В последнее время принято с осторожностью относиться и к указанию саги на число шхер. «Три» можно воспринимать как число эпическое, т. е. автор саги хотел сказать, что в заливе было несколько шхер или островков, не уточняя их количества (Ottesen: 2010. S. 128).
Хьятланд – рукописное чтение в редакции AM 510. Карл аф Петерсенс считает его ошибкой переписчика. Другое рукописное чтение – Hjaltland (Шетландские острова) он также отвергает. По его мнению, соседство Хьятланда со Сьяландом (островом Зеландия) позволяет допустить, что речь идет о Халланде (Halland), т. е. области на юге Швеции, отделенной от острова Зеландия проливом Эресунн (Jómsvíkinga saga: 1879. S. 15).
Широкий Фьорд (Брейдафьорд) – фьорд на западном побережье Исландии.
Эгисдюр – древнескандинавское обозначение реки Эйдер на юге полуострова Ютландия, которая в Средние века служила естественной границей между Данией и немецкими землями (Мельникова: 2001а. С. 397; Magoun: 1943. P. 169; Magoun: 1944. Р. 318; Marold: 2001а. S. 89; Marold: 2001b. P. 13; Metzenthin: 1941. S. 91). Скандинавская форма является измененным древненижненемецким названием Egidor. Второй его элемент – dor означает «устье», с первым – Egi дело обстоит сложнее. Некоторые исследователи истолковывают его как «страх, ужас»; к такому варианту склоняется Ф. Мэйгоун, автор специальной работы по данной теме. Он полагает, что этот гидроним обозначал не только устье реки, но и все ее нижнее течение. В скандинавском варианте названия второй элемент – dyr («устье, дверь») передает немецкое dor, а в первом часто видят имя мифологического великана Эгира («Эгир» в поэзии означает также «море, океан»). Гидронимы с таким первым элементом встречаются в Исландии (Magoun: 1940; Magoun: 1944. P. 318; Scripta Islandica: 1846. S. 130).
Эйрьяр – данный топоним встречается только в «Саге о йомсвикингах» и только в одной редакции AM 510. Здесь говорится, что это родина Железного Скегги, одного из сторонников ярла Хакона. Однако в других редакциях «Саги о йомсвикингах», а также в «Круге Земном» родиной Железного Скегги называется область Ирьяр (Yrjar) (Круг Земной: 1980. С. 95, 122). Это позволяет допустить, что в редакции AM 510 написание Eyrjar ошибочно.
Эйстрасальт – древнескандинавское обозначение Балтийского моря. Гидроним состоит из двух элементов: первый представляет собой сравнительную степень прилагательного austr – eystri («более восточный»), второй элемент – salt («соль») имеет также значение «море». По наблюдениям К. Цильмера, гидроним Эйстрасальт относится к собственно Балтийскому морю, центральной его части и не включает пролив Эресунн, Аландское море, Ботнический и Финский заливы. Объяснение тому, что Балтийское море получило название «восточного», следует искать в особенностях скандинавской географической мысли раннего Средневековья. По древнескандинавским представлениям мир делился на четыре четверти, выделяемых в соответствии со странами света, – северную, южную, западную и восточную. Центр этой своеобразной «розы ветров» вероятнее всего находился в Южной Скандинавии – либо в северной части Ютландии, либо на северной оконечности датских островов, в регионе, который с древнейших времен был оживленным центром коммуникаций Северной Европы. Согласно такой классификации Балтийское море оказывалось в восточной четверти мира (Джаксон: 2001. С. 18; Джаксон: 2012. С. 655; Zilmer: 2010. P. 110–117).
Энгланд – букв. «Земля англов» – древнескандинавское обозначение Англии. В древнескандинавских памятниках отличается от Скотланда и Бретланда. Хороним состоит из двух элементов: первый – «англы», название одного из германских племен, которое переселилось на Британские острова с юга полуострова Ютландия в V в.; второй элемент, довольно традиционный в подобного рода топонимах, – «земля» (land). К началу скандинавской экспансии (конец VIII в.) на Британских островах существовало несколько англосаксонских королевств, из которых наиболее значимыми были Уэссекс, Нортумбрия и Мерсия. Первоначально нападения скандинавов были кратковременными и затрагивали только прибрежные области. В середине IX в. викинги перешли от разбойничьих набегов к установлению своей власти над отдельными частями английской территории и стали переселяться в новые владения. В этой борьбе выстояло только одно англосаксонское королевство – Уэссекс. Его правитель Альфред Великий (871–899) смог организовать сопротивление викингам и объединил все земли Англии, находившиеся вне прямого контроля скандинавов. Потомки короля Альфреда в первой половине X в. постепенно подчинили себе все скандинавские владения на Британских островах, а набеги норманнов на Англию временно прекратились. В 1003 г., после того как датский король Свейн Харальдссон высадился в Англии с большим войском, начался новый этап скандинавской экспансии, и в 1017 г. Англия оказалась под властью датского короля Кнуда Великого (1017–1035). Господство датчан продолжалось до 1042 г. и оказало большое влияние на многие стороны жизни раннесредневекового английского общества. Скандинавы содействовали развитию городов, ремесла, торговли, а также оставили свой след в английском языке, топонимике и культуре (Глебов: 2015. С. 26, 43, 53, 206–207; Роэсдаль: 2001. С. 208–215).
Южные страны (Судурлёнд) – древнескандинавский хороним, обозначающий 1) Юго-Восточную Европу, 2) Средиземноморские земли, 3) Германию и страны к югу от нее (Metzenthin: 1941. S. 102). Хороним образован по модели «страна света + земли (lönd)». В древнескандинавских памятниках встречаются и другие хоронимы, созданные по данной модели: Западные страны, Северные страны, Восточные страны (Джаксон: 2010. С. 306–307). Аналогичная ситуация складывается и с другими древнескандинавскими топонимами, образованными по модели «страна света+путь/пути (vegr/vegir)» (см. также Восточный путь).
Южный Мёр (Суннмёри) – область на западе Норвегии, расположенная между Фьордами и Раумсдалем.
Ядар – область на юге Норвегии.
Историко-этнологический комментарий[48]
1. Социальные категории. Титулы. Должности
Хёвдинг, хавдинг (höfðingi – букв. «главарь») – в средневековой Скандинавии обозначение знатного человека. Хёвдингами называли областных правителей – конунгов, ярлов, глав херадов, лагманов (законоговорителей), годи (глав округов – годордов – в Исландии), однако так могли именовать и просто богатых людей, не занимающих никакой должности, но обладающих определенной властью на местах и имеющих большое влияние среди местного населения (Сванидзе: 2014. С. 440–442, 445–453).
Бонд (bændr) – свободный землевладелец, хозяин усадьбы, имеющий наследственный участок земли – одаль. Бонды были основной социальной категорией населения в раннесредневековых Скандинавских странах. Они несли воинскую повинность – строили корабли, служили в военно-морском флоте (ледунге), участвовали в пешем ополчении, должны были иметь полный набор «народного оружия» (боевой топор или меч, копье и щит, лук со стрелами) и составляли основу вооруженных сил страны. Бонды имели право посещать народные собрания (тинги) в качестве дееспособных лиц, имеющих право вчинять иски, отвечать на них, выступать свидетелями и соприсяжниками в судебных разбирательствах. Как участники тингов разных уровней, бонды выражали свою волю при избрании конунгов или лишении их власти. Они выбирали также своих законоговорителей – лагманов, которые стояли во главе тингов, толковали законы и вели суд. По мере усиления аппарата государственного управления в ХII – ХIII вв. в Дании, Швеции и Норвегии традиционные права бондов заменяются обязательными повинностями, среди которых на первое место выходит уплата налогов. Сохранив личную свободу, бонды в этих странах утратили свои политические права и попали в экономическую зависимость от крупной земельной аристократии. Исключение составляли только исландские бонды, которые в силу особых условий жизни на острове смогли сохранить традиции эпохи викингов и до начала XIII в. по-прежнему обладали большой независимостью, самостоятельно или через представителей решая фактически все вопросы управления страной (Гуревич: 1967. С. 150–200; Сванидзе: 2014. С. 412–437).
