И всеми годи и добрыми бондами,
Всеми, кто может держать оружие,
И всеми-всеми окрестными жителями
Здесь, на Цаплином Тинге,
Кто б они ни были
И откуда бы ни пришли, —
Всеми, кто назван
И кто не назван.
Обещаем мир,
Полный и нерушимый,
Чужанину, который назвался Гестом,
Для игрищ, веселий
И ратоборства,
Покуда он здесь
Или путь держит к дому,
Посуху иль по морю,
Землей иль водою.
Да будет мир ему
Везде и всюду,
Пока он, целый и невредимый,
Домой не вернется
Под защитой обета.
Провозглашаю мир
От нашего имени
И от имени родичей,
Сотоварищей и сотрапезников,
Жен и мужей,
Рабынь и рабов,
Взрослых и отроков.
Если же кто этот мир нарушит
И обет преступит,
Да будет он отвержен
И изгнан Богом
И всем честным народом,
И не найти ему места
Ни в царстве небесном среди праведников,
Ни среди людей,
И будет он отринут повсюду, где
Преступников гонят,
Крещеный люд
Молится в церкви,
Языческий люд
Почитает капища,
Горит огонь,
Родит земля,
Младенец мать кличет
И мать сына нянчит,
Огни разводят,
Плывут корабли,
Блестят щиты
И светит солнце,
Снег лежит,
Финн бежит на лыжах,
Растет сосна,
Сокол летает день-деньской
И крылья ему вешний ветер держит,
Небо круглится,
Селятся люди,
Ветер гонит
Все воды к морю,
И люди хлеб сеют.
Пусть он бежит
Христиан и язычников,
Церквей и капищ,
Дола и дома,
Всякого крова,
Кроме адского.
Будем в этом единодушны,
Друг с другом в добром согласье,
Где б нам ни встретиться —
На горе иль у моря,
На ладье иль на лыжах,
На земле иль во льдах,
Пешим иль конным,
С другом ли встретимся на дороге
Иль с родичем в ровном поле.
Будем во всем друг с другом согласны,
Как сын с отцом
Иль отец с сыном.
Соединим же теперь руки и не нарушим мира и слова, данного здесь по обету этому перед Богом, перед добрыми людьми и перед всеми, кто слова мои слышит и здесь присутствует[83].
Тут многие заговорили, что это сказано на славу. Гест сказал:
— Хорошо ты здесь говорил и рассказывал, если вы потом не отступитесь от своих слов. За мной же дело не постоит.
Потом он скинул плащ и почти всю остальную одежду. Тут они посмотрели друг на друга и остолбенели: они узнали Греттира, сына Асмунда, ибо он отличался от других людей и ростом, и силой. Все приумолкли, а Хавр понял, что за глупость он наделал. Разошлись они по двое и стали бранить друг друга, а пуще всего тех, кто ратовал за этот мир. Тогда Греттир сказал:
— Скажите без обиняков, что у вас на уме, не сидеть же мне тут долго раздетому. Вы большим, чем я, рискуете, если нарушите этот мир.
Они ничего не сказали и снова уселись. Сыновья Торда и Халльдор, их зять, стали говорить друг с другом. Одни считали, что мир надо сохранить, а другие были против. Склонились они голова к голове. Греттир сказал вису:
Как это клены копья
Нынче меня не признали!
Видно и впрямь у древа
Сокровища — две личины.
Ишь, языки прикусили,
Хавр и тот не болтает,
Как преступить клятву,
Видно, не знают бедняги[84].
Тогда сказал Междуреченский Стейн:
— Это ты, Греттир, так думаешь! Но посмотрим, что решат знатные мужи. Но правду сказать, недюжинная у тебя храбрость. Или ты не видишь, что они уперлись друг в друга лбами?
Тогда Греттир сказал вису:
Будто бараны, сшиблись
Лбами властители брани,
Так и тычут друг в друга
Ратники бородами.
Вижу, в сторонку стали,
Узнав меня, испытатели
Рыбы шлемов. Нарушить
Клятву свою замышляют[85].
Тогда сказал Хьяльти, сын Торда:
— Этому не бывать! Мы не нарушим мира, хоть ты и обвел нас вокруг пальца. Я не хочу, чтобы люди потом все время поминали, как мы нарушили мир, нами же установленный и объявленный. Греттир волен ехать с миром туда, куда пожелает, пока не вернется с тинга. Тогда мы свободны от обета, что бы между нами ни было.
Все похвалили его за эти слова и нашли, что он поступил благородно, столько имея против Греттира. Торбьёрн Крючок промолчал. Тогда стали говорить, что пусть все-таки один из Тордов поборется с Греттиром, и Греттир сказал, что их дело решать. Тут вышел один из братьев. Греттир стоял спокойно. Торд как налетит на него, а Греттир даже с места не сдвинулся. Тут Греттир сгреб Торда в охапку, ухватил его за штаны, перевернул вверх ногами и перебросил через себя, так что тот грохнулся на обе лопатки. Тогда люди сказали, что пусть теперь выйдут оба брата разом. Сказано — сделано. Пошла тут у них борьба не на шутку, то один брал верх, то другой, но кто-нибудь из братьев все время оказывался под Греттиром, и то один то другой падал на колени, и то одному то другому приходилось плохо. Они так друг друга хватали, что все были в синяках да ссадинах. Люди очень радовались такой потехе, и когда борьба их кончилась, все их благодарили. И по суждению тех, кто сидел там, братья, оба вместе, были не сильнее одного Греттира. А каждый из них имел силу двоих дюжих мужей. Братья были равны по силе: ни один не мог превзойти другого, когда они состязались.
