— Помощников много, — перебил я разговорившуюся тётеньку-планету, скумекав, что отсутствие жизни пугает только сами миры, а не их мамок – астр.
— И у тебя помощников много. Посмотрим. Подожду на выходе. Знай, что это путешествие придётся повторить. Сначала очнуться, а потом повторить. Ты же понимаешь, что грешными человеческими руками нельзя касаться того, что может трогать только Бог и его помощники.
— Понял. Ясно. Вижу, — отчеканил я и продолжил путь, впервые не сомневаясь, что шёл навстречу своим страхам.
Не успел подумать о раззявленной пасти какого-нибудь чудовища, сразу же получил по заслугам. Перед глазами появилась угрюмая пещера со входом в форме громадного звериного черепа с частоколом зубов. Белые остроконечные камни широкими основаниями были воткнуты в потолок, представляя собой верхнюю челюсть-арку, и в пол, являясь нижней челюстью с одним-единственным поломанным зубом, чтобы оставить проход неведомым богам и мне – кандидату в их помощники.
— Значит, это и есть страхи моего разума. Посмотрим, чего боюсь больше всего, — пробормотал я и, без всякой подготовки, собрался встретиться с парой Церберов дядьки Угодника, дюжиной отцов-близнецов с ремешками наготове, учительницей Павловной со стопкой непрочитанных букварей, ну, и с ненавистной корзинкой, доверху наполненной яблоками.
Наивно считал, что больше ничто не испугает. А вот напрасно. Как только углубился в полумрак подземного хода, почему-то названного коридором, мигом узрел всё, о чём никогда и не думал.
Первым ко мне подбежал мой двойник и, остановившись за пару шагов, начал пророчествовать:
— Санька, ты никогда не вернёшься домой! Санька, ты никогда не вернёшься домой! — повторял он раз за разом и таращился перепуганными глазками.
Я отмахнулся от себя – пессимистера, и пошагал, но не тут-то было. Двойник продолжил плыть впереди и причитать:
— Никогда не вернёшься… Никогда не вернёшься…
— Давайте лучше Церберов, что ли? Чего мне бояться не вернуться? Ещё как, вернусь. Никуда не денусь. Вот увидите, — подбадривал себя, но двойник не унимался.
Наоборот, он начал разделяться на мои копии, и уже через минуту на меня хором орало целых двенадцать пессимистических отражений.
— Что вы говорите? Интересно-интересно. Не вернусь? Как весело. Вы забыли, что я Галактическое достояние? — не успел похвастаться новым прозвищем, как вся банда из двенадцати пессимистеров в одно мгновение исчезла.
Но порадоваться мне не дали. На смену сгинувшим близнецам примчалась дюжина моих атласарских копий, и уже они запели и заголосили на всех языках новые страшилки, которых я опять ни чуточки не испугался. «Я же в мороке. Мне же не впервой с таким наваждением знаться», — подбадривал себя всякими способами, а сам всё равно прислушивался к незнакомой речи, которую почему-то понимал.
— Ты никогда не станешь собой! Ты останешься атласаром! Ты никогда не станешь собой! Ты останешься атласаром! — твердили мои инопланетные воплощения.
— Значит, стану философом Александриком-XII. И не нужно одиннадцать прадедов. Я же всю жизнь о таком мечтал. Что у вас следующее?
Но от атласаров-предсказателей отделаться не получилось. Они так и продолжили мурлыкать, даже после того, как навстречу мне шагнул монах из проваленного экзамена по Девяти шарам Будды и тоже начал запугивать.
«Ты не справился с испытанием! Ты больше никогда не найдёшь Реку Времени! Ты не справился…» — внушал монах, как обычно, не открывая рта, но очень «громкими» мыслями, от которых родные мурашки метались по всему временно атласарскому телу.
— Я уже знаю, где есть анабиоз. По-быстрому найду нужный адресатор с медицинским отсеком. Делов то. Посплю пару годиков, и домой, — попробовал отшутиться, но нисколечко не помогло.
Монах быстренько передумал и начал внушать, что я всё-таки сдам этот экзамен и узнаю Слово. Мало того, я узнаю секретное имя Бога.
— Я уже и так его знаю, — заявил я, и вдруг, все мои близнецы-пессимистеры и монах мгновенно исчезли. — То-то же. Напугали кошку грыжей, вот и стала она…
Не успев договорить свой откуп, я с разгона упёрся в здоровенный молельный камень со скрижалями. Но скрижали были не на кириллице, а поэтому я резонно предположил, что появившийся камень не из моей иллюзии, которую мастерил в византийском подземелье на радость Ротарику.
— Кто Ты?! — спросил меня громоподобный голос, и я замер на месте, боясь даже вздохнуть.
— Говорящий камень? — изумился, впервые столкнувшись со скрижалью, умевшей голосить.
— Ты не камень! Кто ты?!
— Не знаю, — еле выдавил из себя ответ.
— Где Ты? — пристал голос снова, и тут я подключился хвостиком в космическую розетку.
Расправил плечи, отдышался недолго, взглянул во мрак коридора и увидел всё того же монаха. Камень со скрижалями бесследно исчез, а я оказался на своём призовом допросе в неправильной Амвросии на берегу океана Гадеса. Только теперь меня допрашивало нечто, вселившееся в монаха. Но и сам я не был собой, потому как почувствовал, что стал сильным и уверенным, а из-за этого отвечал, как… Как Бог.
— Я Перед лицом Твоим! — заявил я после некоторого замешательства.
