На третий день у дедов была грандиозная пьянка с братаниями, с зароками «больше не делить неделимое», и всё как будто затихло. Пока на четвёртый день не явился сам неделимый.
— Харлей у вас?.. Хорошо-хорошо. Спасибо за хранение. Нет-нет. Не останусь. Не могу пока. Нужно очень о многом подумать. Нет, не рассказать, а… Нет, не вспомнить, а… А и не знаю, что делать. Но я пока поеду к Каликам. Прощайте. Спасибо за всё, — как до него контуженный новостями Павел, так же и Угодник, мало что соображая, вывел под уздцы мотоцикл и засобирался домой.
— Погоди минуточку, дяденька. Я тебе последнюю порцию пропусков впаяю, и отбудешь в полёт, а не в поездку. Сёма, красавица! Проводи героя, контуженного – новостями нагруженного, — успел я проститься с дядькой, ткнув ему пару раз левым локтем в родственный локоть. — Пропуска сданы на благое пользование и мирное использование. Не прощаюсь. Бывай. Служи, лети и свети! — напутствовал я Николая, и тот, воспарив на заведённом Давидовиче, был таков.
Улетел с мирной помощью. «Бум-бум-бум-м-м», — уплыл голос Давидовича вдаль, и всё кругом затихло.
— По ком слёзы льём? Не помер он, а только жить начинает. Осознанно жить, а не марионеткой. И светом воссияет, вот увидишь. А не бутылкой по затылку, — вцепился я Тузиком в деда, залившегося горькими слезами, чтобы самому не заняться тем же самым.
— И как я мог на такого человека… Не верить?.. Ну, молод. Ну, знакомый. Да, и ты, вроде, не чужой. Как же всё устроено? Все вместе теперь за миры радеть будем?.. И тебя не забудем, — еле выговорил дед и с новой силой прослезился, а я за ним следом.
Не удержался. Вспомнил своего дядьку Угодника, а потом… И мамку, и папку, и Серёжку. Так по ним соскучился, что еле угомонился. Вспомнил где и зачем нахожусь. А ещё, что обязательно вернусь домой в оговоренный день – первое октября.
Мокрым оказался весь вечер. Просто дождик пошёл, или Семалия всплакнула с дедом и мной за компанию, я так и не узнал. После молчаливого ужина мы разбрелись по лавкам и затихли.
Дед продолжил меланхолию с грустными воспоминаниями, а я, когда более-менее оклемался, занялся подготовкой к телепортации в неведомые миры с многомудрыми отшельниками-учителями и Дарующими Жизнь Стихиями.
* * *
Наутро заставил старика собрать шмотки для стирки и усесться на Америку. Потом подробно инструктировал Семалию. После на первой космической улетели с дедом верхом на лавке в дальнее путешествие на остров Кунашир, чтобы попытать счастья с вулканом и местной Паратункой. А, главное, с добрым отношением мира.
Возражений ни от кого не поступило, и через час мы уже подлетали к острову с парой-тройкой гигантских, остроконечных и слегка заснеженных, горных вершин, а также множеством гор поменьше, от которых оказалось рукой подать до Японии. Всё вокруг зеленело растениями, синело океаном, белело высокогорным снегом и радовало глаз небывалой земной красотой.
Сделав круг почёта вокруг красивейшего острова, мы приземлились к курившемуся паром горячему источнику и приступили к водным процедурам. Я старался хоть как-то отвлечься сам и отвлечь деда, а поэтому понукал Павлом, как равным себе недорослем.
— Не ванная это, а горячий ручей. Паратунка такая. Париться в ней нужно. Нет ещё радикулита? Какие ваши годы! Руки, зато, распаришь. Шевелиться начнут, как у молодого. Швыряй все шмотки в воду. Мир сама простирнёт, а после первого захода выжмем всё. Три раза покуримся паром и отбудем. Вдруг, наш ученик в гости пожалует? — бухтел я без остановки, налаживая жизнь на Земле-Семалии. — Тут ещё где-то палтусы водятся, крабы, креветки. Говорят, всего полно. Научить нужно твою Сёму рыбачить и деликатесы ловить. Будет тогда у тебя рыбка смачная без косточек, и всякие диковинные морские дары. Витамины же тебе на старости лет, ох, как надобны. Помирать же передумал?
— Эвон, как. Специально выкопали или запрудили? Воспарить, говоришь? Кто тебя научил? Твой Павел? Эвон, как… — чему-то удивлялся дед и воплощал в жизнь мои тренировочные прихоти и поручения.
Сделав три захода, постиравшись и напарившись, мы тем же способом возвратились домой. В полёте я долго объяснял Семалии про моментальное возвращение, и она обещала узнать о таком способе у мамки Кармальдии.
— Таким макаром будешь просить мир на скамеечке летать. Ничего сверхъестественного. Сел утречком, сокрылся, а через пару часов и чистый, и постиранный. И всё, где нужно, сгибается и не хрустит. Ангелом себя почувствуешь. Сила великая в этой воде и в паре. В вулкане. Жаль, что не извергается, конечно, но и то, красотища, согласись.
Вот так я командовал дедом целыми днями, а вечерами сосредоточенно рисовал в голове небывалые красочные пейзажи, а потом отстранялся от всего и вся, пытаясь переместить себя в эти самые сказочные края с помощью телепортации.
«Не думай! Ни о чём не думай!» — командовал, но ничего не получалось.
