чего у тебя сейчас волосы по стойке смирно, а мурашки пляшут вприсядку. Представляешь, каково ему будет? Девять близнецов-братьев по числу ваших миров. Орава целая. И дедов столько же. Я про Павлов говорю.
— Чудеса. Неужели я не сплю? — вздохнул дядька, осознав, что всё, о чём мы с дедом говорили за завтраком, оказалось былью, а не сказкой.
— Не то слово. Мирная силища в действии. Скоро сама говорить с тобой будет. Женским голосом мозги полоскать, чтобы не засахаривались. Увидеть её сможешь, когда в соседние миры перекидывать будет. Красавица писаная. Все они, и женские, и мужские миры славные.
Кстати, мамка их, которая солнце, тоже милая женщина. Увидишь в пещере. Там их голографии имеются. Картинки такие объёмные и почти живые. Тётенька ЭВМ покажет и всё-всё расскажет.
— Чудеса. Неужели я не сплю? — повторил дядька, а я заволновался.
— Ты, что это? Заело? Снова всё забыл? Почему опять повторяешься?
— Нет-нет. Не забыл. Слов, просто, нет. Голова в улей превратилась. Вот-вот соображать начнёт, — подобрал нужные слова Угодник, и мы начали будничное приземление на узкую и вилявшую баранью тропку, бредущую по склону Фортштадта мимо нашей ракушечной пещеры.
В этот раз я всё-таки осмотрелся по сторонам и вспомнил свои первые ощущения, когда только-только прибыл в Семалию. Теперь картина Фортштадта, Кубани, Старой станицы и Армавира не казалась чужой и чересчур бордовой. Всё виделось по-другому, по-дружески и почти по-родственному. Краснота Кармальдии и её лучей перестала быть чем-то неестественным и неприятным. Наверное, к тому моменту я уже стал своим и для Семалии, и для её «мирной» семьи.
— Мотоцикл тут останется, а мы с тобой внутрь. Мир присмотрит за ним, если ты сомневаешься в его невидимости. Дело знакомое, конечно, но в этот раз ты, дяденька, вперёд пойдёшь, а я всё проконтролирую. Договорились? — очнулся я от размышлений и высказал Николаю предложения и пожелания.
— И как же его мир охранять будет? Каким таким образом? — засомневался Угодник, в свою очередь оглядываясь по сторонам.
— Покажет кого-нибудь очень и очень страшного. Придумает что-нибудь. Ты и сам ей можешь посоветовать. Не всё же мне отдуваться. Скажи ей, чего бы ты испугался и на гору не пошёл? — осенила меня внеочередная, но здравая идея.
— Люди больше всего боятся непонятного, или тех же других людей, только… непонятных. А мне и какой-нибудь Цербер сойдёт. Можно даже с одной головой, а не с двумя или тремя, — пробубнил Николай и поскрёб свой стриженый затылок.
— Извини, но я не знаю, кто это.
…А-а нет! Теперь знаю. Ух, ты! — взвизгнул я и спрятался за дядьку, когда, вдруг, из волшебной пещеры выскочил огромный страшный пёс с двумя безобразными головами, на каждой из которых сверкали обезумевшие от злобы глаза.
Николай снова не дрогнул, а только слегка побледнел и, через мгновение после исчезновения двуглавого морока, произнёс одно-единственное слово:
— Сойдёт.
«Наш человек», — подумал я с восхищением и приступил к короткому инструктажу.
— Спасибо, мир Семалия. Я так понял, он подумал о таком чудище, а ты смастерила. Молодец.
Теперь, дяденька, входи в пещеру, потом целься пройти её ракушечную стену насквозь. Поэтому, перед стеной жмурься и считай шаги. Где-то после шестого-седьмого все ощущения пойдут на убыль. Вот тогда и останавливайся. Будешь уже на месте. А я мигом за тобой, — растолковал я по-простому.
— А пропуск какой-то?.. Уже имею. А ощущения? Что-то вроде нескончаемого зуда. Тоже ясно. Так я пошёл?.. Я пошёл, — побеседовал сам с собой Угодник и, не оглядываясь, шагнул в адскую неизвестность – родину Цербера и Хозяйки Медной горы.
Я последовал за дядькой, побаиваясь возможных шуточек Семалии на предмет очередных двухголовых пу́гал, но всё обошлось. Угодник исчез в шершавой стене, а за ним и я потопал, привычно чеканя и считая каждый шаг, стараясь хорошенько запомнить пещерные ощущения, которых, скорее всего, лишусь сразу же после этого учебно-ознакомительного похода.
* * *
— Так ты не инопланетник? Вот дела… Нашенский, получается? А из какого мира? — услышал я дедовские голоса сквозь собственные прощальные восторги.
Посреди пещеры в свой полный четырёхметровый рост стояла красавица Образ в новом платье с замысловатой причёской и белейших туфельках, а вокруг неё толпились пара соседских Павлов и один глупо улыбавшийся Николай.
— И как это называется? — вскрикнул я в полный голос. — Я, понимаешь, на торжественное обучение человека привёл, а тут, незнамо что деется.
— Вот вам и начальство прибыло. Заждались тебя, юный друг, всегда будь юным. И взрослеть не торопись. А драться нужно, так дерись. Получи краску с кистьями, и мы удалимся восвояси. Не-не. Мешаться не будем. Бумажка с латиницей при тебе? Есть запасная, ежели что.
Так этот, что ли, тот самый вечный жид? Ни разу не похож. Ни разу. Тот старым донельзя должон быть, потому как, вечную жизнь выторговал, а вечную молодость запамятовал. Или таки тоже выторговал? — загомонили старики-разбойники и засобирались скрыться бегством. — Включи нам, красивая, дорожную цифру в седьмой… Или пятый? В Забавий нам, вот. А там мы ещё посидим, погорюем с бабкиной самогонкой и пирожками. Можете с нами пойти, люди добрые. Не обеднеем.