Раб (þræll) – в раннесредневековом скандинавском обществе выделяют три категории населения – знатных, свободных и зависимых (рабов). Последние составляли в нем довольно многочисленную группу. Труд рабов использовался в хозяйстве как крупных, так и мелких бондов и играл существенную роль в экономике того времени. Рабы ухаживали за скотом, обрабатывали землю, ловили рыбу, молотили зерно; рабыни занимались ткачеством, убирали дом, были кормилицами и нянчили детей. Раб мог управлять имением своего господина, мог отправиться вместе с ним в поход и принимать участие в битвах. Часто рабы выполняли «низкие» социальные функции – палачей или подосланных убийц. В языческие времена вместе с хозяином хоронили тех рабов и рабынь, которые должны были «служить» ему в загробной жизни.
У раба не было прав на возмещение причиненного ущерба – вира за его убийство или ранение выплачивалась хозяину. Хозяин и сам мог убить раба, хотя законы и христианская церковь пытались обуздать такую практику. За проступки раба нес ответственность хозяин, хотя сам раб мог быть подвергнут материальному или телесному наказанию. Не обладая правами свободного человека, рабы тем не менее могли иметь деньги, владеть собственностью, вступать в брак и (в некоторых случаях) давать свидетельские показания в суде. Раб мог выкупить себя у хозяина или стать его вольноотпущенником. Последние обычно сохраняли тесную связь с бывшими хозяевами и пользовались их покровительством.
Основным источником пополнения рабов в эпоху викингов был захват пленников во время грабительских походов. Также в рабство обращали обедневших или совершивших те или иные правонарушения соплеменников. Дети рабов также становились рабами. На протяжении XIII–XIV вв. рабство в Скандинавских странах постепенно отмирает, а место рабов на нижней ступеньке социальной иерархии занимают арендаторы и наемные работники (Сванидзе: 2014. С. 468–486; Karras: 1988).
Конунг (konungr) – титул скандинавских правителей. Это слово имеет общегерманский корень, связанный с понятием «род». По свидетельству Тацита, у древних германцев некоторые роды считались особо знатными, ведущими свое происхождение от богов, и именно из них избирались племенные вожди. Таким образом, древнегерманские правители выступали обладателями божественной харизмы, посредниками между миром людей и миром богов. В раннее Средневековье правитель все еще оставался фигурой сакральной и воспринимался как носитель «удачи» всего племени, народа или страны, так что его личность и судьба напрямую связывались с благополучием подданных. «Сага об Инглингах», повествующая о легендарных шведских конунгах, содержит рассказы о том, как тот или иной конунг был принесен в жертву, если вожди и народ решали, что он является причиной неурожая и голода в стране. О другом конунге здесь рассказывается, что ни при одном правителе не было таких урожайных годов, поэтому после смерти его тело было разделено на четыре части и каждая похоронена в одной из четырех областей страны как залог благополучия и изобилия.
Харизматичность конунга в так называемую эпоху викингов (см. с. 430–433), в не меньшей степени, нежели на сакральной традиции, основывалась на его «удаче» как военного вождя. В раннесредневековой Скандинавии существовало множество мелких племенных княжеств, каждое из которых возглавлял конунг. Право на престол принадлежало всему роду, и титул конунга могли наследовать или захватить силой братья, дядья, племянники, незаконные сыновья. Неупорядоченность системы престолонаследия была причиной частых междоусобиц. В этих условиях могущество правителя напрямую зависело от его воинских качеств, поэтому конунги сражались в боевом строю и часто погибали во время военных экспедиций и в междоусобных распрях. Одним из самых ярких примеров викинга на норвежском престоле считается Харальд Суровый (1046–1066), в молодости служивший в византийской варяжской дружине и павший во время похода в Англию в 1066 г.
Характерным явлением эпохи викингов были конунги, не имеющие родовых владений, – их называли «морскими конунгами» или «конунгами войска». «Эти викинги, которые с большими дружинами постоянно были в походах, называли себя конунгами, хотя и не правили землями», – говорится о них в «Саге об Олаве Святом». Нередко, однако, во время заморских походов их предводители устанавливали более или менее длительный контроль над обширными территориями, изгоняя или убивая местных правителей, при этом завоеватели смешивались с местным населением. Ярким примером может служить завоевание отрядами датских викингов восточной части Англии в 860‑е годы (впоследствии эта область получила название Денло (англ. Danelaw, дат. Danelagen), т. е. «Датское право»). Один из их предводителей, Гутрум, стал основателем местной династии. В 911 г. французский король Карл III (898–922) вынужден был отдать земли в районе устья Сены в лен предводителю викингов по имени Роллон (по исландским сагам – Хрольв Пешеход). Так возникло независимое герцогство, название которого – Нормандия – напоминало о том, что здесь поселилось большое количество датчан и норвежцев.
Важной особенностью Скандинавских стран было то, что до конца XIII в. большую роль в их политическом устройстве, наряду с королевской властью, продолжали играть общенародные собрания – тинги (см. с. 407–408). Власть от одного правителя к другому могла перейти по завещанию или в результате заговора, однако каждый новый правитель должен был пройти процедуру «избрания» – провозглашения его конунгом на тинге. Шведские конунги проходили ее на главном тинге «всех свеев» неподалеку от Упсалы, куда собирались жители трех областей-ландов: Тиундаланда, Аттундаланда и Фьедрундаланда. Затем они объезжали остальные ланды, жители которых, в свою очередь, должны были признать их право на власть. В Дании выборы конунга проводились на тинге в Виборге, на полуострове Ютландия. Пройдя процедуру избрания на общем тинге, новый конунг также должен был объехать все области страны. На каждом из областных тингов он обещал уважать местные законы и клялся соблюдать мир с местными хёвдингами (см. с. 399), которые предводительствовали бондами (см. с. 399–400). В Норвегии конунга провозглашали сначала на Эйрартинге в Тронхейме, а затем на других тингах страны.
Для того чтобы контролировать свои владения и продовольствовать дружину (см. с. 411–412) конунгу приходилось регулярно объезжать подвластную ему территорию – «ездить по пирам» (см. с. 408–409). Поэтому скандинавские правители не имели постоянной резиденции и пребывали поочередно в собственных усадьбах или усадьбах местной знати в разных частях страны. Последние служили опорными пунктами, куда свозились подати и откуда можно было осуществлять контроль над всей округой; там конунг творил суд и расправу и решал административные дела. Для ведения внешних и междоусобных войн конунги собирали в своих землях ополчение.
Начиная c X в. в Скандинавских странах, где соперничали между собой мелкие областные конунги, шел процесс национальной консолидации. В Норвегии объединение фюльков началось при конунге Харальде Прекрасноволосом (ок. 885 – ок. 930), которому удалось подчинить своей власти многих местных правителей. Ту же политику продолжал его потомок Олав Трюггвасон, последовательно проводивший христианизацию страны. Однако, не поддержанный оппозиционной знатью, он не смог противостоять объединенному датско-шведскому войску и в 1000 г. погиб в морской битве, а Норвегия до 1035 г. утратила независимость. Создание единого государства на территории Дании связано с возвышением в середине X в. Еллингской династии, первым известным представителем которой был конунг Горм Старый. Объединение датских земель завершил его сын Харальд Гормссон, в 965 г. принявший крещение, что в позднейшей традиции символически воспринималось как «крещение Дании». Дольше всего процесс объединения проходил в Швеции, на территории которой жило два основных племени – свеи (на севере) и гауты (на юге). Первым королем свеев, которому удалось подчинить своей власти гаутов, был Олав Скотконунг (995–1022). Однако окончательно свеи и гауты слились в одно государство только в 1160‑е годы.
