– Если ты выберешь Акселя, то завтра утром на торг выходи уже в этих серьгах, чтобы все видели, каковы его богатство и удача.
Ничего не ответила Ингрид, а только села на скамью и заплакала. Но Одд не стал на это смотреть, а развернулся и ушел. Тут к Ингрид подошли Сигрун и Бьёрн и стали ее утешать. И Бьёрн сказал, что поговорит еще с Оддом, чтобы тот дал ей больше времени. И еще он сказал, что не верит, что Хельги сгинул где-то, и уже скоро должны они от него получить весточку, потому как время уже ярлу Эйрику вернуться из далеких походов, куда, по слухам, он отправился.
Но Ингрид сказала, что все это бесполезно, и что отец ее прав. Не стоит ждать новых вестей, потому что вряд ли будут эти вести хорошими. И потом она плакала всю ночь, а наутро взяла в руки серьги, которые ей передал Аксель.
Сигрун спросила:
– Так тебя прельстило золото, что вместо молодого Эйнара ты выберешь старого Акселя?
На это Ингрид ответила:
– Раз Акселю уже перевалило за тридцать, знать не много лет ему осталось. Лучше выйти за него и раньше овдоветь, потому что оба они не по нраву мне.
После этого она стала примерять серьги, а потом Сигрун тоже попросила их померить и долго рассматривала себя в медном зеркале. Затем она со вздохом вернула серьги Ингрид, и они приготовились выйти. Одд уже ждал их на торгу.
Тут в их дверь постучали, Бьёрн открыл и впустил мальчика-раба, что жил в поместье у Харальда Тордсона. Мальчик посмотрел на них и спросил:
– Ты – Бьёрн Торбрандсон?
– Да, это я, а какое у тебя ко мне дело?
– Зовут меня Хёгни, и принадлежу я Харальду Тордсону, – сказал мальчик. – И послал меня хозяин к тебе передать, что на торгу явился купец. И принес тот купец вести от твоего брата Хельги. И если ты одет, то могу я тебя к нему проводить.
Бьёрн схватил Хёгни за плечо и сказал:
– Веди меня к купцу!
А Ингрид схватила Бьёрна за руку и сказала, что пойдет с ними. Так втроем они и пришли на торг. И пока шли они, все дивились на сверкающие серьги Ингрид, и видно было, что и Одд с Акселем, которые беседовали в сторонке, тоже их заметили. Одд хлопнул Акселя по плечу и сказал:
– Раз она надела твои серьги, быть на этот Йоль вашей свадьбе.
На это Аксель ответил:
– Не молод уже я и не хочу ждать до Йоля. Давай устроим свадьбу через десять дней после конца тинга? Будет у тебя время подготовиться, да и мне хватит, чтобы в усадьбе все ждало новую хозяйку.
Подумал Одд, да и ударили они по рукам.
В это время Хёгни привел Бьёрна и Ингрид на торг в палатку купца Эйлига. Тот вышел их встретить и спросил:
– Видать, ты – Бьёрн, раз похож ты лицом на своего брата Хельги? А это кто с тобой, жена твоя?
На это Бьёрн ответил:
– Да, я – Бьёрн. Где ты видел моего брата?
А Ингрид нетерпеливо добавила:
– Я Ингрид, дочь Одда, Бьёрн – зять мне, муж моей сестры Сигрун. Что передавал Хельги?
Эйлиг усмехнулся:
– Тебе, Бьёрн, Хельги велел передать только на словах. А для тебя, раз ты – Ингрид, есть у меня и кое-что потяжелее…
Он порылся в кошеле и вынул две серебряных серьги, сделанных в форме толстых колец, покрытых узором.
– Конечно, с такими серьгами, как у тебя, им не сравниться, да все равно серьги эти хорошей готландской работы.
Тут Ингрид схватилась за уши и поняла, что вышла из амбара, где они жили в серьгах Акселя. Она торопливо вынула их из ушей и сунула в платок. А на место золотых вставила серебряные, что ей дал Эйлиг.
– Неважно, из чего они сделаны, – сказала Ингрид, – важно, кто их шлет. Говори, какие у тебя вести от Хельги.
И купец рассказал, что встретил Хельги в добром здравии на острове Бирка, что на озере Меларен. Что выглядел он как заправский воин, и в поясе его было серебро, и слышал купец разговоры и о золоте. Сам Хельги сказал, что служит ярлу Эйрику сыну Хакона на корабле Гудбранда Белого. И прошлым летом был в набеге на землю вендов и пруссов, где взял много серебра. И передает он поклон брату своему и родителям своим, а отдельный поклон и подарок – Ингрид, дочери Одда Одноногого.
Бьёрн, когда услышал эти слова, широко улыбнулся, а Ингрид улыбнулась еще шире. Но Эйлиг продолжил:
– Еще Хельги сказал, что дали они клятву конунгу Олафу сыну Трюггви не ступать на норвежскую землю пять лет. И один год уже прошел. Так что остается еще долгих четыре года. Но что верит он в свое возвращение и что будет у него тогда достаточно серебра, чтобы купить себе усадьбу и корабль. Так что просит ждать его.
Улыбки у Бьёрна и Ингрид пропали, но Ингрид сказала:
– Передай Хельги, что буду ждать его и пять, и десять лет. И не нужна мне усадьба, лишь бы сам он скорее воротился.
И с этим словами она убежала к отцу и Акселю. А Бьёрн протянул Хёгни маленькую серебряную монету и сказал, что благодарны они ему за добрую весть и готовы отплатить добром в случае чего.
Одд и Аксель обрадовались, когда увидели, что Ингрид бежит к ним, но тут же лица у обоих вытянулись, потому как заметили они, что вместо золотых змеек в ушах у Ингрид – толстые серебряные кольца.
