Торгейр добавил:
– После этого и на торгу все закончилось быстро. Наша помощь даже не понадобилась. Без вождей они метались, как стадо овец, и не знали, то ли им отплывать, то ли биться у берега. Так что теперь у нас на три сотни пленников больше, и что с ними будет делать ярл, я не могу придумать.
– Потому-то ты и не ярл, – ответил Кетиль. – Думаю я, ярл Эйрик сообразит, как сделать так, чтобы эти сотни пленных принесли нам немного серебра.
А Хельги сказал, что ему хочется спать, а когда он проснется, то сочинит драпу, и что в ней он непременно скажет что-то вроде:
На зубров копий рать звал ломателя гривен Эйрик, Неведомо было варягу, что слепо идет он в ловушку…
На что Кетиль ответил ему, подняв рог, наполненный пивом:
– Хельги, ты становишься настоящим скальдом, и я уже с трудом понимаю, о чем говорится в твоих висах. Еще немного, и только ты да Торд Колбейнсон смогут их слушать…
– Копье зубра – это рог, а рать рогов – это пир. Если бы ты немного поразмыслил, ты бы сам догадался, – ответил Хельги.
– Такие сравнения хороши для долгих зимних вечеров, когда конунгам нечего делать, как только сидеть на пирах и разгадывать загадки. По мне лучше, чтобы в драпе слышались удары клинков и стоны павших. А загадки лучше оставить Торду, который рассказывает о битвах, в которых сам не бился. Пью за то, чтобы Хельги Скальд был сам по себе, а не пытался подражать другим!
И Кетиль залпом выпил пиво.
Сага об Одде Одноногом
Жил в Согне человек, которого звали Одд сын Торгейра. Был его род когда-то славен, и вел он счет своих предков от Хальвдана Черного. Но отец Одда продал большую часть своих земель и начал вести торговлю с англами и фризами. Как-то раз корабль его ушел из Согна на юг и больше не вернулся. И никто не знал, что стряслось – буря ли утащила его на дно, захватили ли его викинги или уплыл он так далеко, что не смог найти дорогу домой.
Одду оставшейся земли не хватило, чтобы вести хозяйство и не иметь ни в чем недостатка. Потому оставил он свою усадьбу и отправился в дружину к ярлу Хакону. И вместе с ярлом он бился и против сыновей Гунхильд[44], и против саксов, и оставался в дружине, покуда не потерял ногу в битве с йомсвикингами в Хьёрунгаваге.
Из походов привозил он много серебра и скоро смог выкупить назад земли своего отца, а потом и женился на самой красивой девушке в округе. Жена родила ему двух дочерей и вскоре после рождения младшей умерла от горячки. Одд долго горевал и так и не женился во второй раз. Но с дочерьми проводил все время, когда был не в походе. А затем, когда лишился ноги, вернулся он в свою усадьбу уже насовсем и сам следил за тем, как девочки растут, и не жалел денег на их наряды и украшения.
Не жалел он также денег на веселье с друзьями, и часто пировали они по многу дней в усадьбе Одда. Однако скоро то серебро, что скопил он, стало заканчиваться, а к ведению хозяйства у него склонности не было, так что понял он, что не сможет дать большого приданого за дочерьми. Но Одд не расстроился, потому как обе дочери его росли складными и на лицо были не безобразнее, чем иная жена ярла. И женихов для дочерей отбирал он, словно готов был за каждой дать по усадьбе и по десять марок серебра на обзаведение.
Потому скоро случилось так, что среди женихов остались только те, кто сам был богат, так что мог забыть о приданом, да те, у кого за душой ничего не было и кто готов был жить в бедности, лишь бы женой его стала красавица. Бедняков Одд сам гнал со своего двора, а богачи не нравились дочерям. Виделось им, что не будет им от таких мужей в семейной жизни почета и уважения. Вот уже и прошел срок старшей из дочерей, Сигрун, выйти замуж, а на свадебном пиру так никто и не погулял.
Наконец, пошли слухи, что хочет посвататься к Сигрун Гутторм, сын Торвинда Кабана из Хиллестада. И всем бы устроил Одда этот брак, ведь у Кабана и серебро водилось, да не лежала его душа к будущему свату из-за того, что не любил тот ярла Хакона, за которого Одд бился всю жизнь. Однако выдал бы он Сигрун за Гутторма, коли бы не драка на пиру на тинге, после которой Сигрун не хотела больше ни о ком слышать, как только о Бьёрне сыне Торбранда, соседе их из залива Аурланд.
Долго Одд думал, и когда Торбранд пришел сватать Сигрун за Бьёрна, сказал так:
– Ведомо мне, что не так ты богат, как Торвинд Кабан, да не по нраву моей Сигрун его сын Гутторм. А мне не по нраву и сам Торвинд, и конунг его. Не верю я, что добром кончится его власть в земле нашей. Заставят нас отказаться от наших богов и проклясть тех, кто водил нас в бой до Олафа. И хоть благоразумнее было бы сейчас иметь в семье защитника, не могу я покупать защиту ценой любимой дочери. Потому готов я выдать Сигрун за Бьёрна, однако и у меня есть условие. Самому мне с одной ногой хозяйство вести несподручно, а жена моя уже много лет как померла. Пусть твой сын переедет жить ко мне и станет нам опорой. Тогда пускай забирает Сигрун.
