— Спасибо, конечно, за угощение. Только я в толк не возьму, откуда вы меня знаете? За какие такие заслуги чествуете и угощаете? — спросил Николай вежливо, потом взял кусочек нерки и горбушку чёрного хлеба. — Не подскажете, откуда в моей памяти такая каша из обрывков воспоминаний? «Всё, что было не со мной, помню». В песне так поётся, а у меня в жизни оказывается.
— Э-э, брат. Все ответы на любые твои вопросы знает только Яшка-цыган. А он перед тобой сидит. Моё стариковское дело… Только и меня он всему обучил. Признаюсь сразу. Всё в моей седой голове вверх тормашками перевернул. Ты не смотри, что он недомерком кажется. Силища у него самим Богом даденная. И у тебя, с его слов, конечно, точно такая должна быть. Ты же наша надёжа! Ты-ы. Потому… Отбудет он скоро по назначению, а ты с нами останешься, — поведал дед свою версию не только на счёт происходившего здесь и сейчас, но и ближайшего будущего, запланированного для нас неведомым, но всемогущим «начальством».
— Не думаю, что мне стоит всё сразу рассказывать. Сначала приобщим его к вашим мировым тайнам, а там никуда не денется. Всё вспомнит, как миленький. И то что Николаем зовут, и то что Григорьевичем, и то… Не Каликой, в общем, а совсем по-другому. Сам вспомнит. Ужаснётся, испугается, но зато сам. Мы только немножко подсобим. На первое время, — вступил и я на узкую тропинку просвещения умов между пропастью их полного отрицания очевидного, но непонятного, а потому пугавшего, и заоблачными вершинами из бесконечного количества нового и невероятного, но вполне реального.
— Николаем? Хм. Ну надо же, — скептически озвучил дядька своё настоящее имя. — Не верится что-то. Так, о чём вы рассказать-то хотели? И как меня в ваши края занесло? Я-то проснулся после еженощных кошмаров, будто снова под Краснодаром всю ночь с фрицем воевал, а тут вспомнилось, что должен кто-то меня на Фортштадскую гору отвести и там в ад засунуть. За какие грехи, это понятно. Но сначала мотоцикл нужно бабушке какой-то соседской отдать. Вот и приехал в этот… В ваш район с поисками. Пропуск в ад, опять же, получить нужно. В общем, в башке галиматья полная. А вы об этом, что думаете? Вещий мой сон или... зловещий?
— Это, брат, не сон. Это самая настоящая явь. Реальность это, во. И тебя на ту гору уже, почитай, больше недели водят, а ты каждый раз пугаешься. Или тебя пугают. А может, мир наш любезный домой тебя возвращает. И мотоцикл ты уже столько же раз у Дуськи оставлял. Память тебя не подводит. У тебя её, просто, нету. Украдена, или куда-то на хранение отдана, не знаю. Но считаю, что пора бы тебе набраться смелости и сходить-таки под Фортштадт-гору к её хозяйке. Данилой-мастером побудешь. Ха-ха!.. Не шучу, ей Богу. Ха-ха-кхе! — закашлялся дед, но своим длинным монологом помог мне сориентироваться и понять, чем, собственно, заняться в ближайшее время.
— Можем на твоём Харлее туда смотаться, но ты пока ещё гипнотизировать не умеешь, так что… Слетаем по небу, как воробушки. Слетаем, я спрашиваю? — обратился я уже к миру. — Рыженькая-а. Ми-ир! Снова самоотвод? Значит, не сле…
«Слетаете-слетаете. Сегодня все твои капризы выполню. Сам потом пожалеешь», — нехотя откликнулась Семалия вредным голосом.
— Слетаем. Она согласна. Вроде, больше хулиганить не станет. Память теперь будет в твоём полном распоряжении. Страдай и мучайся, на здоровье. Больше никаких бутылок по затылку. Конечно, если сам не попросишь. Тоже вариант. Не по затылку, а с временным затмением всех новостей, которые тебе с сегодняшнего дня выпадут, — провещал я, как подлинный кудесник, любимец богов, и продолжил завтракать.
— Кто такая «она»? О чём, вообще, разговор? На волшебную гору полетим, в ад провалимся, а беседовать с Хозяйкой Медной горы уже начали? Чудно. Ой, чудно. А вы не бесы, часом?.. А если есть бесы, почему тогда не допустить, что и божьи помощники бывают? То есть, существуют?.. Что-то я окончательно запутался, — признался Угодник после недолгого размышления вслух и вытаращился взглядом в никуда.
— Она – это твой родной мир. Может, и не родной. Но это женщина-мир, — продолжил я неумелые поучения. — Вам здесь так выпало или повезло. Сами решите. Она почти всё на свете может. И твоя дырявая память – её ручек дело. Не по злому умыслу так приголубила, а за тебя убоялась. Чтобы умом не замутился от знаний…
«Не я это начала! Не я! И не во мне он родился, а в… В другом месте. Я уже в седьмой раз его жизнь устраивала. В семью к Каликам пристраивала», — призналась Семалия, вернувшись в наш разговор.
— Продолжаю… А нечего продолжать. Сёма, пока ты сегодня добрая, можешь нас в междомирье ваше втиснуть, и сама ему представиться? Туда, где вы портреты вашим дедам раздавали? Где темным-темно? — решил я ускорить процесс обучения, чтобы любым способом добраться на окраину Старой станицы и дальше к ракушечной пещере.
«Тогда вас придётся к сестре закидывать. Но не думаю, что это уместно в первый же день… В самом начале возвращения его памяти. Решай сам», — объяснила Семалия, что я не такой уж умный.