По мере распространения в Скандинавских странах христианства как официальной религии и объединения их территорий под единой королевской властью, сакральный характер последней приобрел новую форму: верховный правитель выступал теперь как помазанник Божий. С середины XII в. в Норвегии провозглашение конунгом происходит уже не на тингах, а на собрании, в котором участвовало высшее духовенство, светская знать, а также представители от каждого епископства. Некоторых конунгов – например, норвежского Олава (1015–1028) или датского Кнуда (1080–1086) – католическая церковь объявила святыми (Ковалевский: 1977. С. 102–104; Круг Земной: 1980. С. 28, 42, 171; Сванидзе: 2014. С. 509–517, 524–528, 532, 539, 541–542, 551; Haywood: 2000. Р. 112–113; Olsen: 1989. Р. 8–17).
Кейсар (keisari) – слово, заимствованное из средненижненемецкого и восходящее к лат. Caesar. В сагах данный титул обычно употребляется по отношению к византийским или германским правителям (Johannesson. S. 1046; Vries: 1962. S. 305).
Ярл (jarl) – титул высшей аристократии в Скандинавских странах. Ярлами называли представителей племенной знати, которые обладали властью над определенной территорией и имели свою дружину; после объединения страны под единой королевской властью они превратились в служилых людей короля. В исландских сагах, для которых характерен перенос скандинавской социальной терминологии на другие страны, так часто называют представителей высшей знати различных государств. Так, в «Саге о йомсвикингах» титул ярла носят приближенные немецкого императора Отты (Оттона), а также правители Холльсетуланда и Бретланда.
В Норвегии в подчинении у ярлов было несколько более мелких вождей – херсиров. Ярлы стояли во главе фюльков (см. с. 406) и должны были собирать подати, треть которых оставляли себе, а также выставлять в случае необходимости по шестьдесят человек для королевского войска. Харальду Прекрасноволосому, при котором началось объединение Норвегии, не удалось подчинить себе всех ярлов. Так, ярлы Хладира, правившие областью Трандхейм, смогли сохранить самостоятельность на протяжении всего X и в начале XI в. Они вели собственную политику, опираясь на поддержку датских конунгов. Под их властью было шестнадцать фюльков, которыми правили местные ярлы. Ко времени правления Олава Святого (1015–1030) в Норвегии был уже только один ярл; согласно норвежским областным законам ХII – ХIII вв. в государственной иерархии он стоял сразу после короля, перед лендрманнами и входил в число ближайших королевских советников. К началу XIV в. этот титул выходит из употребления в Норвегии и сохраняется только за правителями Оркнейских островов (до 1469 г.). В XIII в. титул ярла от норвежского короля получили несколько исландцев, в том числе выдающийся политик и ученый Снорри Стурлусон, предполагаемый составитель «Младшей Эдды» и свода саг о норвежских конунгах «Круг Земной».
Титул ярла в Швеции с середины XII до середины XIII в. также носили представители знатных родов, которые возглавляли военно-морское ополчение, имели свою дружину и земельные владения. Такие ярлы, как Ульф Фаси (1221–1247) и Биргер из Бьельбу (1247–1266), были фактическими правителями страны. В сагах наместники конунга свеев в Вестеръётланде (область племени гаутов на территории Швеции) называются ярлами, но по отношению к эпохе викингов это, возможно, анахронизм.
В Дании титул ярла могли носить как представители королевского рода, так и другие знатные люди. В XII в. он был постепенно вытеснен другими – герцог и граф (Агишев: 2013. С. 471–473; Ковалевский: 1977. С. 225–227; Bøe, Rosén, Nielsen: 1962. S. 559–566).
Лендрманн (lendr maðr) – служилый человек короля в раннесредневековой Норвегии. Институт лендрманнов появился здесь на рубеже X–XI вв. и просуществовал до конца XII в. По мнению Г. Сторма, в Норвегии XI–XII вв. редко существовало более двух-трех десятков лендрманнов одновременно, хотя некоторые авторы считают, что их число достигало 120 человек. Г. С. Лебедев оценивает их численность в 60–70 человек, управлявших двумя-тремя тысячами дружинников, т. е. на одного лендрманна приходилось примерно 40 дружинников. Роль лендрманнов в государственной организации страны была очень велика – они являлись полновластными правителями отдельных областей. Они получали от конунга вейцлу – право сбора податей с определенных территорий, население которых должно было содержать их вместе с их дружиной (см. Пир), однако у них были и собственные владения, также приносившие им доход. В руках лендрманнов были сосредоточены все военные силы области, во главе которых они отправлялись на войну по призыву конунга. Имея многочисленную родню, друзей, слуг и зависимых бондов, лендрманны пользовались огромным влиянием на местное население, однако превратить свои округа-кормления в феодальные сеньории в Норвегии так и не смогли. К. Хелле сомневается, что в Норвегии в конце X в. уже были лендрманны; по его мнению, упоминание их в «Саге о йомсвикингах» является анахронизмом (Гуревич: 1967. С. 135–147; Лебедев: 2005. С. 185–186; Helle: 1992. S. 179).
Казначей (féhirðir – букв. «пастух денег») – должностное лицо, ведущее учет денег и других драгоценных вещей. В Средние века казначеи были не только у правителей государств, но и у знатных людей. Первым казначеем, известным по норвежским источникам, был Эйстейн Эрлендссон (1120–1188), занимавший эту должность при конунге Инги Кривом (1135–1161). Одновременно он был капелланом, а в 1157 г. стал епископом. Около 1300 г. в Норвегии уже существовало сразу несколько казначеев, за каждым из которых был закреплен округ, в котором он собирал налоги (Blom: 1959. S. 210–212).
Хускарл (húskarl) – термин, который в древнескандинавских источниках употребляется по отношению к разным категориям служилых людей: так могли называть дружинника, домашнего слугу, работника или дворового человека. В дружине норвежского конунга Олава Тихого в начале XII в. было 60 хускарлов, а у лендрманнов их число могло достигать 40 человек. После завоевания Англии датчанами в начале XI в. хускарлами стали называть дружинников английских королей (Гуревич: 1967. С. 130, 148; Круг Земной: 1980. С. 465; Лебедев: 2005. С. 167; Imsen: 2000. S. 25–26, 89; Sven Aggesen: 1992. P. 90).
Свечник (kertasveinn) – слуга, близкий по своему статусу к пажу в западноевропейских странах раннего Средневековья. Свечниками они назывались потому, что во время пиров держали свечи перед конунгом и другими знатными людьми, однако на деле они исполняли и другие обязанности. Конунги сами выбирали себе свечников из представителей знатных родов и лично проводили ритуал их посвящения в новый статус. Этот ритуал подробно описан в «Хирдскре» (Hirðskrá) – сборнике законов, регулирующих основные аспекты жизни норвежского королевского двора XIII в. Когда конунг отправлялся в поездку по стране, свечники должны были плыть следом за ним на отдельном корабле (Круг Земной. С. 465; Flugeim: 2006. S. 51; Hamre, Nielsen, Rosén: 1961. S. 574; Imsen: 2000. S. 167–169; Snorri: 1979 в. S. 205–206).
