Фальшивая обитель людоеда тоже исчезла. Была одна-единственная брезентовая палатка, примостившаяся тылом к уходившей ввысь скале-жандарму. К резкому, почти вертикальному выступу горного гребня, очень напоминавшего место, рядом с которым раньше базировался лагерь Марты Георгиевны.
Моё онемение усилилось ещё больше, когда осмотрелся по сторонам и в десяти шагах от палатки узрел нескольких совершенно незнакомых лиц мужского пола, выражавших не то чтобы удивление, но что-то похожее на изумление в степени ошеломления. Точь-в-точь, как и моя безмолвная подсказчица с ледяными иглами вместо бархатной собольей шубки.
— Здрасти, — выдохнул я приветствие и, осмелев, спросил у незнакомцев: — И куда меня в этот раз занесло? Э-э… Поу эфтаса? Уби сум?
Но ни греческий, ни латынь не произвели на чужаков никакого впечатления. Пришлось переходить на имена и названия.
— Что за станция такая? Дибуны или Ямская? Может, всё-таки планета Оморфос? А я с план… А я Плано Карпини, Рубрук и Марко Поло в одном лице. Путешественник по Вселенной. Ойкумена бродить – друзей находить. Вы же… Мы же друзья? — протараторил взволнованно, но никто из аборигенов и ухом не повёл.
Все так и продолжили стоять и пялиться на меня, будто увидели незнамо какое диво.
«Ты их что, парализовал? Мир Дедморозыч, выходи на связь. Объяснись с Александром ибн Василием с планеты Скефий. Я, кстати, из Млечного Пути, если ты успел позабыть», — возопил я как можно красноречивее, но пока мысленно, и уже собрался подойти к братьям по разуму, чтобы разобраться с сутью и природой их одномоментного и коллективного сопора.
В шаге от момента «Икс». Часть вторая
— Пойос эйсай, ювенис амикус? — спросил меня незнакомый голос, который пару минут назад обзывал Войтосом и отказывался понимать слово «бесшабашный».
Причём, спросил обыкновенным, «звуковым» способом, привычно смешивая греческие и латинские слова. Я, разумеется, без затруднения перевёл его тарабарщину как «Кто вы, юный друг», и осознал, что оказался в гостях у очередного знатока земных языков. Даже успел подумать: «Вдруг, я уже дома?» Но одеяния и лица замерших аборигенов сказали: «Шиш тебе, умник».
— Вы же знаете современный русский язык. Зачем спрашиваете на… Ладно. Я Александр. Житель Земли, которая в солнечной системе. Которая в галактике Млечный Путь. А вы кто? Мир Оморфос?.. Может, вас теперь по-другому обзывают?.. Или я уже не в галактике Эсфальмени Тмима Сиг-Кроузи? Где тогда?.. И как попал к вам? — всё спрашивал и спрашивал я у неведомого собеседника, а тот почему-то не торопился отвечать.
Зато я спешно соображал и анализировал всё случившееся за последние дни и часы своей командировки в соседнюю галактику.
«Значит, опять случилось недоразумение с Наследником. Видно, не просто избавиться от Индоса. Или Вселенную заново исправили, или меня закинули невесть в какую… Хорошую… Терру Инкогнито», — кое-как подобрал подходящие мысли, чтобы не обозвать дырой приютивший меня мир, потому что вовремя вспомнил, что оный слышит каждый скрип моих извилин.
Правда, Эфир принял в подборе активнейшее участие и предложил целый набор слов женского рода. «Местность», «территорию», «страну» и «область» я забраковал, а вот ненавистную латынь принял, как самую подходящую, и запустил в открытый космос.
Космос ещё пару минут соображал и, думаю, соображал бы дольше, но я решительно шагнул в сторону ближайшего аборигена, таращившегося глазками так, будто он вот-вот одолеет обструкцию местного Скефия и заверещит, радуясь встрече с долгожданным гостем.
— Мир тебе, антропос. Эйрини се сена, человек. Не переживай. Как только… Так сразу оттаешь, и мы поговорим, — пообещал я больше себе, а не дяденьке с аккуратными, собранными в пучок, длинными, почти женскими косами, которому на вид не было и сорока циклов.
— Я не Оморфос. Но за комплимент… Так ты тоже с планеты, где принято говорить: Миру – мир?.. Извини. Не получилось настроиться. С самого начала ничего не получилось! Просил обездвижить тебя, а замерли мои… Астрологи. Это они предсказали, что мраморный атлет вот-вот проснётся и станет живым мальчишкой, — наконец, пришёл в себя и заговорил по-человечески неведомый мир мужского рода, а мне почему-то сразу захотелось отойти подальше от косатых бородачей в груботканых балахонах.
Пока соображал, что такого предвидели астрологи на мой счёт, а параллельно штудировал знания о мраморных куросах и их подружках – корах, догадался озаботиться своим внешним видом.
«Эти парни-изваяния все как один голые. Помню, стеснялся чего-то, когда слушал нотации Протаса. Но коры всегда одетые… Тогда почему меня записали в атлетические нудисты?» — кумекал я и холодел всеми внутренностями.
Потом долго таращился на своё «туземное» одеяние, состоявшее из одного-единственного халата-парашюта, надетого на голое тело. Халат тоже был груботканым и мутно-серым с красно-коричневой вышивкой, как и у всех толпившихся астрологов, но с непонятными рисунками, которые я не смог то ли разглядеть, то ли распознать.
