— Не надо, — покачала головой Магда, прочитав его мысли. — Остановись. Твоя судьба — это выбор.
Арлинг проснулся оттого, что Альмас зажимала ему рот рукой, и только усилием воли сумел подавить инстинкт, выработанный тренировками и годами убийств, чтобы не свернуть ей шею. Медленно разжал пальцы, извиняясь, погладил ее по плечу.
— Ты кричал, — прохрипела она, растирая горло. — Ландерсы еще во дворе, уезжают. Боялась, что нас услышат.
Регарди кивнул, соглашаясь с ней и собственными мыслями. Хватит мертвецов. Умереть Ландерсы еще успеют, а ведь именно это и случилось, если бы они стали проверять чердак.
Сна явно не хватило, но лучше бы он не засыпал. Голова раскалывалась, обрубок искрил болью, даже раненая Керком ладонь решила напомнить о себе, хотя Арлинг надеялся, что об этой ране можно уже забыть. Но нет — кожа под повязкой набухла и воспалилась, не обещая ничего хорошего.
Хамна не вернулась. И Магды с ним тоже не было.
Ландерсы уезжали неспеша, испытывая на прочность его терпение. Выбор — вот, о чем говорила Фадуна. Выбор между Сейфуллахом и Хамной, между иманом и его собственной дорогой, между жизнью и смертью.
— Оставь девушек в покое, — попытался дать совет Нехебкай, чувствуя, что Арлинга буквально раздирает на части. — Пусть они сами разбираются. Нам пока ни Хамна, ни тем более Салуаддин не нужны. Найди этого старого хрыча Пайка и заставь его вызвать Тысячерукую. Ну, и помоги Сейфуллаху, если у него неприятности, это само собой. Только мне кажется, он и без тебя неплохо справляется.
— Я не верю в шаманов, — устало прошептал Арлинг. — И я не верю в богов.
— А я тогда почему с тобой разговариваю?
— Потому что я спятил.
— Ты не спятил, ты дурак, — отрезал Нехебкай. — Можешь и дальше не верить, я за нас двоих буду это делать. Найди мне нам этого Большекаменного деда. Сторм нас сюда не зря привел. У Тысячерукой где-то здесь есть человек, ветерок слишком меня боится, чтобы солгать.
— Если бы все было так просто, как ты говоришь…
— Удивишься, но все окажется именно так — просто.
Арлинг понимал, что казался Альмас безумцем, разговаривающим сам с собой, но решил, что она достаточно повидала, чтобы ничему не удивляться. Девушка молча ждала, пока он обратит на нее внимание, но не вытерпела первой.
— Потом еще поболтаешь, с кем бы там ни было, — прервала она его. — Я в город не пойду. Ландерс там всем разболтал, что я Жертвенная, а люди сейчас нервные. Меня либо повесят, либо отправят обратно, а к тебе лишь привлечет внимание. На них много чего можно купить, — Альмас кивнула на мешок с драгоценностями. — Не буду напрашиваться в компанию, у вас с Сейфуллахом свои дела, но если подвезете меня до Бараката, сочту за честь, и об услуге не забуду. Многие из Вольного уезжают, но рынок еще работает, найди лавку Гонрика, его еще Хромым называют, у него можно купить все — и ослов, и повозки, и оружие. С лошадьми будет сложнее, их почти все на войну забрали. И к доктору загляни. Гордей Руван — так, кажется, его зовут. Живет рядом с рынком за ратушей. Я вас здесь подожду. А Хамна куда ушла?
Арлинг молча обнял Альмас, потом кивнул больше своим мыслям, чем ей, и спустился с чердака, чувствуя, как задеревенело тело. Одежда Ландерса висела на нем кулем. Полукафтан стирали много раз, но запах пота остался в ткани навсегда. Широкие полотняные шаровары были новыми, однако сковывали движения. Пришлось повозиться с поясом, затягивая его на объемной одежде. А вот сапоги оказались в самый раз, и можно было только гадать, где их раздобыла Хамна, да еще так, что Ландерс ничего не заметил. С лакированным голенищем и вставками из мягкой кожи они явно стоили дорого и сейчас представляли разительный контраст с его остальной одеждой. Нож, добытый Хамной с кухни, спрятать было некуда, и Арлинг сунул его в глубокий карман штанов, чувствуя, как лезвие касается бедра сквозь ткань. Не лучший вариант, но идти в город совсем без оружия не хотелось. Успокаивала мысль, что у Гонрика Хромового он купит себе и меч, и лук со стрелами, и столько кинжалов, сколько сможет спрятать в своей новой одежде, которую приобретет в первую очередь. Спрятав украшения еще в один слой ткани и подвесив увесистую котомку к поясу, Арлинг задумался, что делал бы без Альмас и ее украшений. Напрашивались невеселые мысли о мародерстве, которые затем сменились настоящей тревогой. У Сейфуллаха и учеников имана таких украшений не было, а им также нужно было во что-то одеться, чем-то вооружиться…
И хотя полукафтан был подбит мехом, теплее Арлингу в нем не стало. День обещал быть солнечным, светило уже ощупывало землю первыми лучами, и тело привычно ждало жары, которая наступала в Сикелии неизменно с пробуждением солнца.
