась в мой разум мамка Сторгикос, и я, вроде как, сам себе мыслями рассказал о заморских достопримечательностях, которые, слава Богу, не собирался посещать.
По крайней мере на этой ознакомительной экскурсии. Но не всё так просто в подлунном мире. Кстати, у Оморфоса две полноценные луны-спутника и один корявый астероид, который под лучами Илиос похож на причудливый обломок кораллового известняка.
«Ну, если не хочешь познакомиться с остальными проскопоус, тогда отвернись. Стань носом на рассвет», — заявил мир, явно подтрунивая над мамкой и мной – горе-путешественником.
— Какие ещё разведчики? В лагере людоеда не все выпускники АВР? Кое-кто за морем? — возопил я Потапычем, объегоренным хитрюгой по прозвищу Красавчик.
Но было поздно. Меня развернули «носом на рассвет» и сразу же, как нашкодившего Мурзика, толкнули в спину. Хлоп! И я у разбитого корыта. То есть, у троюродного мостика из пары морёных стволов. Вот только в глазах сразу же потемнело, потому как в районе Глашиной избы-читальни уже настала полночь. Или около того.
* * *
Заснуть долго не получалось. То ли из-за добровольно-принудительно доеденной оленины, то ли из-за экскурсионных впечатлений, то ли из-за мировых и ласковых солнечных откровений. Ещё Истома наотрез отказалась рассказывать, какие руины за морем, и кто из разведчиков там на рекогносцировке.
«Доедай и отдыхай. Если не дашь оленине прокиснуть, так и быть, завтра всё, о чём разрешат, расскажу. Не моя тайна. Поэтому посоветуюсь кое с кем в ночи. Извини, но завтра тебе снова спасать косулю. Знала бы, что твоим только настоящей крови из них надо, а не мяса… Чтобы на Корване зрители не заметили подвоха, их окропят оленьей кровью. Как-то ваша Марта умеет её сохранять, и она не сворачивается.
…Что? Каких ещё котлет? Какой колбасы?.. Шучу. Знаю, о чём ты. Рубленные на топлёном жире подойдут?.. Нет у меня кишок. Не заготовила. Каких ещё сухарях?.. В хлебных крошках?.. Спи уже, гурман», — отмахнулась от меня домработница и упорхнула к ручью чтобы помыть посуду и набрать на завтрашний день воды, а я залез под одеяло и уплыл в «бурные и продолжительные» размышления, как говорили дикторы ЦТ об овациях во дворце съездов.
«Странный тут метод перемещения ОО. Сгибают пространство, будто оно какое-нибудь гуттаперчевое. Но рывки похожи на наши обычные моментальные возвращения.
Вот простофиля! Меня точно так же сегодня вернули к дубовому мостику.
Жаль, что с их Эсхатос нельзя общаться, как с нашими…
С нашими в Млечном Пути? У мамки Кармалии тоже никто из них ни гу-гу. Только у… У кого? После хроноволны они еле разговорились, когда объяснил им, что свой в доску. Что не Саврас без узды, что много чего с их помощью натворил и наворочал… А теперь шкодить не буду.
Сколько Калик нашёл и отправил по домам? Помню, что больше двенадцати. Плюс Угодник, который по всей видимости был…
У меня что, точно такая же амнезия, как у Николая? Нет. Тот вообще не помнил, что стал бессмертным. Что наказан за… За что?
Добрая дала шанс, и всё случилось как бы само собой. Или Протас вмешался?.. Теперь-то и узнать не у кого. Теперь и я никто. И пропуска, скорее всего, нет и не предвидится.
Но как-то же я слонялся… Где? В Сиг-Кроузи? Здесь я недвижимость, скачущая по гуттаперчевому пространству. Хорошо, что не издеваются над временем.
Нужно разобраться. Каким образом наши из Млечного Пути в Коллизию командируются. Ведь паразиты эоны тоже мотались туда-сюда и… И нет больше их. Спасибо, что надоумили сунуть их в карманную галактику, откуда они так и не выбрались. А то бы нырнули на шестьсот тысяч циклов назад, и петля времени замкнулась.
Ладно. Сплю. Всё остальное завтра».
Всё остальное и сногсшибательное завтра
— Вставай, медведь-конспиратор. Котлеты остывают, — разбудила меня Истома и сдёрнула одеяло, чтобы не прикидывался, что продолжаю спать несмотря ни на что.
— Эвон, что деется. На Коллизии объявили котлетный день. Какая неожиданность. Ну, здравствуйте Рубленные. И овсяным лепёшкам приветик немножко. И травяному чаю-выручаю, — заводил я себя, как папка заводил «Москвич» после морозной ночи, чтобы ехать по мамкиным надобностям.
— Ты, мил-человек, о чём вчерась думать изволил? Накануне, — спросила домомучительница, разливая чай в кружки и садясь со мною за стол, чего никогда прежде не делала.
Пришлось напрягать извилины и вспоминать насыщенный впечатлениями «вчерась», а заодно кумекать о возможных причинах преображения аборигена Глаши.
— О каком кануне речь? — спросил я, когда не сообразил, что из меню вчерашнего дня могло расстроить Истому, и почему стал конспиратором.— И вообще. Сейчас твоя очередь обо всём рассказывать. О чём тебе начальники разрешили? Всё, что не твоё тайное – вынимай и раскладывай по полочкам.
— После котлет расскажу. А пока повременю. Аппетит вашему брату портить нельзя. Вы же впечатлительные, несмотря на развитость, — пообещала Глафира, явно с дальним прицелом, ещё и пошутила на счёт продвинутости земной цивилизации.
Пришлось браться за тёплые «оладьи» из косули, которые неоднократно дегустировал в столовой добровольцев и лейб-гвардейцев. В этот раз мясное кушанье было на порядок вкусней из-за наличия в фарше лука и местной зелени, похожей на нашу петрушку.
Осмотревшись по углам домишки, понял, что очаг никто на разжигал, значит закуска прибыла из другого места. Отхлебнув травяного чая, который оказался довольно горячим, понял, что расследование зашло в тупик.