Что нельзя сказать о людях. Хоть в эти дни в чертог пускали всех, народу было немногим больше чем вчера, а из конунгов и вовсе никого не было. На этот альтинг съехалось не меньше трех десятков скальдов, но только семеро заявили, что хотят предоставить на суд бог свои песни.
Обычно таких отчаянных было больше, но после драпы Эгиля многие решили попытать счастье в другой раз.
Брагги редко награждал тех, чьи песни ему понравились. Чаще, с непроницаемым лицом он лишь кивал в конце. И скальду оставалось только гадать, понравилось ли богу его искусство. Впрочем, вместо бога всегда были другие скальды, которые любили обсудить и песни, и самих скальдов. Указать на ошибки, помочь разглядеть недостатки, разобрать неуклюжие кеннинги. Атли однажды сказал, что многие скальды больше заняты разбиранием песней других, чем сочинением своих. У Атли не было причин врать.
Альтинг неизменно собирал множество скальдов, и всегда их было больше чем тех, кто хотел представить поэтический труд на суд бога. Впрочем, так бывает всегда. Собери армию в пять сотен храбрецов, отбирая тщательно каждого, и Хродвальд готов поставить Рафнсвартр, что в бою и половина из них не ударит копьем в щит врага. Так часто говорил ему отец, а ему его отец. А под Херверстадиром молодой ярл утвердился в этом мнении и сам.
Хродвальд плохо понимал смысл этого ритуала. Торвальд считал, что Брагги одаривает не тех, кто ему понравился, а тех, чьи песни он одобряет.
Поэтому часто бывало так, что песня удостоенная лишь кивка Брагги разлеталась по всему Браггиленду, и её можно было услышать в каждом стадире чаще, чем соловьиные трели. И наоборот, осыпанный подарками бога скальд с удивлением мог узнать, что признание бога вовсе не значит, что его песни будут петь люди.
Первые пятеро скальдов уже спели свои песни, и один из них удостоился отреза ткани. Теперь он сидел гордо поглядывая на других.
В Браггиленде была поговорка — “Не хочешь ничего пропустить, приходи на состязание скальдов в конце”. Так и было, те от кого ожидали большего, обычно пели в самом конце.
Атли пел последним.
Хродвальд с остальными выслушал молодого скальда, что с помощниками раззадорил зрителей веселой и бойкой мелодией, и простенькой песней о девицах что любят скальда не за песни, а за три коровы в его стадире. Удостоившись лишь кивка Брагги, скальд тем не менее остался очень доволен, потому что его поддержали одобрительным гулом зрители. Даже Хродвальд понял — эту песенку будет петь половина Браггихольма следующие пару месяцев.
Пока молодой скальд пел, в Браггихольм набирался народ. Пришло даже несколько конунгов. В том числе и Торвальд с Вальгардом. Они тоже не стали садиться за стол, а коротко кивнув Хродвальду, встали со своими хирдманами рядом.
— Меня зовут Атли, и я буду петь сагу! — зычно крикнул Атли, подходя к Брагги. Саги были важной частью жизни Браггиленда, и не только потому что бог любил складные слова. Саги были как старики, что делятся мудростью. И их слушали как стариков — с сомнением, но стараясь уловить важное. Ведь если уж ты дожил до преклонных лет, значит ты сделал и знаешь то, что не сделали или не знали те, кто не дожил. Выходит, это важно. Но некоторые саги были больше чем рассказом о жизни. Некоторые саги пелись часто и слушать их любили. Такие саги были не просто голосом предков, такие саги были сердцем и мыслями народа севера.
Поэтому, если уж скальд прямо говорил, что пришел петь богу сагу… Это был серьезный шаг. Теперь простого кивка Брагги было недостаточно. Если бог одарит скальда, то остальные скальды запомнят его сагу, и обязательно споют её у очагов приютивших их стадиров. И её узнает весь север. Сагу об отце Хродвальда, Сноре, Брагги удостоил лишь кивком, и её вряд ли знали за пределами Фьорда Семи Битв.
Но бывало и так, что бог огорченно качал головой, иногда даже прерывая этим песню скальда. И это становилось известно всем на севере даже быстрее, чем красивая сага. Тогда тень пренебрежения ложилась не только на недостойного скальда, но и на тех кто упоминался в его саге. У Хродвальда были причины волноваться.
— Зачем он так сказал? — это не выдержал Нарви — Спел бы просто как песню, Брагги бы его точно наградил… А теперь, если он осрамиться?!
— Я все думаю, была ли наша ведьма под шкурами голой? — неожиданно сказал Айвен.
— Я так не думаю. Ведь если бы это было так, то я бы заметил её одежду.
— Она могла спрятать её под шкуры, чтобы не надевать холодной! — немедленно переключился Нарви.
Хродвальд посмотрел на Нарви и остальных неодобрительно. Словно старики, которым только и осталось что обсуждать, а не делать. Он приложил палец к губам, призывая к тишине. Выглядеть молодой ярл старался уверенно, но в душе словно бесновались ветры, вызванные волшебной свирелью Брагги. Атли достал… Что это? Барабан?! Явно сделанный здесь, на севере, но по образу тех, что отбивали ритм мертвецам на черной галере.
Хродвальд почувствовал себя плохо, очень плохо. Почти так же плохо, как в тот раз когда он упал без чувств после боя на Черной Галере. В глазах потемнело, но Хродвальд сжал зубы, и тяжело задышал, стараясь прийти в себя. И одновременно сохранять на лице спокойное выражение.