И когда Ингрид подошла, она протянула золотые серьги Акселю в ладони и сказала:
– Большая честь для меня, Аксель Сигурдсон, что готов ты был взять меня в жены. И готова я была выйти за тебя, но был у нас с отцом уговор о том, что если получу до конца ярмарки вести от своего суженого, то не выйду ни за кого другого. Так что прости меня, если обманула твои надежды.
И она поклонилась Акселю, но видно было, что лицо ее смеется. Одд от ярости не мог вздохнуть, но потом справился с собой и крикнул:
– Никакой он тебе не суженый, этот мальчишка! Не было у нас даже разговора с ним и его отцом о твоей свадьбе! Ты выйдешь замуж за Акселя!..
Но Аксель сплюнул и забрал свои серьги:
– Нечасто я видел, чтобы женщина отдавала золото в обмен на серебряные побрякушки. И, видно, не сулит это ничего хорошего нашей свадьбе. Так что, Одд, не стоит тебе злиться на дочь. Многие бы сказали, что такова твоя судьба.
И он развернулся и пошел прочь.
Одд схватил Ингрид за плечо и потащил за собой в амбар, где они жили.
– Что тебе передал этот купец, что ты так обрадовалась? – сквозь зубы спросил он.
– Он сказал, что Хельги жив и здоров и шлет мне подарок, потому что помнит и любит меня. И что он стал воином, и в поясе у него звенит серебро, – ответила Ингрид.
– А ты уж и обрадовалась… Ты помнишь, что он на пять лет изгнан? Ты хочешь стать старой девой? А если он упадет в море, опившись пива, или его худое тело проткнут мечом, когда он будет мешаться настоящим воинам в какой-нибудь битве?.. Ради чего ты будешь ждать его все эти годы?
– Купец сказал, что Хельги выглядел как воин. И за этот год он стал таким, что сам проткнет мечом кого угодно. А особенно мужа, за которого ты меня выдашь против моей воли.
Так они подошли к амбару, Одд затолкнул Ингрид внутрь, и перебранка продолжилась. Но в конце концов Ингрид снова победила, и Одд согласился подождать еще год.
Еще несколько дней они оставались на ярмарке и на тинге. Бьёрн подружился с Хёгни и показывал ему, как правильно наносить удары мечом. Хёгни рассказал свою историю: как жил он с родителями далеко на юге и как в их деревню вошли викинги, возвращающиеся из похода. Отца его убили сразу, а мать умерла по дороге на Север. А его самого, сжалившись, купил Харальд Тордсон. И что Харальд обращается с ним хорошо и обещал со временем дать ему вольную. Потом Хёгни сказал:
– А больше всего люблю я слушать про битвы и героев, и хотел бы я послушать и твоего брата. Много скальдов слыхал я, но еще ни одного не было из здешних краев.
Бьёрн спросил:
– Разве тебя пускают на пиры, что ты слыхал так много скальдов?
При этих словах Хёгни усмехнулся и показал на большую сосну, которая росла прямо рядом с главным домом Харальда. Одна из ветвей ее свисала прямо над крышей.
– Когда к нам приезжают скальды, то я забираюсь по дереву на крышу, раздвигаю солому и слушаю их оттуда.
Бьёрн рассмеялся и сказал, что верит он: скоро наступят те времена, когда Хёгни сможет снять свой ошейник и слушать скальдов вместе с хозяевами.
На тинг приехали и люди конунга Олафа во главе с Хальвданом Умельцем, которые потребовали податей и объявили, что все должны теперь поклоняться Белому Христу. Потом они построили рядом с усадьбой Харальда Тордсона деревянную церковь и сказали, чтобы все, кто был на тинге, приняли крещение. Да только к тому времени все уже успели разъехаться, и никого собрать они не смогли. Тогда Хальвдан Умелец пришел к Харальду и потребовал, чтобы крестился хотя бы он и его домочадцы.
На это Харальд ответил так:
– Слышал я кое-что об учении Белого Христа, но не так много, как о наших старых богах. Лучше будет, если ты оставишь в этой церкви священника, который сможет нам передать слова Белого Христа, чтобы мы знали, чему он учил. Потом и обратимся в его веру. А сейчас лишний раз не хочется лезть в ледяную воду.
Не нашел Хальвдан, что ему возразить на эти рассудительные слова. Но оставил священника жить в церкви, взяв с Харальда обещание, что его будут кормить и не причинят ему вреда. Затем люди конунга отправились дальше по Согну.
А Одд с дочерьми и Бьёрном отправились с ярмарки вместе с Торбрандом, и два дня пировали они в его усадьбе. Хильда очень обрадовалась вестям о Хельги, и ее дочери, которые как раз гостили с мужьями у матери, радовались вместе с ней.
И на пиру Одд тихо сказал Торбранду:
– Видать, такие нити сплели норны, что обе мои дочери выйдут за твоих сыновей. Но только не верю я в то, что Хельги так скоро вернется. И ждать пять лет я не хочу. Хочу я раньше увидеть внуков, еще не совсем состарившись.
На это Торбранд ответил так:
– Не думал я, что будет прок от моего младшего сына. До сих пор нет у меня веры словам, что сказал купец на ярмарке. И если бы не серьги, которые, верно, не стал бы купец дарить Ингрид сам по себе, выгнал бы купца как последнего лжеца. Но ежели все так, как он сказывает, то свершилось чудо, и Хельги ждет великая удача. А значит, и твоя дочь не зря за него так держится. Времена нынче нас ждут смутные, и хотя по сердцу был конунг Олаф многим, многих может он оттолкнуть со своими священниками и Белым Христом. Чую я, будут еще битвы и на нашем веку. Так что, может, и стоит подождать еще год и посмотреть, что в наших землях к тому времени случится.