Личный слуга (skósveinn = skór – «башмак, сапог» + sveinn – «мальчик, слуга») – одна из категорий слуг высшей знати. Как считает Л. Хамре (Lars Hamre), эти слуги пользовались особым доверием своих хозяев и имели очень тесные отношения с ними, напоминая позднейших камер-юнкеров. В «Круге Земном» упоминается такой слуга норвежской королевы Гуннхильд по имени Киспинг, а в «Старшей Эдде» в «Поездке Скирнира» сам Скирнир назван таким слугой Фрейра (в переводах этих памятников на русский язык skósvein передается просто как «слуга») (Круг Земной: 1980. С. 85; Старшая Эдда: 2006. С. 41; Edda: 1888. S. 89; Nielsen, Liedgren, Hamre: 1961. S. 630; Snorri: 1979a. S. 190–191).
Брюти (bryti – букв. «делящий, распределяющий») – в раннесредневековой Скандинавии брюти были надсмотрщиками над рабами и управляющими поместьями. Первоначально они, видимо, сами были рабами, однако во время составления областных законов в различных скандинавских странах, в ХII – ХIII вв., это были уже свободные люди. Брюти состояли на службе у конунгов, ярлов, епископов и других землевладельцев, включая состоятельных бондов. Сперва их функции ограничивались управлением поместьем, затем они стали выполнять и административные функции, в частности – управлять усадьбами, где конунг останавливался во время поездок по стране со своей дружиной, собирать налоги, взыскивать штрафы, конфисковать владения тех, кто совершил преступление, или брошенные имения. Они защищали интересы конунга в данной местности и были фактически его представителями на местах (Ковалевский: 1977. С. 164–165, 229–231; Foote, Wilson: 1970. P. 124, 128–129; Skrubbeltrang, Lid, Hafström: 1957. S. 269–274).
2. Территориальные единицы. Социальные институты. Нормы права
Фюльк (fylki – от герм. «народ, племя») – судебный, административный и военный округ в средневековой Норвегии. В каждом фюльке был свой тинг. Первоначально система фюльков охватывала Западную Норвегию (Вестланн) и Центральную Норвегию (Трёнделаг) (восточные районы делились на херады). Фюльки делились на более мелкие единицы – четверти и аттунги и объединялись в более крупные судебные округа – лёги, наиболее известными из которых были Гулатинглёг (в Вестланне) и Фростатингслёг (в Трёнделаге). Тинги этих округов были выше по статусу тингов фюльков (Bauge: 1960; Dovring, Fladby: 1956).
Херад (herað) – военный, административный и судебный округ в средневековой Скандинавии наряду с фюльками (см. с. 406), сотнями и шиплангами. Деление на херады охватывало всю территорию Дании, а также прилегающие к Дании части Норвегии и Швеции. Историки полагают, что оно возникло в Дании, а затем было перенесено в другие скандинавские страны. Датские херады делились на корабельные округа, а те, в свою очередь, на хамны (дат. hamnar). Возможно, что изначально слово herað означало «конный отряд» (*hariraida), насчитывающий около 40 человек, а в дальнейшем было перенесено на округ, жители которого составляли этот отряд. Херады объединялись в более крупные территориальные единицы – ланды (Kveseth: 1964. S. 337–342, 365–374; Rasmussen, Hafström, Oja, Sogner, Lárusson: 1961; Söderlind: 1968; Tunberg: 1911. S. 206).
Тинг (þing) – собрание всех свободных совершеннолетних мужчин в Скандинавских странах, восходящее к временам военной демократии; в некоторых своих обычаях и процедурах долго сохраняло традиции воинских ассамблей. Согласно древнегерманским обычаям, участники тинга были вооружены и выражали свое согласие с решением того или иного дела громкими криками, потрясая оружием. Тинги были нескольких уровней: тинги земель или областей и тинги более мелких административных единиц – фюльков, сотен, херадов, которые созывались местными предводителями. В Исландии помимо общеисландского тинга (Альтинга) и тингов четвертей существовали весенние и осенние тинги, объединявшие жителей трех соседних общин (годордов). Постепенно конунгам удалось поставить тинги под свой контроль, но еще до конца XIII в. они сохраняли некоторые черты автономии и оставались органами местного самоуправления.
Прежде всего тинги были законодательными и судебными собраниями отдельных земель: на них вершился суд и провозглашались законы. В XII–XIII вв. многие областные законы, существовавшие до этого в устной передаче, были записаны на национальных языках. Эти своды являются важнейшим источником наших знаний о жизни скандинавского общества раннего Средневековья. На тингах решались все вопросы жизни того или иного округа: объявлялись вне закона те или иные преступники, оглашались договора об обмене, дарении, продаже или залоге земли. На тингах некоторых земель традиционно провозглашались конунги страны, однако после этого претендент должен был объехать остальные тинги и заручиться поддержкой местного населения и знати. Именно на тингах выносились решения о принятии христианской веры. Конунгам приходилось обращаться к тингам в случае созыва войска, объявления войны и заключения мира. В XII–XIII вв. происходит сужение состава участников тингов, в первую очередь областных, за счет исключения малоимущих бондов, сосредоточения судебных функций в руках богатых бондов и назначения властями участников тинга (Гуревич: 1967. С. 157–166; Ковалевский: 1977. С. 186–203).
Местный тинг – Исейрартинг, о котором упоминается в «Саге о йомсвикингах», собирался на севере Зеландии, у входа в Исефьорд, один из самых больших фьордов на этом острове. Устье Исефьорда имело важное стратегическое значение, поскольку открывало путь к сердцу Зеландии – городу Роскилле. Локализация залива Исёре и места проведения самого тинга вызывает споры среди исследователей. Датское слово Isøre состоит из двух элементов: is – «лед» и øre – «песчаный берег». Первоначально так называли мыс или косу, у которой собиралось много льда в зимнее время года. Очевидно, это название было перенесено на залив, тинг и город. Некоторые считают, что залив Исёре находился за косой Скансехаге на восточной стороне полуострова Рёрвиг. Однако Т. Бранд, посвятивший специальное исследование этому вопросу, утверждает, что косы Скансехаге в эпоху викингов не существовало: в то время полуостров Рёрвиг был островом и был отделен от суши проливом с западной стороны. По его версии, залив Исёре располагался на месте современного болота Лангесё (дат. Langesø) в северо-восточной части полуострова Рёрвиг; здесь причаливали корабли, а тинг собирался недалеко от этого места в долине Парадисдаль.
Залив Исёре был удобен для стоянки судов: здесь можно было укрыться от бури в Каттегате или подождать попутного ветра. Во всяком случае в 1160 и 1170 гг. именно здесь по приказу архиепископа Абсалона были устроены смотры датского флота. Исейрартинг неоднократно упоминается в скандинавских источниках. Так, на этом тинге происходили выборы двух датских королей – Харальда Точило в 1074 г. и Нильса в 1104 г. В 1170 г. здесь был провозглашен правителем Норвегии датский король Вальдемар I (1157–1181). Согласно Саксону Грамматику, на этом тинге епископ Поппа прошел испытание раскаленным железом во время правления Свейна Харальдссона (Brandt: 2001; Nørgård Jørgensen: 2002. P. 134, 141).
Пир (veizla) – торжественная трапеза являлась одним из главных общественных институтов средневековой Скандинавии. Корни ее глубоко уходят в историю германских языческих пиров. Совместные ритуальные возлияния должны были утверждать магическую связь правителя с его подданными, обеспечивать мир и процветание. Вместе с тем, как и в других странах раннего Средневековья, пиры представляли собой способ содержания представителей господствующего слоя (так называемое кормление, или вейцла).