Мельком взглянув на братьев, Хродвальд увидел неверие и беспокойство на лице Торвальда. Лицо Вальдгарда, как и подобает ярлу, было не проницаемо. Но Хродвальд знал куда смотреть — руки Вальдгарда судорожно искали на поясе меч. Верный признак волнения.
К счастью, Атли призвал на помощь скальда, славящегося своей игрой на флейте, и другого, с лирой.
А потом по Браггихольм заполнил глухой ритм барабана. Он был очень похож на тот, что отбивали для мертвых гребцов на Черной Галере. Но только похож. Он звучал лучше. Словно дождавшись, пока в чертоге утихнет удивленный гул людей, которые еще не разу не видели барабана, к ритму присоединилась флейта.
Атли начал рассказ. Это трудно было назвать пением.
— Хродвальда крутобокий олень, землей кораблей идя…
Начал Атли. Слишком просто! “Крутобокий олень” это старый кенинг для корабля. И редко его говорят для драккара. Хотя, трудно не согласиться, что первый драккар Хродвальда был больше похож на кнорр. Да и “земля кораблей” тоже слишком старый, слишком простой кеннинг, даже не надо думать чтобы понять его! Хродвальд сжал кулаки, и опустил глаза вниз.
— Он рассказывает наш путь — тихо сказал Веслолицый — И делает это хорошо.
Хродвальд прислушался. И действительно, в вязь стихов Атли вставлял приметные места, рассказывал про заметные скалы, проговаривал дни пути и места пригодные для стоянок.
Слова шумели и накатывались как морской прибой, и рассыпались пеной и брызгами. А потом сплетались причудливой вязью кеннингов. Повествование было ровным и спокойным, и словно живой картиной вставала перед мысленным взором Хродвальда. Холодные и опасные воды Льдистого Моря сменяются теплым течением Струи Тора. Ветер сменился на южный, и приходится сесть на весла. Люди гребут день за днем, и это тяжелый труд. И вот на исходе еда и вода, и команда драккара начинает беспокоиться, и хочет вернуться. И тут появляется Хродвальд, и говорит что не прочь повернуть назад, но сначала спросит совета у скальда. Скальд говорит что это смелый поход, и он даже споет о нем песню, но она будет слишком коротка. “Подождем еще один день” якобы говорит Хродвальд. Так повторяется несколько раз, и каждый раз Хродвальд якобы поддается на неявные уговоры скальда, говоря “И еще один день”.
Хродвальд сидит с непроницаемым лицом. Атли не называет себя по имени. И нельзя сказать, что Хродвальд не говорил про “еще хоть один день”. Но ярлу все помнилось несколько иначе.
Тут Атли добирается в своем рассказе до бухты у южного берега, и сухо но емко описывает её. Скалы, проливы, глубины. Хродвальд снова повторяет про “еще один день”. Команда доедает последнюю снедь, ночует, и следующим днем идет дальше на юг. И на следующий день они видят южный берег. Атли снова вплетает в стихи все то, что они видели на берегу, и тут Хродвальд не смог бы сказать что он помнит по другому. Излучины реки, рыбачьи затоны, рощи деревьев и изгибы берега — даже если бы Хродвальд не был там сам, то послушав эту сагу, он бы смог добраться до устья большой реки.
Наконец Хродвальд и его люди высаживаются. И находят стадир без стен. Хродвальд не заметил когда, но ритм музыки изменился, стал тревожнее, резче.
Атли подробно описывает дома, и скудно грабеж. И совсем не говорит о добыче, говоря лишь что она была хороша.
Пора возвращаться, но Хродвальд, якобы говорит “возьмем еще один”, видимо имея в виду другой южный стадир.
Они берут и этот. “И еще один” говорит Хродвальд. В этом стадире они встречают драуга. Атли честно признает, что южный живой мертвец не так уж и страшен, но описывая схватку, упоминает его силу, и порванную кольчугу одного из воинов. Из рассказа кажется, будто первого драуга убил скальд, хотя прямо так и не сказано. Хродвальд хмыкает. Спокойный рассказ Атли течет дальше, он упоминает что южане богаты, что если их “хорошо спросить, помогая в разговоре ножом” они раскрывают клады. И что южане достаточно глупы, ведь думают что могут купить у людей севера свободу и милосердие для себя или детей. Трудно купить то, что нужно для себя. И тут ритм резко меняется, флейта отступает, затихает, но возвращается тревожными нотами. У берега людей Хродвальда ждет армия мертвецов. Эта часть саги Хродвальду понравилась. Но она могла быть и подлиннее.
После схватки вдруг выясняется, что северяне набрали слишком много добра, и оно не помещается на драккар. И тогда Хродвальд решает загрузить добром рыбацкий баркас. И еще один. И еще один.
Атли затихает, и с благодарностью отпивает из принесенного кубка. И снова начинает петь. Вот он добирается до битве на Черной Галере. Которая начинается с того, что к скальду является Брагги, и говорит что им пора уходить домой. Хродвальд услышав об этом от скальда. Хродвальд снова хмыкает. Как будто это не сам ярл говорил с богом. Но зато дальше именно сам Хродвальд решает напасть на преследователей. “Мне нужен корабль”, якобы говорит Хродвальд “Еще один”.