Эдла поклонилась и пошла к себе.
Но следующий день прошел, а кораблей Хёгни и Гудбранда все не было. Не раз ночью Эдла посылала служанку на берег, чтобы поглядеть, не пришли ли корабли с юга. Но все было тщетно. Утром она пришла к кораблю Гутторма, и тот спросил ее:
– Где же твое полотно с узорами? Мы отходим в полдень.
Эдла сказала:
– Работаем мы и днем, и ночью, но не мог бы ты подождать еще день?
Гутторм ответил:
– Когда бы не договорились мы встретиться с отцом, когда пойдет он обратно из Викена, проводив конунга, ждал бы я еще и день, и два. Но теперь прости меня, Эдла, вендская краса, но в полдень мы уйдем.
– Что ж, – ответила Эдла, – к полудню мы постараемся закончить.
Солнце поднималось все выше и выше, и вскоре Гутторм увидел, как к берегу идет Эдла со слугами. Когда они подошли, Гутторм разрешил Сигрун и Ингрид выйти из шатра и попрощаться.
Эдла обняла Ингрид и прошептала:
– Я сделала все что могла, Ингрид, чтобы доставить весточку Бьёрну. Но, видать, боги хотят, чтобы ты исполнила свою клятву и отправилась в Согн.
Ингрид ответила:
– Я должна ответить за свое безумное решение искать справедливости у сына Трюггви. В этом не виновен никто, кроме меня самой. Это моя кара, и я приму ее. Жаль мне только, что Сигрун будет страдать вместе со мной. И может случиться так, что она никогда не увидит ни мужа, ни сына.
На это Сигрун ответила:
– Я – старшая сестра, и коли признали мы суд Олафа, то в том моя вина, а не твоя, Ингрид. Рада я, что боги внушили мне мысль оставить маленького Одда в Сигтуне. Бьёрн о нем позаботится. А сама я приберегла небольшой нож, и горе тому, кто посмеет обесчестить меня или сестру.
Эдла, по лицу которой текли слезы, сказала:
– Буду я молить богов, чтобы не случилось всего того, чего мы боимся. А теперь прощайте.
И три девушки поцеловали друг друга, а потом Гутторм велел Сигрун и Ингрид вернуться в их шатер на борту и не выходить оттуда без крайней нужды.
И корабль Гутторма отошел от берега и повернул свой нос на северо-запад. И Эдла стояла на берегу и громко рыдала, так что все слуги разбежались, а потом на берег пришел Олаф и увел ее. А еще через небольшое время с юга из-за островов показались три корабля. С них заметили корабль Гутторма, и после этого все три корабля сошлись борт к борту. А потом два корабля поплыли за кораблем Гутторма, а один пошел в Конунгахеллу.
Когда корабль Гутторма отчалил от берега, сам он вошел в шатер к дочерям Одда и сказал:
– Ингрид, я хочу переговорить с Сигрун наедине. Постой на корме, тебя никто там не тронет без приказа.
Ингрид молча вышла, а Сигрун посмотрела прямо в глаза Гутторму и сказала:
– О чем ты хочешь говорить, сын убийцы моего отца?
– Твоего отца убил Туранд, и ты это знаешь. Это брат твоего первого мужа убил моего брата, – ответил Гутторм.
– У меня есть только один муж. Первый и единственный, – ответила Сигрун, сжав зубы.
– Ты что, не слышала, что сказал конунг? Твой муж вне закона. И теперь ты снова незамужняя дева.
– Конунг не властен разорвать брак, заключенный перед богами. И я буду ждать своего мужа до смерти, – возразила Сигрун.
– У нас теперь Белый Христос, и для него ты – не замужем. Он не признает языческих обрядов. Потому хочу я жениться на тебе по обрядам, которые благословил наш новый бог. И конунг тоже будет на нашей свадьбе. И его священники. И все будет, как у самых знатных людей.
– А мой сын – он теперь, значит, незаконнорожденный? – спросила Сигрун.
– Да, но у нас с тобой будут еще сыновья, и у них будет много людей и серебра. Теперь я – единственный наследник моего отца.
Сигрун задумалась, а потом сказала:
– Что же, я знаю, что я должна сказать на твое предложение: Не свинье с ее корытом те мечты о деве юной… – начала она, но Гутторм схватил ее за горло и прошептал ей прямо в ухо:
– Я хотел все сделать, как благородный человек, но ты сама все испортила. И теперь я все равно получу свое. И ты можешь кричать. Это мой корабль, и здесь тебе не будет защиты.
И он начал правой рукой задирать ей юбки, а левой прижимал ее к шкурам, постеленным на палубе. Сигрун пыталась кричать, однако рука Гутторма сдавила ей горло.
И тут раздался громкий голос кормчего:
– Гутторм, хватит миловаться с девицами. Иди посмотри, не нас ли догоняют эти два корабля.
Гутторм выпустил Сигрун и сказал:
– Приготовься. Вечером я приду снова. И мне нравится, что ты такая гордая.
Сигрун молча ощупала нож, который она спрятала под шкурами.
А Гутторм вышел из шатра, и его кормщик показал ему на два драккара, которые шли прямо по корме.
Кормщик сказал:
– Они явились из-за островов, и тогда их было три. Но один ушел в Конунгахеллу. А эти два идут за нами, и их гребцы работают что есть сил, так что они нас нагоняют.
Гутторм ответил:
– Так вели и нашим гребцам не лениться. Завтра мы встретимся с кораблями моего отца. Для этого надо только не подпускать эти два корабля близко.