В начальный период скандинавской истории конунги не имели постоянной резиденции, но ездили «по пирам» – объезжали в сопровождении дружины свои владения, расположенные в разных частях страны. В отсутствие развитой административной системы им приходилось лично посещать областные тинги и решать на местах всевозможные дела, а содержать таким образом дружину (см. с. 411–412) было проще, чем организовывать доставку продуктов в какую-то одну резиденцию. Организацией этих пиров занимались управляющие королевскими усадьбами, а продовольствие для них поставляло местное население. Также знатные и богатые люди могли принимать конунга в своих усадьбах.
В дальнейшем (примерно c XI в.) вейцла превращается в форму ленного пожалования. Правители давали ее своим приближенным, чтобы вознаградить их за службу, или представителям знати, которых они хотели привлечь на свою сторону. Пожалование вейцлы включало доходы с территории, на которую распространялся этот акт, и должно было обеспечить ее держателя всем необходимым для содержания себя и своей дружины. Вместо посещения пиров он мог требовать уплаты подати в виде продуктов. Основными получателями вейцлы первоначально были ярлы, херсиры и лендрманны, а затем, по мере укрепления королевской власти, и другие категории служилой знати. Вейцлу, как и лен, нельзя было передать по наследству: доходами с нее можно было пользоваться лишь до тех пор, пока был жив получивший ее. Владелец вейцлы обязан был в случае необходимости выставить определенное количество воинов или лично явиться на королевскую службу. Например, норвежский лендрманн должен был снарядить пять воинов и содержать их в течение трех месяцев. В Норвегии к XIII в. выработались определенные нормы пожалования вейцлы. Так, лендрманну полагалась вейцла с ежегодным доходом в 15 марок, а простым дружинникам – с доходом от 1,5 до 3 марок (Гуревич: 1967. С. 127–148).
Дар (gjöf) – экономика средневековых Скандинавских стран в значительной степени базировалась на дарообмене. Эту древнюю систему, унаследованную от престижной экономики архаического общества, постепенно вытеснял денежный обмен. Войны и грабежи, торговля и развитие ремесла, налоги и штрафы – все это рассматривалось как необходимая предпосылка для поддержания дарообмена. Богатство не было связано только с материальным изобилием – оно было прежде всего средством утверждения социального статуса, и наоборот – утверждать свой статус необходимо было в форме дарения. Считалось, что вместе с даром передается некая частица сущности дарителя и получающий дар вступает с ним в более тесную связь. Если дар оказывался не возмещен, получивший его попадал в зависимость от дарителя. В «Речах Высокого» «Старшей Эдды» прямо говорится, что «на дар ждут ответа». Эта норма поведения была закреплена законодательно в норвежском сборнике законов Гулатинга (ок. 1250 г.), где требование возмещения за дар было возведено в ранг закона.
В эпоху викингов дарообмен был той осью, вокруг которой вращался верхний слой скандинавского общества, – благодаря ему социальная система обретала необходимую устойчивость. Акт дарения был публичным, что служило своего рода гарантией устанавливаемых в процессе дарообмена отношений, поэтому дар тесно связан с институтом пира (см. с. 408–409). Все приглашенные на пир должны были уйти с дарами, при этом ценность полученного дара имела исключительное значение. Если человек решал, что дар не соответствует его статусу, или если другой человек того же статуса получал дар более ценный, это воспринималось как оскорбление и могло породить серьезный конфликт.
Дарообмен составлял основу дружинной организации. Дружинник, получая от своего вождя материальный дар (чаще всего в этом качестве упоминается оружие, прежде всего мечи, но также драгоценные украшения и богатая одежда), обязывался отплатить ему верностью и воинской доблестью. С другой стороны, способность вождя одаривать подобающим образом своих дружинников была необходимым условием для сохранения его статуса и расширения влияния. Щедрость конунга или ярла в первую очередь упоминалась в обращенных к ним произведениях скальдов (см. с. 459–463), а хвалебные песни, которые они сочиняли и исполняли, неизменно заканчивались требованием ответного дара. Система дарообмена нашла непосредственное отражение в поэтическом языке данной эпохи, где один из главных заменителей существительного со значением знатного человека – «раздаватель колец».
Дарообмен служил инструментом в достижении внешнеполитических целей скандинавских правителей, таких как заключение союзов. Большую роль в создании внешнеполитических союзов играла система междинастических браков, которая функционировала как своего рода «брачный обмен» (Старшая Эдда: 2006. С. 28; Hedeager: 1994. S. 45–47, 59; Wenskus: 1974. S. 38; Westerdahl: 1994. S. 71; Winroth: 2012. P. 10–11, 45–47, 51, 85).
Лен (lén), или феод – владение, полученное служилым человеком от короля или другого верховного правителя в условное держание, – один из основных элементов феодальной организации общества. Вассально-ленные отношения сформировались во Франкском государстве в VIII в. и постепенно распространялись на другие европейские страны, где приобретали региональные особенности. В древнескандинавских источниках понятие «лен» часто стоит рядом с понятием «кормление (вейцла)» (см. Пир), при этом они выступают то как синонимы, то как разные категории, а к XIII в. становятся взаимозаменяемыми. Владельцами ленов могли быть люди разного социального статуса. Так, ярлы Оркнейских и Шетландских островов владели этими территориями по праву лена, признавая верховную власть над ними норвежского короля. О норвежских правителях, признававших свою зависимость от датских королей, в исландских сагах говорится, что они «держали Норвегию в качестве лена». Согласно «Кругу Земному», датский король Свен Эстридсен (1047–1074) пожаловал своему племяннику Асмунду богатый лен, чтобы он мог содержать себя и своих людей. В отличие от западноевропейского феода скандинавский лен не становился наследственной собственностью его держателя (что сближает его с кормлением). Владельцы их обладали этими пожалованиями, пока находились на королевской службе и пока это было угодно королю, а подвластные леннику крестьяне оставались подданными короля. Предполагалось, что доходы с этих владений шли на содержание ленников или вейцламанов, чтобы те могли выполнять свои военные или административные функции (Гуревич: 1967. С. 139–149, 249–250; Круг Земной: 1980. С. 430).
Дружина (hirð, lið) – один из основных социальных институтов, который прослеживается практически у всех германских племен начиная с эпохи переселения народов. Яркое описание древнегерманской дружины I в. оставил римский историк Тацит. Согласно Тациту, это постоянная организация, существующая в мирное и военное время, находящаяся на содержании вождя и связанная с ним узами верности. Основные черты древнегерманской дружины сохранились и в дружинах раннесредневековых скандинавских государств. Героизм дружинников и их верность своему вождю воспеты в древнегерманской поэзии, в частности в древнеанглийской эпической поэме «Беовульф», где отразились и события скандинавской истории V–VI вв. Однако подробно о структуре и характере скандинавской дружины сообщают только источники XII–XIII вв. Ритуал вступления в королевскую дружину подробно описан в норвежских источниках. Будущий дружинник становился перед королем на колени, целовал руку короля, вкладывал свои руки в руки короля и произносил клятву верности. Церемония принятия в дружину сопровождалась дарами. В качестве дара дружинник получал запястье или кольцо на палец, а иногда и меч. Король обязан был оказывать покровительство своему дружиннику и содержать его, а тот, в свою очередь, нес при нем службу, как военную, так и гражданскую. Свои дружины имели не только короли, но и герцоги, графы, ярлы, лендрманны. Численность дружины обычно колебалась в зависимости от могущества военачальника, от 40 до 120 человек. Наиболее многочисленной была королевская дружина. В «Круге Земном» говорится, что дружина норвежского короля Олава Тихого (1067–1093) насчитывала до 240 человек. Закон запрещал собирать более многочисленную дружину, поскольку бондам было не под силу ее прокормить. Королевская дружина не была однородной, в нее входило несколько категорий служилых людей: хирдманы – почетная охрана и свита короля, которая спала и ела в одних с ним покоях; гости, которые наделялись фискальными полномочиями и были вправе конфисковывать имущество врагов короля, взимать штрафы в пользу короля, приводили в исполнение казни; свечники, которые должны были держать свечи перед королем и знатными людьми на пирах и напоминали позднейших придворных пажей (Hamre, Nielsen, Rosén: 1961; Hjardar, Vike: 2016. P. 46–48; Lindów: 1976. P. 52–81; Musset: 1968. S. 275–276; Seip: 1960).