И хотя скорое нападение арваксов новостью не было, в город привычно тянулась вереница повозок и пеших селян, торопящихся занять место на рынке. Арлинг спрятал культю в широком рукаве, но все равно остро чувствовал взгляды, цепляющиеся за его высокий рост, одежду явно с чужого плеча и посох, сделанный из жерди со двора Ландерсов. С посохом идти получалось быстрее, а Регарди спешил.
Лобное место поздоровалось с ним зловонием гниющей плоти. Люди ускорили шаг, Арлингу же, наоборот, захотелось задержаться, чтобы удостовериться, нет ли среди трупов казненных преступников, выставленных на обозрение за городские стены, тела Сейфуллаха. Кошмар этой ночи не давал покоя. И все же он заставил себя пройти мимо. Мертвым не помочь.
У самых стен Арлинг задержался и, сделав вид, что вытряхивает сапог, прислушался, изучая Вольный. Внешняя окружность города была обсажена густым кустарником, сквозь который со свистом пролетал ветер. Арлинг не сомневался, что у кустов имелись колючки, однако проверять не стал. Запах веток напоминал шиповник, но в Согдарии все растения пахли иначе, сбивая его с толку. Широкий, наполненный водой ров с подъемным мостом над ним, высокая каменная стена, простирающаяся в обе стороны от ворот, стрелковые башни, возвышающиеся сразу за внешним укреплением, огромная железная решетка, которая поднималась днем и опускалась ночью. У Вольного имелось все, чтобы сделать осаду города долгой и непростой, кроме одного — людей. Стражников, наблюдающих за входящими селянами, было слишком мало. Вольный либо ждал подкрепления, либо собирался сдаваться.
Арлинг предполагал, что к нему прицепятся, но усталый солдат у ворот даже не обратил на него внимания. Регарди пристроился за телегой зеленщика и быстрым шагом прошел до первого проулка, где снова замер, прислушиваясь и принюхиваясь. Остро ощущалось, что он на чужой территории. Городок пах и звучал иначе, чем сикелийские крепости, рождая в Арлинге непонятную тревогу.
Чувствовалось, что Вольный совсем недавно приобрел статус города. Горожане еще не расстались с сельскими привычками, и по улицам бродил домашний скот. Мостовые имелись только перед несколькими домами, вероятно, самыми знатными, остальные же были устланы соломой, которая успела потонуть в уличной грязи после вчерашнего дождя. А вот привычка выбрасывать мусор и нечистоты из окон на улицу была общей, как у драганов, так и у кучеяров. Зловонные лужи, собирающиеся под домами, прохожие старались тщательно обходить, но повозки, так или иначе, попадали в них колесами, разбрызгивая вонючую воду в стороны. Обратив внимание, что многие горожане одели специальные деревянные башмаки поверх сапог, Арлинг заранее пожалел свою обувь.
Он мысленно прошелся по узким улицам вдоль деревянных домов с крутыми кровлями, ощупал солукраем немногочисленные башни — три сторожевых и ратушу, задержался на церкви Амирона, которую легко было услышать по колоколам, гремящим по поводу и без, обратил внимание на факелы в железных гнездах, установленных вдоль главной улицы, но вдруг понял, что источник запаха, который его волновал, находился не здесь. Он почуял его еще у ворот, но до последнего сомневался, что истолковал аромат правильно.
Горьковатый, с примесью ореховых и апельсиновых нот запах смолы курчанова дерева был настолько характерным и сильным, что его мог почуять даже человек с нарушенным обонянием и хроническим насморком. Для Арлинга он и вовсе стал флагом, которым махали у него перед носом. Тем более этот запах был непривычен для северной страны, куда курчановая смола не завозилась. Ее было слишком сложно и дорого добывать, чтобы делать предметом широкой торговли, к тому же в северных регионах имелось много похожих смол.
«Я помещу эту капсулу со смолой в искусственный зуб, который сломаю, когда попаду в неприятности, — сказал Сейфуллах ему однажды. — Если будешь рядом, то сразу поймешь, где меня искать. Я буду плеваться ею, как верблюд».
С тех пор Сейфуллах много раз попадал в неприятности, но вот Арлинг не всегда оказывался рядом. Обычно поиски Аджухама были долгими, тревожными и мучительными, наполненными, какими угодно запахами только не курчановой смолой. Но сейчас этот аромат, показавшийся божественным на фоне навоза, гниющей соломы и зловонных луж, стал благодатной почвой для паники, накрывшей Регарди моментально. Теперь важным был только один вопрос: успеет ли он? А так как время в Согдарии всегда было не на его стороне, Регарди отбросил посох и кинулся бегом туда, откуда тянулся аромат. И судя по всему, дорога его вела к городской площади, к которой он присматривался давно, но куда думал заглянуть после доктора. Дом Гордея Рувана оказался неподалеку, о чем любезно сообщал его помощник, зазывающий пациентов.
— Вскрыть чирик — три монеты, вырвать зуб — пять, зашить рану — всего пятнадцать, — надрывался мальчишка. — Только сегодня продаем чудо-микстуру от желтой хвори за полцены!
Может, оно и к лучшему, что на доктора у него сегодня не окажется времени. Затолкав боль в руке к недовольному Нехебкаю, Регарди прижал культю к телу, остро чувствуя, каким неровным у него стал бег без одной конечности. Он оступался, косил в стороны и прилагал столько усилий, сколько требовалось бы для сложного сальто, но отнюдь не для бега. Попробовал применить солукрай, но встретил острое недовольство и сопротивление Нехебкая — древнее з