Греттир недолго пробыл на тинге. Хозяева просили его уйти с острова, но он отказался, и у них ничего не вышло. Греттир возвратился на Скалу Остров, и Иллуги радостно его встретил. Вот живут они так. Греттир рассказал им о своем походе. Уже было лето. Все находили, что люди Мысового Фьорда выказали большое благородство, так хорошо сдержав слово. И отсюда видно, какие надежные тогда были люди, ведь они столько имели против Греттира.
Хозяева, те, что победнее, стали говорить между собой, что мало проку от их доли на Скале Острове, и они предложили сыновьям Торда купить ее. Хьяльти отказался. Тогда хозяева предложили, что тот, кто купит их долю, должен либо убить Греттира, либо прогнать его с острова. Торбьёрн Крючок сказал, что за ним дело не станет — он готов напасть на Греттира, если они ему за это заплатят. Хьяльти, его брат, уступил ему свою долю, потому что Торбьёрн был из них более воинственный и его не любили. Так поступили и другие хозяева, и Торбьёрну Крючку дешево досталась большая часть острова, он же обязался прогнать Греттира.
LXXIII
На исходе лета Торбьёрн Крючок взял людей и подошел на корабле к Скале Острову, а Греттир вышел со своими на скалу. Стали они говорить друг с другом. Торбьёрн просил Греттира внять его словам — уйти с острова добром. Греттир сказал, что пусть на это не надеется. Торбьёрн сказал:
— Может быть, я тебе еще пригожусь, если ты это сделаешь: многие хозяева отдали теперь мне все, чем они владели на острове.
Греттир отвечает:
— Вот ты и произнес приговор: теперь решено, что я никогда отсюда не уйду, если тебе принадлежит, по твоим словам, большая часть острова. И хорошо, что мы остались один на один. Мне и правда казалось нелегко идти против всех людей Мысового Фьорда. А теперь нам нечего щадить друг друга, потому что мы оба не страдаем от избытка друзей. Хватит сюда ездить, потому что это дело для меня решенное.
— Цыплят по осени считают, — сказал Торбьёрн, — и ты еще дождешься беды.
— Поживем — увидим, — сказал Греттир.
На этом они расстались, и Торбьёрн вернулся домой.
LXXIV
Рассказывают, что к исходу второго года, как Греттир жил на Скале Острове, они зарезали большую часть овец, что там были. Но одного барана они, говорят, оставили. Был он серобрюхий и большерогий. Он очень смешил их, потому что был такой умный, что сторожил их у двери и бегал за ними, куда они ни пойдут. Вечером он возвращался к их хижине и терся о дверь рогами. Им нравилось житье на острове, потому что еды благодаря птицам и птичьим яйцам было вволю. Но с дровами приходилось туго, и Греттир всегда посылал раба за плавниковым лесом: туда часто приносило бревна, и раб носил их домой для очага. Работать братьям не приходилось, разве что лазали они, когда хотели, на скалу[86]. Рабу очень надоело работать, и стал он строптивым и нерадивым хуже прежнего. Ему полагалось присматривать каждую ночь за огнем, и Греттир всячески предупреждал его быть осторожнее, потому что лодки у них не было.
Вот случилось раз, что огонь у них ночью потух. Греттир рассердился и сказал, что Шумилу следовало бы выпороть. А тот стал роптать на свое житье: мол, живет он здесь в изгнании, да еще терпит нападки и побои за любую оплошность. Греттир спросил у Иллуги совета, что же теперь предпринять. Тот ответил, что он не видит ничего другого, кроме как ждать, не подойдет ли какой-нибудь корабль. Греттир сказал, что на это надежда плохая:
— Уж лучше я попытаюсь добраться до земли.
— Не по душе мне это, — говорит Иллуги, — ведь мы пропали, если с тобой что случится.
— Я-то не утону, — сказал Греттир, — но отныне я стану меньше доверять рабу: ведь он подвел нас в таком важном деле.
А от острова до земли было кратчайшее расстояние — одна морская миля.
LXXV
Греттир приготовился плыть, надел сермяжный плащ с капюшоном и подвязал штаны. Ему обвязали пальцы, так что между ними получилась перепонка. Погода стояла хорошая. Он отплыл от острова к концу дня. Иллуги совсем не надеялся, что Греттиру удастся доплыть. Греттир поплыл в глубь фьорда, течение ему помогало, и было совсем тихо. Он упорно плыл и добрался до Мыса Дымов после захода солнца