— Спасибо вам. Потом, как-нибудь… Обязательно навестим, — отозвался Николай, а красивая ЭВМ включила дедам выход с цифрой семь, не исчезая из нашего с ним поля зрения.
Павлы удалились, а мы начали знакомство с адом.
— Весело тут у вас, — подивился Угодник.
— Это с недавнего времени так. А до визита Катализатора никаких гостей с планет не было очень долгое время. Разрешите с вами познакомиться, или нас представит мой крёстный? — чуть ли не пропела вежливая голография электронной машины.
— Это я-то крёстный? С чего это вдруг?.. Разрешил творческие поиски? На здоровье.
Кстати. Теперь это твоя учительница и наставница, которая командует всеми перемещениями в грозди миров и за её пределами. Электронная и вычислительная машина, Объект номер Раз или Образ, и так далее. Компьютер, но, как видишь, живой и рослый.
Да. Ещё она ГУГЛОО – глобальное устройство галактической локомоверации органических объектов. То есть, нас с тобой. И, конечно, прочих инопланетных путешественников.
А это и есть тот самый Николай Григорьевич. Угодник… Будущий Угодник. Дядька мой. Только он с амнезией в обнимку семь раз переселялся с места на место, а сейчас играет роль Калики Петра Ивановича. Вот. Пробуем с ним восстановить его память, но процесс затягивается.
Да, и мы сейчас не за этим. Я отменяю распоряжение о его засылке на астероид Греноли. Потом, если сам захочет узнать все подробности жизни… Потом. Сейчас его нужно готовить к походу на планету-резервацию. На…
— Ревелию? Условно обитаемую планету Венерии-Вардакии? Значит, никакая не школа отшельников? Резервация? Вношу в память. Кого будете искать? — спросила Образ и мигом превратилась в деловую женщину, сменив цветастое платье на белую блузку и тёмную юбку, белые туфли на чёрные, а волосы убрав на затылок.
— Чудно. А лицо то же самое… Ладно. Привыкнем. Там… Ватария-Изарсия. Так, по-моему. Сверить с картотекой можно? — решил я уточнить имя бывшей начальницы Природы из этой грозди миров.
— Это и есть обвинённая и изгнанная Дарующая Жизнь. Значит, решили отыскать и извиниться? Стоящее дело. Это один Николай сделает, или вы вместе? — уточнила ЭВМ.
— Скорей всего, он один. Вдруг, у меня с телепортацией не выйдет. Так что, готовим его. А вы с нами через телевизор сможете общаться? Который в каюте? Сядем, как человеки, а вы через него всё нам расскажете. Я, заодно, мороженого налопаюсь напоследок, — размечтался я о семейных посиделках с инопланетным пломбиром в обнимку.
— Можно устроить. Вызвать лифт? — моментально согласилась Образ.
— Вызывайте, — скомандовал я.
— А как же краска с кисточками? Надписи же просили Павлы, — напомнил о себе Николай.
— Точно. Захватить её с собой? Или тут пока постоит? — спросил я у ЭВМ.
— Если вы ненадолго, тогда пусть постоит, — согласилась Образ.
— А что там писать? Много? Может, я мигом управлюсь, и поедем в твоё кафе-мороженое?
— Эй, Ви, Джи, Ди, Зет, Пи, Ар, Эс, Ю. Это я по-английски прочитал, а как по-латыни – не знаю. Сообразил?
— А шрифт? А размер какой? Чтобы деды видели? — зачастил дядька вопросами.
— Главное, чтобы они не мешали фосфоресцирующим символам. Сделайте их мельче и ниже моих, или крупнее и выше. Активировать? Сейчас займётесь? — среагировала деловая женщина.
— Активируйте. Не хочу пока от вас уходить, — согласился Николай-художник.
Цифры на ракушечной стене включились, а деловая тётенька Образ исчезла. Не просто исчезла, а включила вместо себя огромное ярко-белое солнце, осветив тем самым всё пространство пещеры для удобства творчества новоиспечённого писаря-маляра, чем угодно пытавшегося отвлечь себя от основной работы. Работы по превращению в полноценного дядьку Угодника.
— И что? Тут же цифры. А мне нужно буквы, — опешил художник.
— Цифра три – буква Эй. Четыре – Ви. Бери список. С ним понятнее будет. С «А» начинается, «У» заканчивается. Значит, начнёшь с тройки. Третий мир – Афиния. Малюй «А». По старому стилю так было, который зачем-то умалчивали, — перестал я умничать и отдал Николаю бумажку с надписью: «A, V, G, D, Z, P, R, S, U».
— Имена планет или миров? Что есть одно и то же. Значит, параллельные миры не сказка. И много в них таких, как я? — задумался вслух Николай, а сам продолжил изучать дедову писульку с латынью.
— Ни одного. Ты такой один. Потом всё о себе вспомнишь, — объяснил я дядьке.
— А за что они меня вечным жидом обозвали? Прозвище? Что и у кого я выторговал, если меня в евреи определили? Вечную жизнь? И такое у вас возможно? — приступил Николай к незатейливому, но аккуратному художеству, а сам тем временем продолжил расспросы.
— С ЭВМ об этом побеседуешь. Я на эту тему ни разу не грамотный. Это, наверно, из той же области, где Церберы твои водятся. Память вернется, и поймёшь, какой ценой и зачем людям такое выпадает. Я про якобы бессмертие. Всё одно, часы с песчинками жизни и у тебя имеются. Не выторговал ты ничего. Это такое наказание за знакомство с чёрной магией.