Расстроился Торбранд поначалу, да потом решил, что полдня пути морем – не так далеко. Да и усадьбу между сыновьями делить не придется, коли Хельги вернется в один из дней. И дал свое согласие. И на праздник Йоль сыграли свадьбу. И были на той свадьбе все видные люди, что живут в заливе Аурланд.
Бьёрн переехал жить в усадьбу к Одду, и было ему поначалу тяжело уживаться с тестем, да только потом стал Одд ему больше доверять, и превратился Бьёрн в управляющего большим хозяйством. Самому ему не раз мечталось, что пойдет он в далекий поход, но ни отец, ни тесть таким его мечтам не радовались. А Одд показывал на свою единственную ногу и говорил, что сам-то он легко отделался, а с его корабля почитай половина воинов домой не вернулась. Говорил он, что, пока на земли их никто не нападает, доброму мужу впору жить в своей усадьбе и растить детей и хлеб.
Однако время от времени устраивали они с Бьёрном схватки на деревянных мечах, и Одд резво скакал на одной ноге с костылем. И не всегда Бьёрн выходил из этих схваток победителем. У Сигрун с Бьёрном все хорошо сложилось, и скоро она понесла. И одна забота осталась у Одда – выдать замуж вторую дочь, Ингрид.
Но в этот раз он решил, что не уступит и найдет дочери жениха побогаче. Лет ей минуло только шестнадцать, и оставалось еще время подыскать кого получше. Видел Одд, как смотрит на его дочь младший сын Харальда Тордсона Эйнар, слышал он, как расхваливал ее и Аксель Сигурдсон, знатный, недавно овдовевший бонд из Ньюре. Да только на том же пиру, когда расстроилось сватовство Гутторма к Сигрун, влюбилась Ингрид в младшего брата Бьёрна – Хельги.
Поначалу Одд надеялся, что скоро она его позабудет, потому как после ночного поединка с сыном Торвинда Хельги отправился служить в дружине ярла Хакона, а потом был изгнан на пять лет из их земли. Однако Ингрид ни на кого смотреть не хотела и говорила, что богаче жениха, чем Хельги, когда он вернется, отцу для нее не сыскать.
На это Одд отвечал, что хорошо разглядел он Хельги на пиру в доме Харальда Тордсона и непохоже, что много усилий придется приложить какому-нибудь воину из вендов или из дружины конунга Олафа, чтобы обрезать ему его острый язык. И сколько бы ни вспоминали тот нид, что сказал он на пиру, не хватит этого, чтобы какой-нибудь малоизвестный ярл или конунг подарил ему хотя бы серебряное колечко. И даже если через пять лет он вернется, то не окажется ли у него тогда жены и двоих-троих детей.
На это Ингрид отвечала, что хорошего скальда видать по одной висе, а сложить такой нид в одно мгновение не всякий хороший скальд сможет. Что же до ловкости в бою, то приходит она со временем, и в дружине ярла Эйрика есть кому его поучить обращению с мечом и копьем.
На эти слова Одд только усмехался и говорил, что ловкость в бою, конечно, придет со временем, главное, чтобы это самое время было. И сколько он ни видел битв, Хельги не выстоял бы в них даже в третьем ряду строя.
И так они спорили день за днем, пока Одд не сказал:
– Если до осенней ярмарки не придет вестей от твоего Хельги о том, что ждут его богатство и слава, будешь выбирать между Эйнаром Харальдсоном и Акселем Сигурдсоном. И готов побиться об заклад, любой из них будет лучше, чем тот, кого хочешь ты.
Ингрид ничего не ответила, потому как поняла, что в этот раз отец не уступит, и только каждого путника, кто останавливался у них, вперед Бьёрна расспрашивала, не слыхал ли тот о Хельги Торбрандсоне. Однако никаких вестей о Хельги не было, и по мере того, как приближалась осень, Ингрид грустнела, и стало не слышно больше ее заливистого смеха, так что поначалу Сигрун подумала, уж не заболела ли она.
Наконец пришло время отправляться на ярмарку, а о Хельги так ничего и не было слышно. Ингрид заупрямилась было, говоря, что никуда не поедет, но Одд пригрозил, что выгонит ее из дома, и ей пришлось подчиниться. На ярмарку поехали все вместе: Одд, Бьёрн, Сигрун, которая, хотя и была на сносях, не хотела пропустить такое редкое развлечение, и Ингрид. И в первый же день Одд встретился и с Акселем, и с Харальдом, отцом Эйнара. Вечером он позвал к себе Ингрид и сказал:
– Дал я тебе время потешиться надеждой о свадьбе с твоим Хельги, да только теперь это время вышло. Теперь выбирать тебе между Эйнаром и Акселем. И хотя Эйнар для молодой девушки может быть привлекательнее, но скажу я, что с Акселем тебе будет лучше. Эйнар – младший сын в семье, у него есть еще два старших брата, так что в будущем не видать ему усадьбы отца, а получит он надел недалеко отсюда, да так, что его еще распахивать придется. А Аксель – муж в самом расцвете сил, и только недавно ему минуло тридцать пять зим. Бывал он в далеких краях и знает, как ублажить женщину. Богатств у него много, и в залог своих намерений дал он мне эти серьги.
Одд раскрыл тряпицу и показал серьги дивной работы: были они сделаны в виде двух золотых змеек, и у каждой вместо глаза был вставлен изумруд.