Клятва (fastmæla) – одно из древнейших юридических установлений у германских народов. Клятвы играли большую роль и у скандинавов – ими скрепляли сделки, договоры, обеты мести, очищались от обвинения. Клятва, данная на тинге, считалась нерушимой, несоблюдение ее вело за собой судебное дело и наказание клятвопреступника. Клятву – например клятву о мести – можно было завещать. В языческие времена клятву приносили на особом кольце, хранившемся в капище, а после принятия христианства – на Библии. Исландские саги свидетельствуют о существовании особого кольца, которое лежало на жертвеннике в языческом храме и использовалось при принесении клятв, а во время языческих жертвоприношений окроплялось жертвенной кровью. В «Англосаксонской хронике» рассказывается о клятве англосаксов и датчан на кольце в 876 г. Использование кольца для принесения клятв неудивительно, поскольку в скандинавской культуре кольцу придавалось большое значение как культовому объекту. Клятвенные кольца упоминаются и в «Старшей Эдде», в частности в «Гренландской Песни об Атли» клятва приносится на кольце, посвященном богу Уллю. Кроме того, в «Старшей Эдде» встречаются клятва на «белом священном камне», а также ряд других видов клятв (Исландские саги: 2000. С. 225; Исландские саги: 2004. С. 25; Сванидзе: 2014. С. 630–631; Старшая Эдда: 2006. С. 24, 132, 140, 245; Simek: 1995. S. 342, 397–398).
Вне закона (útlægr) – в средневековой Скандинавии объявление вне закона было формой наказания за наиболее тяжкие («низкие») преступления – убийство, некоторые формы воровства, кровосмешение, преступление против церкви. Объявить человека вне закона можно было только на тинге, даже если такое предложение исходило от конунга. Объявленный вне закона становился «волком» (в юридических документах это слово имело значение термина). Любой мог убить его безнаказанно, никто не имел права давать ему убежище, снабжать пищей или другими необходимыми вещами, оказывать какую-либо помощь (например, указывать дорогу) под страхом наказания. Объявленные вне закона либо спасались бегством в лес или пустошь, либо покидали страну. Их недвижимое, а при определенных обстоятельствах и движимое имущество подлежало конфискации в пользу конунга и судебной общины. Однако в ряде случаев, предусмотренных законом, виновный мог вернуть себе права и мир, заплатив штраф (Meyer, Hammer, Bøe, Lárusson: 1959).
3. Ритуалы и традиции
Окропление водой (ausa vatni = окропить водой) – древнескандинавский языческий обычай, напоминающий христианский ритуал крещения, что впоследствии облегчило христианским миссионерам обращение скандинавов в новую веру. О сущности и значении этого обычая среди исследователей не существует единого мнения. Одни полагают, что он символизировал посвящение новорожденных божествам – покровителям семьи и рода, другие связывают его с культом богов плодородия, третьи видят в этом обряд инициации, четвертые вообще отрицают религиозный характер этого обычая и отождествляют его с первым купанием младенца.
Обычно сразу после окропления водой новорожденному давали имя. Первоначально это делал отец ребенка, затем это стало обязанностью одного из родственников. Древние скандинавы верили в магическую силу имени, полагая, что от правильности выбора зависит дальнейшая судьба человека, поэтому новорожденному старались дать имя какого-либо «удачливого» предка и, напротив, избегали имен, принадлежавших тем, кто рано умер или снискал дурную славу. После того как ребенка окропили водой и дали ему имя, он считался принятым в семью и попадал под ее защиту. Его уже нельзя было «вынести» – бросить на произвол судьбы, что было широко распространено у скандинавских народов. От «лишних» детей таким способом избавлялись не только бедные семьи, но и более состоятельные. Новорожденные мальчики имели гораздо больше шансов выжить, нежели девочки, поскольку число дочерей старались ограничить как бедные, так и богатые люди. Ритуал окропления водой и дачи имени носил частный, семейный характер и никогда не был общественным делом (Clover: 1988. Р. 150–162; Kreutzer: 1987. S. 174–203; Pentikäinen: 1990. P. 72–91; Perkow: 1972).
Свадьба (brúðhlaup) – один из важнейших переходных обрядов; кульминационный этап в создании брачного союза, которому предшествовали сватовство и помолвка.
Во многих архаических обществах брак был свидетельством окончательного взросления: женившись, мужчина получал право выделиться из отцовской семьи и завести собственное хозяйство. Последнее, впрочем, не всегда происходило в условиях так называемой скандинавской большой семьи, когда одновременно три поколения могли жить под одной крышей и вести совместное хозяйство. Для женщины, до свадьбы находившейся под опекой отца или старшего родича, брак означал возможность занять достойное положение хозяйки и матери законных детей.
В древнескандинавском обществе брак входил в общую систему обмена ценностями между социальными группами и рассматривался прежде всего как сделка, в которой учитывались интересы не столько будущих супругов, сколько семьи в целом, а также родственного клана. Обе стороны при сговоре руководствовались соображениями целесообразности и взаимной выгоды, расширения родственных и дружеских связей. Как правило, брак заключался между семьями одинакового имущественного положения и социального статуса, но он мог быть и способом повысить статус или улучшить материальное положение. Сватался либо сам жених, либо его родственники или друзья, имеющие вес в обществе. Если сватовство принималось, то объявлялось о помолвке. Затем при свидетелях заключался брачный договор, в котором оговаривались размер приданого невесты, срок свадьбы, размер дара жениха (мунд), условия пребывания жены в доме мужа и т. д. Приданое являлось собственностью жены и наследовалось ее родичами; также оно возвращалось ей самой или ее родичам в случае расторжения брачного договора. Инициатором развода мог стать любой из супругов; о своем намерении развестись муж или жена должны были объявить публично путем установленной процедуры. Получившая развод или овдовевшая женщина в дальнейшем сама выбирала себе мужа, т. е. имела право самостоятельно помолвить себя.
Свадебное торжество происходило иногда сразу после помолвки, иногда спустя несколько месяцев или лет и могло продолжаться несколько дней. Чаще всего свадебный пир готовила в своем доме семья невесты. Знать и богатые люди тратили на него большие средства, созывая не только родичей и друзей, но и знатных людей со всей страны.
В «Саге об Этиле» зафиксирована такая форма брачного союза, как «неполная свадьба», – в этом случае за невесту выплачивалось вено отцу, однако свадебный обряд не проводился. По-видимому, ее следует рассматривать как промежуточную между браком и наложничеством (см. ниже) или как форму наложничества (Исландские саги: 1956. С. 71; Сванидзе: 2014. С. 213–239; Clunies Ross: 1992; Jochens: 1986).