Кормщик ответил:
– Видно, что на тех драккарах полно воинов, и часто меняются они на веслах. А у нас – по человеку на весло. И как бы быстро мы ни гребли сейчас, они нас догонят до захода солнца.
– И что же нам теперь делать? – спросил Гутторм.
– Будь я хёвдингом на этом корабле, Гутторм, – ответил кормщик, – я бы спустил лодку и посадил туда наших пленниц. Мыслю я, они – причина этой погони.
– Этих пленниц нам доверил сам конунг. И мы должны доставить их в Согн. Потому прикажи людям грести побыстрее, – сказал Гутторм и замолчал.
Но не прошло и получаса, как всем стало видно, что преследовавшие их драккары приближаются. И скоро стало возможно различить красного ворона на парусе. Прошло еще немного времени, и стали видны лица людей, стоявших с копьями на носу. И еще много времени оставалось до заката, когда корабли приблизились на полет стрелы. Кормщик сказал Гутторму:
– Ведомо мне, что красный ворон – знак, которым отмечает свои корабли Эйрик сын Хакона. Это не люди Сигрид, так что пощады, если мы решимся на битву, нам ждать не приходится. Все наши люди устали, а среди людей Эйрика полно свежих. Еще есть время спустить лодку. И совсем скоро этого времени не будет. Решайся, Гутторм, сохрани жизни своих людей.
– Я не отдам их! Мы будем биться и, коли надо, умрем с честью! – крикнул Гутторм и кинулся в сторону шатра.
– Не много чести четырем десяткам пасть в битве против десяти дюжин. Да еще подарить ярлу Эйрику новый корабль, – был ответ.
– Тогда я убью дочерей Одда и брошу их в лодку, – крикнул Гутторм.
– Это не задержит погоню, а только еще больше разозлит их, – ответил кормщик, схватив его за плечо.
Тогда Гутторм сел на палубу и сказал:
– Делай как хочешь.
И кормщик приказал спустить на воду лодку, что лежала у них на носу, и держать ее на веревке вдоль борта. Потом он сам вывел из шатра Сигрун и Ингрид и помог им перебраться в лодку, бьющуюся о борт корабля на полсажени внизу. Они просили его отпустить и Хёгни, но кормщик ответил, что ему сейчас не до рабов. Затем он отпустил веревку, удерживающую лодку у борта.
– Навались! – приказал он гребцам, и те напрягли последние силы, чтобы оторваться.
Корабли ярла Эйрика поравнялись с лодкой, и оттуда раздались торжествующие крики. По очереди драккары подходили к лодке, и девушка со льняными волосами поднялась на один корабль, а девушка с золотыми – на другой. Гребцы Гутторма не отводили глаз от того, что происходило. И никто из них не видел, как Хёгни выбрался из трюма и с криком бросился в воду. Кормщик Гутторма только усмехнулся, но сказал:
– Им придется еще вылавливать из воды мальчишку. Это задержит их еще больше. Так даже лучше.
И люди Гутторма увидели, что один из драккаров двинулся вперед, и Хёгни залез на борт по веслу. После этого корабли с вороном на парусе развернулись и пошли на юг.
Кормщик вздохнул с облегчением.
– Хвала Белому Христу, они повернули назад, – сказал он Гутторму, который сидел у борта. Тот не поднял глаза, а сказал:
– Отец мне этого не простит…
А два драккара с красным вороном на парусах вернулись в Конунгахеллу. И один из них был «Вепрь» Гудбранда, а второй – «Чайка» Кетиля. У пристани их встречали Эдла и Хёгни Красный. И Хёгни сказал, что всех их ждут в своих палатах королева Сигрид и конунг Олаф. Хельги с Бьёрном долго благодарили Хёгни Красного за ту весть, что он им доставил, а Ингрид сказала, что благодарить надо и Эдлу за то, что вложила эту весть в уста Хёгни. И Хельги повернулся к Эдле:
– Спасибо тебе, госпожа, что позаботилась о нас и задержала здесь Гутторма.
Судеб клубок сплетенный колдунье распутать под силу.
Снова скальду дана та, кого так долго любил он.
Эдла ответила:
– Не следует тебе меня благодарить. Я сделала это ради Ингрид, моей лучшей подруги.
Хельги повернулся к Ингрид и спросил:
– Госпожа Эдла – твоя подруга?
– Да, – ответила Ингрид, – мы стали подругами, после того как она рассказала мне всю правду о том, что произошло между вами на Боргундархольме.
– Да? – спросил Хельги, и голос его дрогнул.
– Да, – подтвердила Эдла. – Я сказала всю правду о том, как ты был так добр, что, когда я тебя попросила, ты даже ко мне не притронулся. И как мы всю ночь сидели у костра и разговаривали. Думаю, теперь это уже может перестать быть тайной?
Хельги, немного запинаясь, ответил:
– Да, мыслю я, теперь мы можем перестать скрывать правду.
И Эдла с Ингрид и Сигрун обнялись, а потом все вместе с людьми Гудбранда и Кетиля пошли наверх на двор к Сигрид. И там они долго пировали, потому как Сигрид была рада, вернув назад Сигрун и Ингрид, хоть немного, но отомстить Олафу Трюггвасону. И она сказала:
– Не пройдет и года, как ты пожалеешь о том, что сделал, Олаф… И клянусь, что не буду я знать покоя, покуда правишь ты в Норвегии.