— Ладно-ладно. К этому потом прибегнем. Не хочет она с наскока. Понимаю. Тогда возьмёмся за новые знания. А старые сами зеленью прорастут сквозь осколки, в которые превратится всё твоё понимание устройства мира и бытия. Или всей жизни. Договорились? — обратился я к дядьке, на которого от наших с дедом сногсшибательных речей напал нервный аппетит, и он, не находя себе другого успокаивавшего занятия, лихорадочно метал в рот всё подряд, не разбирая вкуса, цвета и запаха вкуснейших деликатесов.
— Значит… Получается, мне одна дорога? В ад?.. Готов к новым адским знаниям!.. Таки полетим? Или сквозь землю провалимся? — уточнил Николай, запивая завтрак давно остывшим чаем.
— И полетим, и провалимся, и рядом с солнцем окажемся. Это если я тебе сгоряча и по запарке снова не впаяю пару пропусков в пещеру. Тогда одному придётся шагать в ракушечную неизвестность, — взгрустнул я, припомнив, что вот-вот обанкрочусь и останусь без допусков.
«Я сегодня прослежу за тобой, — поддержала мои начинания Семалия. — Могу и на мотоцикле. Верхом по воздуху вас перенести. Если что, присмотрю за имуществом, пока по делам отлучитесь. Ему так спокойней будет. Что решил?» — чересчур подозрительно озвучила предложения мир, скорее всего «услышав» мои траурные мысли.
— Согласен. Верхом, значит, верхом, — откликнулся я Семалии, а потом объяснил Угоднику: — Предлагает на Харлее нас доставить. Он там на пригорке нас обождёт, пока мы на экскурсию сходим.
…Кстати, дед. Ваш ансамбль пенсионерской песни и пляски решил, что на ракушке малевать будете?.. На выходах? Я так понимаю, декоратор у вас уже есть. По слухам, художник от Бога.
— Буквицы. Но не русские. Усовестились, что номера по православному алфавиту. Или по русскому? Значит, буквицы можно на латыни. У меня и бумажка с ними имеется. Одним моментом предъявлю, — спохватился Павел и умчался в сторону сарая.
— Какие ещё надписи? Вы что, туда-сюда в ад шлындаете? И как я верхом на Монстере туда заеду? — замотал головой дядька, стараясь вытряхнуть никак не помещавшиеся в ней новости.
Я перевёл дух. Закончил завтрак и, тщательно подбирая слова, сказал дядьке:
— Тебя для такого же готовим. И не ад там. Мы с дедом то место так в шутку называем, потому как, подземелье. Но и это неправда. Не подземелье. Астероид это небесный. То есть, космический. Летает где-то вокруг вашего солнца. На службе людей состоит, и не людей. Инопланетников таких же, как и я. Даже, может, намного чуднее. Одного синего такого видел с коровьими глазками, но он умер давно. Так что…
А я же тебе ещё сказку не сказывал. Про девять солнечных деток.
Вспомнил я вовремя, что обучение нужно начинать с самого начала.
— Не-не-не. Не пугайте меня ещё и этим. Только в ад собрался… Перемена блюд. Только на гору согласился, а меня уже к инопланетникам в солнечный космос. Где же правда ваша? — начал отнекиваться десятый ученик.
— Кому вручить? Николаю? Или тебе? — вернулся Павел с писулькой от девяти дедушек.
— Художнику отдай. Он же намедни сам хвастался, что золотые руки выросли, — переадресовал я наряд-задание на пещерные росписи. — Бери уже, дяденька, да пошли во двор. Ладно, дед. Давай мне, а то он не в себе пока. Сёма обещалась нас прямо со двора запустить. Эй, мотоциклист, туалет тоже можешь посетить, ежели внутренние сомнения имеешь, — командовал я направо и налево дядькой, дедом и миром, ускоряя начало неслыханных приключений Угодника, первым шагая к ним навстречу.
— Правда, что ли?.. Всё-всё правда?.. Непонятно. И он пришелец?.. Землянин, но инопланетник? Совсем не понятно... Как так?.. Несколько? Да ну? — зашептался дядька с Павлом, а через пару минут вышел во двор.
— Заводить монстера не надо. Садись, а я сзади запрыгну. И не нужно твоих памперсов, — распорядился я бесцеремонно и уселся на кожаное сидение позади мотоциклиста-водителя Николая, а потом обратился к миру: — Сокрыть не забудь, красавица. Помедленней неси нас, да пониже. Пусть Николай хорошенько всё прочувствует. С Богом!
«Стартуем», — отозвалась Семалия, и светопреставление началось.
Байк Давидович дёрнулся и, не откидывая подножки, взмыл вместе с нами в июньское небо. Колёса его закрутились от ветра или от шутки Семалии, и мы поплыли над крышами домов, над деревьями с бурой листвой, над столбами с проводами, над заборами, тротуарами, дорогами, огородами… Над всем Армавиром.
Я держался, как обычно, за дядьку, а потому сразу почувствовал, как он весь напрягся, но при этом не проронил ни звука. Мотошлемы свисали с руля, тёплый ветер обдувал наши лица, а ничего не подозревавшие прохожие семенили по своим житейским надобностям. Картина была вполне идеальной, но нужно было начинать поучительный разговор, и я начал.
— Скоро привыкнешь. Ещё и меня поучать будешь. Второго «меня», который твой настоящий племянник. Ему сейчас еще семи годиков нет. Зато на следующий год Павел начнёт и его к чудесам приучать. Ко всему такому, от