Ещё я не смог сосредоточиться на голосе мира, которого в тот момент будто прорвало, и он заливался о чём-то для меня далёком и неинтересном. По крайней мере, до тех пор, пока я не опомнился от очередного вселенского сюрприза.
— Почему астрологи меня… Зачем раздели? Зачем напялили халат? Где моё барахло? Где камень с Куома? Куда крестик из палестинской серраты дели? Где зёрна Древа Познания? Что, вообще, со мной случилось? Как угораздило…
Неужели, Щей-Кощей отомстил?.. Ну… Заяц, погоди! — молол я несусветную чушь, но не бредил, а лихорадочно соображал, что же такого отчебучил перед тем как получил ссылку в неведомую колонию для молодых, неокрепших умом, деятелей.
Когда поостыл, расслышал внутренний голос скорее всего мамки местного мира, имя которого так и не узнал: «Никто никого не раздевал. Ты уже триста циклов торчишь на… Торчал на Кургане Теней. Минас назад начал просыпаться. Мраморная оболочка очистилась, пропорции фигуры исправились, проступили черты лица и прочие индивидуальные… Назовём их особенностями. Поэтому тебя нарядили, перенесли в Чёрное нагорье и поместили в кущу с красным ставросом. Сделали всё так, как описано в древних трактатах. Никакого имущества при тебе не было и не могло быть!»
— Как это, «не было имущества»? Куда же оно делось? — спросил я по инерции, а сам уже вовсю получал подобие телеграммы, только не буквами, и даже не картинками.
Приснопамятный Протас сжалился и прислал мне отрывки из «напрочь забытой» биографии, причём стопроцентно не моей, а совсем не похожего на меня работника галактики, ещё и из звёздной системы, в которой я никогда не бывал даже застрялом.
В этих эпизодах с фрагментами чужих злоключений и похождений моё троюродное олицетворение откликалось на прозвище Войтос, которое в переводе с тарабарского означало «помощник», а на самом деле его звали Ендохом.
Да-да. Меня приняли за того типа, который согласно записи в канувшем в лета Кодексе, должен был стать моим протеже с гордым званием Головастик.
Почему Протас, или кто-то исполнявший его обязанности, прислал мне дезинформацию, я решил подумать позднее, а пока сосредоточился на замолчавшем мире и на блестевших глазках ближайшего ко мне астролога, который усиленно изображал из себя окаменевшего тираноборца.
— Вынужден констатировать, что произошла ошибка. Я не Войтос, — сказал я громко, с надеждой, что мир или его мамка продолжат общение.
— Разумеется. Войтос сейчас на другом континенте. На Пангее. А ты на Гондее. Между ними… Между вами океан Панталасса, — как-то нехотя проскрипел мир, а за ним и астра подоспела с индоктринацией на тему, что никакой ошибки не было.
Оказалось, что мой несостоявшийся крестник месяц назад прибыл на планету в составе полноценной экспедиции из соседней галактики. А я триста циклов назад, в одиночку, неизвестным способом и в состоянии окаменевшего овоща с мраморной глазурью.
«Ерунда какая-то. Почти то же самое, что было со мной и земными добровольцами. Даже на русском говорят. Почему же они числятся гостями из неведомого мира?
Шифруются? Не похоже. Ведь местные зазывалы, кем бы они ни были, точно знали куда и кому посылали пергамент с приглашением. Скорее всего, какой-то сбой, но где? Точно не в родной галактике. Получается, во Вселенском Порядке?.. А кто мне объяснял, что у Вселенной своё понимание Порядка?.. Ротарик?.. Сами Эсхатос-Протос?» — отвлёкся я на короткий анализ всего нового и несуразного, накинувшегося на меня, но был бесцеремонно прерван обиженными криками мира.
— Кто противодействует? Кто всё портит? — вопрошал мир громко и, возможно, риторически, потому что никто ему не отвечал.
Ведь не могла же мамка-астра издеваться над чадом и устраивать ему обструкции. А вот общаться с ним неслышным для меня образом – запросто.
— По-моему я знаю, кто вам пакостит. Даже имя смутьяна могу… Назвать, — ни с того ни с сего заявил я местному начальству, имея ввиду Провидение-Протаса, но договорить не успел.
То есть, успел, но уже будучи в «особом» состоянии пескаря, проглоченного щукой.
Слава Богу, никакой рыбкой я, разумеется, не стал, зато мгновенно целиком и полностью оказался в густом, мутном и прохладном мареве, которое тотчас утащило меня сначала в палатку с красным крестом, а потом сквозь оную дальше – прямиком в монолит скалы.
* * *
«Воллемия взаправду меня поймала, когда стоял у Верстового, а потом утащила на окраину Полиса», — с какой-то стати всплыло в памяти, как провоцировал эфирных помощников, а те раз за разом посыпали мои извилины соответствовавшими картинками или видениями.
«Скорее всего меня как-то усыпили… Усыпил местный энергетический монстр – потомок протуберанцев. Это он глазками искрил, когда прикидывался окаменевшим астрологом», — соображал я и пытался сориентироваться во времени и пространстве.
Пространстве, не имевшем ни света, ни гравитации, ничего, кроме прохладного воздуха для дыхания.