День, второй, третий. Без результата. Уже собрал из соседских Павлов троицу близнецов и с помощью Ульении отправил их паломниками в Святую землю по следам самого Иисуса и его учеников-апостолов.
Загорелись мои старикашки и убыли в неведомые тёплые страны на запоздалую религиозную разведку. На мой излюбленный юго-запад. Разговоров-то, разговоров потом сколько было! Споров. Впечатлений.
Узнали всё про того еврейского Агасфера, оттолкнувшего во время крестного хода самого Иисуса, нёсшего свой непосильный груз на Голгофу. И получившего за такое деяние «по заслугам» – ожидание Второго пришествия. Как один из вариантов толкования легенды о вечном жиде.
Нашли себе дедушки занятия по интересам и довольно заметно оживились, если не сказать, что помолодели. Умирать, по крайней мере, не собирались больше, и то праздник. А вот Угодник так и не показывался. Убыл по своему назначению, не убыл.
И я, из-за полного отсутствия пропусков, не мог сам смотаться в пещеру с расспросами о местоположении Николая, а Павлов завлекать в новые споры об Угоднике категорически не хотелось.
Коротал время библиотечными книжками, временно заимствованными. Купанием в Чёрном море, подглядыванием за Семалийскими мамкой и папкой, за младшеньким собой и бабулей. Спал, ел, гулял, где только мог. Наслаждался ничегонеделанием…
Пока однажды ночью не телепортировался в неизвестный мир.
Обучение отшельника
— Просыпайтесь, юноша. Мой язык вам знаком?.. Как вы здесь оказались? — зазвучало в ушах неведомой музыкой, а не простым человеческим голосом. — Откуда прибыли? Вечером вас здесь не было.
Сначала показалось, что я всё ещё сплю, и мне снится удачный вариант телепортации, но всё оказалось намного фантастичней и невероятней. Решил не спугнуть забрезживший свет в конце тоннеля, и начал общение с музыкой, не открывая глаз.
— Я вас понимаю, но язык ваш мне неведом. Кто вы? — обратился к собеседнику.
— Значит, вы из грозди Кармальдии. Могу с вами общаться на земном языке, если это удобно.
— Нет-нет. Я всё понимаю. Продолжайте на своём, а я, если позволите, буду отвечать на русском.
— Странно. Впервые встречаю такого молодого землянина, понимающего язык атласаров, — удивился моим способностям неведомый музыкант.
— Куда я телепортировался? Вы отшельник? Я сейчас у вас в гостях? — начал я с прямых вопросов, чтобы быстрей успокоиться или, наоборот, разволноваться до крайности.
— А мне кажется, что это я у вас в гостях. Вон, какую иллюзию вы создали! Любо-дорого посмотреть даже мне. Небывалая, неестественная… Нежизнеспособная, но талантливая. Для вашего возраста – отличное творчество.
Что же вы не открываете глаз? Боитесь, что всё развеется? Правильно боитесь. Здесь ничего этого не было и нет. Ладно, помогу вам, так и быть. Придержу ненадолго ваши художества, слегка приземлив их. Ну, же! Подъём! — раскомандовался собеседник-невидимка.
— Сначала признайтесь, кто вы? Почему разговариваете музыкой? И откуда, по-вашему, я могу знать язык атласаров? — заупрямился я и продолжил дремать.
— Правильных ответов несколько. Вы Бог. Вы один из Первых людей. Вы один из нас. Вы нечто, которое может представить, что мы все существуем в таком виде и общаемся именно таким образом. Что, естественно, возвращает нас обратно к Богу. Выбирайте, что вам больше нравится.
— Ничего. Я не Бог, не Первый человек, и не один из вас. Я же общаюсь на русском? На русском. Я, скорее всего, другое нечто, которое сошло с ума от безысходности или отчаянья, и представило, что с ним всё хорошо закончилось. А вы приснились, как один из вариантов… Этого. Неплохого завершения моего многосерийного фильма ужасов, — выдвинул я встречное предположение и продолжил делать вид, что дремлю.
— Во-первых, вы не спите. Во-вторых, я существовал и до вашего появления. В-третьих, вполне вероятно, что часть земного населения, называющих себя русскими, и есть Первые Люди. Как вам такой пасьянс? — начал умничать мой собеседник.
— Тогда, я проснусь?.. То есть, открою глаза? Ничего же не пропадёт?
— А что такого может пропасть, если здесь ничего до вас не было? Кроме меня, разумеется, и моей временной обители, — успокоил меня новый знакомый и скомандовал: — Вперёд! Фантазируйте! Живите так, как представляете.
Я сдался и проснулся. Открыл глаза, а вместе с ними рот.
Оказался на неизвестной планете, на берегу тёплого южного моря, на некотором возвышении или холме среди невиданной зелени деревьев, кустов, цветов и их пьянившего аромата. Очутился в странном доме или, скорее, круглом зале из множества белых колонн с золотой куполообразной крышей. Как будто в огромной мраморной беседке, открытой всем ветрам. Тёплым и неспешным ветрам, шевелившим прозрачные занавеси из тончайшего материала, и приносившим в это неземное жильё запахи моря, цветов и… Надежды.
— Вот так нафантазировал, — удивился я и начал разглядывать в первую очередь себя. — Вроде, мальчик. Ни лукошка, ни юбочки. Уже хорошо. А зеркало… Вот и оно.
Наткнувшись взглядом на огромное овальное зеркало, стоявшее у одной из колонн, я подошёл с инспекцией.