— Перед моим лицом Бог! — чуть ли не проорал монах голосом и зажмурился, явно чего-то испугавшись.
Я не стал смотреть на бедного монастырского служку и снова отказался от божественного происхождения. Но меня никто не послушал, и допрос-наваждение продолжился.
Сдаваться мне не хотелось. Бояться почему-то тоже. Наверно, именно это и стало причиной того, что моя сила воли смоталась в неизвестном направлении, и дальше всё произошло, как в кино. Мне задавали очередной вопрос, я отвечал. Меня снова спрашивали, я поддакивал.
— Но я не Бог! Я прах и пепел,— возразил я в полный голос, показавшийся мне чужим и взрослым.
— Ты Бог! Отвечай, как Бог! Кто Ты?— прицепился ко мне неведомый, но явно всемогущий собеседник.
— Я радость Ваших радостей, — брякнул я какую-то нелепицу.
— Не то!— не одобрил голос.
— Я счастье Вашего счастья, — сделал я вторую попытку.
— Не то!— снова рявкнул невидимка.
— Я Надежда Ваших Надежд!— заявил я что-то отдалённо знакомое.
— Верно!— услышал от допрашивавшего и воспрял духом.
— Я Храм Ваших Храмов!— уже веселее чуть ли не прокричал я, а дальше пошло-поехало.
— Правильно!— и собеседник сменил строгий тон на почти одобрительный.
— Я Душа Ваших Душ!
— Несомненно!
— Я Всё Вашего Всего!
— Истина! Ты и есть маленький заблудившийся Бог. А теперь настало время Тебе повзрослеть,— заявил мне голос невидимки.
— Как это? Я же и так взрослею, — опешил я от такого поворота.
— Ты спрятался в яичной скорлупе! Пришло Твоё время! Расправь Свои крылья и ничего не бойся! Взрослей, оставаясь ребёнком! Умней, оставаясь наивным! Совершенствуйся в принятии несовершенства!— наговорил с три короба мой тайный визави.
— Моего несовершенства?— уточнил я на всякий случай.
— Несовершенства Бога, несовершенства Мира, несовершенства Твоих Братьев и Сестёр!
— Но Бог не может быть несовершенным. Это же Бог, — не согласился я.
— Докажи Себе это!— снова разозлился голос.
— Как доказать? Я же ещё маленький.
— Ты маленький Бог, но Ты большой Духом! Ты огромный Надеждой! А Вера Твоя не имеет границ! Помни об этом! Так зачем Ты пришёл?— высокопарно выговорил собеседник.
Пришлось мне импровизировать. Я вдохнул побольше воздуха и чересчур эмоционально выдал что-то похожее на клятву пионера-героя:
— Я пришёл чтобы освободить Разум! Я пришёл, чтобы понять Слово! Я пришёл, чтобы обещать Надежду!
— Сказано: «Когда жемчужины Стикса исчезнут в руках Бога, Он освободит Разум, поймёт Слово, обещает Надежду». Ты уже сделал это! Так зачем Ты пришёл?— не унялся голос и начал допрос заново.
— Но я же ничего такого не делал, — чуть ли не задохнулся я от изумления.
— Вот именно! — гаркнул напоследок невидимка и его голос исчез вместе с монахом, а я в одно мгновение вернулся в полумрак Коридора Страхов.
Но в покое меня не оставили. Не успел сделать пары шагов, как из темноты навстречу выплыли мамка Кармалия со Скефием, и они уныло заголосили:
— Ты не оправдал наших надежд! Теперь можешь не возвращаться! Ты не оправдал наши ожидания! И вампира Стихию мы тоже взашей выгоним!..
— Но я же Надежда Ваших Надежд! Как можно меня… Не пустить в сердце? В душу? В дом? — мигом припомнил себя в роли Бога, которого только что исполнял для монаха в параллельном мороке.
— В тебе больше нет наших искр! Ты стал нам чужой! — заявили мои родные Солнце и Мир, а у меня заслезились глаза.
— Тогда хотя бы Стихию у себя оставьте. Она же первая помощница. К тому же незаменимая. Без неё будет нелегко следить за…— за чем именно должна следить Стихия, мне не дали договорить.
Коридор Страхов неожиданно кончился, хотя я давно уже никуда не шагал. Всё пугавшее исчезло, а я оказался у распахнутой двери в хорошо освещённое помещение, похожее на зал. Купол потолка подземелья сиял, будто был сделан из одной огромной, но не слишком яркой люминесцентной лампы. Если бы не этот светившийся потолок, круглый подземный зал был бы точь-в-точь вотчиной ЭВМ на астероиде Греноли, только украшенным яркими гобеленами, скрывавшими бесконечную стену.
Ещё в этом греческом зале имелось четыре высоченных золотых треноги с лесенками и сидениями на макушках, огромные кресла, прочая богатая мебель, напоминавшая диваны. Пол тоже был не простым, а мозаичным, с повторявшимися орнаментами и корявыми фигурками людей.
Всё бы ничего, вот только в самом центре пещерного зала стоял высоченный стеклянный короб со спавшей тётенькой внутри.
Тётенька была одета в нарядные красные одежды с золотой вышивкой, а на голове у спящей красавицы блестел венец из широких объёмных, опять же, золотых листьев. Её седые волосы были распущены и доставали до самого пола, где их собралось так много, что они покрыли всю квадратную площадку с неудобным кубическим постаментом посредине, на котором и восседала искомая мною Пифия Клеодора.