Наложничество (frilla = наложница) – западные хронисты говорят о существовании у скандинавов многоженства. Действительно, в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» называется несколько жен этого норвежского конунга (ок. 885 – ок. 930), хотя не уточняется, последовательно или одновременно он с ними сожительствовал. О другом норвежском конунге, Харальде Суровом (1044–1066), в саге сообщается, что он взял в жены Тору (по-видимому, в 1048 г.), сыновья от которой наследовали его престол. В то же время другая его жена, Елизавета Ярославна (брак с ней Харальда датируется зимой 1043/44 г.), от которой Харальд, по свидетельству того же источника, имел только дочерей, была еще жива и после смерти Харальда выступает как его вдова. Трудно, однако, решить, следует ли говорить здесь о браке или об институте наложничества, широко распространенном в среде скандинавской знати. Так, согласно «Саге о Харальде Прекрасноволосом», наследовавший ему на престоле Хакон Добрый (935–961) был сыном от наложницы; в «Саге о Магнусе Голоногом» (1093–1103) перечисляются его наложницы – матери каждого из трех сыновей, правивших после него; сын норвежского конунга Сигурда Крестоносца (1103–1130) от его наложницы Боргхильд стал норвежским конунгом Магнусом Слепым (1130–1135); матерью шведского конунга Энунда-Якоба (1022 – ок. 1050) была Эдла, наложница Олава Скотконунга (995–1022).
Наличие у конунгов многочисленных наложниц и детей от них создавало богатую почву для такого явления, как самозванчество. В Норвегии в период гражданских смут (вторая половина XII в.) действовало несколько самозванцев, объявлявших себя незаконными сыновьями того или иного конунга. Один из них, Сверрир, смог утвердиться на престоле и дать начало норвежской королевской династии.
Наложницей могла быть как свободная женщина, так и рабыня; различие заключалось в том, что последняя не имела возможности по собственной воле оставить сожителя. По-видимому, не исключалась и контаминация этих двух категорий. Так, чтобы подчеркнуть сомнительное положение человека, рожденного вне брака, его зачастую называют в сагах «сыном рабыни», хотя в действительности его мать могла быть свободной женщиной. О наложнице Харальда Прекрасноволосого, женщине благородного происхождения, в саге говорится, что ее «называли рабыней конунга».
Положение детей от свободнорожденных и рабынь с правовой точки зрения было одинаковым – они считались равно незаконными, и отец мог признать их своими наследниками только через специальную процедуру и при наличии ряда обстоятельств. В иных случаях незаконнорожденные дети могли стать наследниками только с согласия их законнорожденных братьев и сестер.
Положение наложниц и их детей в условиях родового общества подробно освещено в сагах, написанных на исландском материале («сагах об исландцах»). Из них явствует, что наложница бонда, получив от сожителя землю и имущество, могла завести собственное хозяйство и воспитывать его детей. Последние выступают обычно частью родового клана (хотя процедура «введения в род» нигде не упоминается). Так, на них распространяется обычай кровной мести, – например, в «Саге о Ньяле» наложница Ньяля требует от его законных сыновей отомстить убийцам сына, а их мать присоединяется к этому требованию. Знаменательно в этой ситуации поведение самого Ньяля, который покидает жену и проводит ночь в доме наложницы, потерявшей сына. Согласно «Саге о людях из Лаксдаля», Олав Павлин – один из самых славных и могущественных исландских бондов – был сыном рабыни, хотя и знатной по происхождению.
Широкое распространение наложничества в исландской среде в XII–XIII вв. было основано на взаимной выгоде. Родственники наложницы становились надежной опорой ее сожителю – местному предводителю, а с другой стороны – породнившись с ним, они повышали таким образом свое влияние. Статус женщин, ставших наложницами могущественных людей, заметно повышался. Часто судьба наложниц зависела от того, какое место в обществе смогли занять их дети (Байок: 2000; Джаксон: 2000. С. 151–155; Исландские саги: 1956. С. 612–613; Круг Земной: 1980. С. 63–64, 420, 476; Karras: 1990. Р. 141–162).
Погребальный обряд (færa til graftar = погребать, захоранивать). Погребальный обряд занимал важное место в скандинавской культуре раннего Средневековья. У скандинавов эпохи викингов существовали разные формы погребения. Один из них представлял собой сожжение умерших на погребальном костре. О том, что подобный ритуал имел место у скандинавов в начале X в., свидетельствует рассказ Ибн Фадлана, секретаря посольства багдадского халифа в Волжскую Булгарию. По его словам, тело покойного поместили в корабль, вместе со множеством вещей, необходимых для жизни в потустороннем мире, а также убитыми несколькими домашними животными и рабыней. Однако захоронения в ладье могли осуществляться и на воде – корабль с телом поджигался и пускался в море. Были и более простые формы кремации тел, без корабля и богатого снаряжения – в этом случае останки после сожжения переносили на другое место и насыпали курган.
Другой формой погребения была ингумация. При этом захоронения могли также делать в корабле и насыпать сверху курган (haugr). Яркими примерами такого рода захоронений являются курганы в Усеберге и Гокстаде (Норвегия). Найденные в них остатки кораблей и различных вещей имели большое значение для изучения эпохи викингов. Разумеется, погребения в корабле были дорогостоящими и их могли позволить себе только знатные и богатые люди. Простых людей могли хоронить в лодке, а иногда тела умерших просто закапывали в землю с минимальным набором вещей и никак не отмечали могилу. Среди состоятельных людей получил также распространение обычай погребения в деревянной камере, куда помещали тело, разные вещи, тела животных и рабов.
Ингумация в кургане хотя и не была универсальным явлением, присутствует во всех скандинавских странах. Древние скандинавы верили, что человек продолжает существовать и после смерти. Возможно, отражением этих представлений являются рассказы исландских саг о заживо погребенных людях, которые добровольно уходят в курган и с которым сталкивается тот или иной герой, когда проникает туда в поисках драгоценностей.
Одним из наиболее характерных примеров погребального комплекса служит комплекс в Еллинге – древней резиденции датских королей из династии Гормидов на полуострове Ютландия, состоящий из двух курганов – Северного и Южного, двух рунических камней, а также христианской церкви.
Северный курган имеет высоту 8 м, диаметр 62 м. Дендрохронологический анализ показывает, что погребальная камера была сооружена в кургане между октябрем 958 г. и апрелем 959 г., а в 964 или 965 г. вскрыта. Камера имеет длину 6,7 м, ширину 2,6 м и высоту 1,4 в. C XVII в. этот курган называли курганом Тюры, жены датского короля Горма, но в процессе археологических раскопок никаких тел не было обнаружено.
Однако были найдены следы кургана бронзового века и остатки каменной кладки – видимо, изображавшей корабль (Andersen: 1996. Р. 281; Thiedecke: 2003. S. 85, 89). Эти обстоятельства породили различные интерпретации. Одни исследователи считают, что курган был возведен Харальдом Гормссоном в честь своего отца Горма. Вероятно, погребальная камера была сооружена в кургане бронзового века. Видимо, изначально это было языческое погребение, хотя там найдены предметы, которые, как полагают исследователи, могли использоваться для христианского богослужения. После своего крещения Харальд перенес останки отца в построенную рядом церковь (Krogh: 1982. Р. 205, 210; Krogh: 1993. S. 244, 262, 265; Krogh, Leth-Larsen: 2007. S. 207–221; Roesdahl: 1992. P. 165; Roesdahl: 1997. P. 232; Roesdahl: 1999. S. 235; Roesdahl: 2002. S. 98; Sawyer: 2003. P. 691). Другие считают, что первоначально в Северном кургане была погребена Тюра, и лишь затем Горм (Kulesza: 2007. S. 155, 157, 159; Randsborg: 2008. P. 7–8; Staecker: 2004. S. 90, 98; Wamers: 2000. S. 157). Г. Амент считает, что останки Тюры перенесли сюда из другого места после смерти Горма, когда Харальд решил соединить останки своих родителей в одной погребальной камере (Ament: 1998. S. 269, 271).
Южный курган имеет высоту 11 м, диаметр 77 м. Считается, что он был возведен позднее Северного кургана и после принятия христианства Харальдом, т. е. после 965 г. К. Крог датирует завершение его строительства 980‑м годом (Krogh: 1993. S. 259–260). C XVII в. Южный курган называли курганом Горма. Погребальной камеры в нем не обнаружено, как и следов захоронения, следовательно, это был кенотаф. Довольно необычно то, что Южный курган не подвергся разорению (Andersen: 1996. Р. 281; Lund: 1991. Р. 161; Thiedecke: 2003. S. 85–86, 89). Относительно этого кургана в научной литературе также существуют разноречивые мнения. Одни полагают, что Харальд построил его для себя, но потом отказался от идеи быть захороненным в кургане (Wamers: 2000. S. 157), другие – что он возвел этот курган в честь своей матери (Ament: 1998. S. 271; Krogh: 1993. S. 266; Kulesza: 2007. S. 156, 161). При этом П. Сойер допускает, что целью Харальда было скрыть тот факт, что Тюра была погребена в другом месте (Sawyer: 2003. Р. 699). Э. Роэсдаль полагает, что курган являлся памятником как самому Харальду, так и его матери, при этом на его плоской вершине могли проходить собрания тинга (Roesdahl: 1992. Р. 165–166; Roesdahl: 1997. S. 237; Roesdahl: 2002. S. 98). По мнению К. Рандсберга, Южный курган возведен Свейном Харальдссоном в 970‑е годы в память о деде и бабке (Randsborg: 2008. Р. 9); Й. Штэкер считает, что он возведен в память о Кнуте Гормссоне по прозвищу Любовь Данов (Staecker: 2004. S. 98).
Каменные кладки в виде корабля встречаются в различных регионах Скандинавии. В Еллинге остатки такой кладки были найдены археологами под Северным и Южным курганами. По мнению археологов, это самая длинная каменная кладка в виде корабля в Дании, первоначально имевшая 170 м в длину. Она упиралась в курган бронзового века. Ее строительство обычно относят к 930–950‑м гг., хотя есть и иные датировки. Некоторые исследователи полагают, что это был памятник в честь королевы Тюры (Ament: 1998. S. 269; Krogh: 1993. S. 265; Roesdahl: 1997. P. 231; Roesdahl: 1999. S. 235; Roesdahl: 2002. S. 98), а Й. Штэкер считает, что он связан с каким-то другим членом Еллингской династии (Staecker: 2004. S. 85). Впрочем, то, что кладка эта выполнена в виде корабля, – не единственная возможная интерпретация: возможно, это остатки ограды культового места.
После принятия христианства Харальдом Гормссоном в Еллинге была построена деревянная церковь, а около 1100 г. на ее месте возведена церковь каменная. В ее нефе были найдены останки мужчины 35–50 лет. Многие исследователи считают, что это останки Горма Старого, которые были извлечены Харальдом из Северного кургана. Видимо, Харальд решил сделать эту церковь королевской усыпальницей (Haywood: 2000. Р. 108; Roesdahl: 1992. Р. 166; Roesdahl: 2002. S. 96, 98; Sawyer: 2003. P. 691, 701; Thiedecke: 2003. S. 87–89). X. Андерсен высказал гипотезу, что речь идет об останках Харальда Синезубого, а сообщение Адама Бременского о захоронении Харальда в Роскилле он не считает достоверным (Andersen: 1996. Р. 298–299). Й. Штэкер отвергает это предположение и предлагает свое толкование. По его мнению, это останки старшего брата Харальда – Кнута Гормссона (Staecker: 2004. Р. 98). К. Рандсборг полагает, что это могут быть останки как самого Харальда, так и его брата Кнута (Randsborg: 2008. Р. 8).
Малый Еллингский камень, судя по надписи на нем, поставлен Гормом в честь своей жены Тюры. Многие авторы поддерживают эту версию (Ament: 1998. S. 269; Knirk: 1996. S. 44; Warners: 2000. S. 157). Неясно, однако, где он находился прежде, чем обрел (в 1627–1639 гг.) свое современное место. Возможно, первоначально он стоял в форштевне каменной кладки в виде корабля (Roesdahl: 1997. S. 231; Thiedecke: 2003. S. 84). П. Сойер считает, что этот камень велел поставить Харальд Гормссон после своего крещения от имени Горма в честь Тюры, желая показать, что за языческие памятники ответственен Горм, а не он (Sawyer: 2003. Р. 701).
Наибольшую известность получил Большой Еллингский камень, представляющий собой трехстороннюю пирамиду высотой 270 см. Сторона, на которой вырублен текст, имеет четыре рунических строки. Строки идут горизонтально, а не вертикально – как на большинстве рунических камней. Надпись продолжается на второй и третьей плоскости пирамиды, но в самом низу, так как основная их площадь занята рисунками. На одной стороне изображен фантастический зверь, сражающийся со змеем, на третьей распятый Христос. Надпись гласит: «Конунг Харальд велел сделать этот памятник в память о Горме, своем отце, и Тюре, своей матери, тот Харальд, который подчинил себе всю Данию и Норвегию и сделал датчан христианами». Время возведения этого памятника остается предметом споров. Очевидно лишь то, что он мог быть сделан после принятия Харальдом христианства, т. е. после 965 г. Поэтому самой ранней датой называют начало 960‑х годов, а конечной – дату смерти Харальда, т. е. около 987 г. Впрочем А. Больвиг говорит о нескольких этапах в оформлении камня и относит завершение всей надписи и создание рисунков ко времени правления датского короля Свена Эстридсена, т. е. к 1047–1074 гг. Символика рисунков породила разные толкования, особенно это относится к фигуре зверя. В нем видят и льва, и дракона, и оленя, а в противоборстве его со змеем – борьбу добра со злом, христианства с язычеством, Христа с дьяволом. Как полагают исследователи, изображения восходят к миниатюрам из какой-то рукописной книги – возможно, немецкой, – которая была привезена в Данию вместе с предметами культа после крещения Харальда (Albrectsen, Frandsen, Lund: 2001. S. 30; Bolvig: 1978. S. 126–147; Knirk: 1996. S. 44; Paroli: 1987; Riis: 2001. S. 55; Roesdahl: 1997. P. 233; Roesdahl: 1999. S. 240; Staecker: 2004. S. 89; Thiedecke: 2003. S. 103; Wamers: 2000. S. 144–145, 150–151, 157–158).
Иногда в память об умершем воздвигали камень с рунической надписью. Практика установки мемориальных камней известна в скандинавских странах со II до XIV в., но особенное распространение она получила в «эпоху викингов». Больше всего подобных стел сохранилось до наших дней в Швеции (около 2500); в Дании известно около 240, а в Норвегии – всего 45 рунических камней. Мемориальные стелы устанавливались поблизости от усадьбы умершего и одновременно в посещаемых местах – у мостов, дорог, в полях, где проходили тинги. Они различались своими размерами: высота их варьировалась от 0,5 до 3 м, а ширина от 0,5 до 2 м. На камнях вырезались рунами краткие надписи, в которых указывалось, кто и в честь кого установил этот камень, а также пояснялись некоторые обстоятельства жизни и смерти покойного. Камень могли поставить родители в память о сыне, сестра в честь брата или сын в честь отца. Иногда надпись заканчивалась указанием имени выбившего ее мастера. На камнях также высекались изображения крестов, человеческих фигур, растений, животных, птиц, кораблей и фантастических зверей. Часто на них изображался змей и текст надписи располагался на его туловище (Ковалевский: 1956. С. 143–146; Мельникова: 2001. С. 15–28, 273–347; Сванидзе: 2014. С. 331–335; Симпсон: 2005. С. 226–228; Ellis: 1943. Р. 35, 38, 56–58).
Тризна (erfi) – поминальный пир. Тризна не всегда следовала непосредственно за погребением. На нее старались собрать большое количество приглашенных, в том числе из отдаленных мест, ибо чем пышнее и многолюднее она была, тем большее почитание воздавалось покойному.
По языческой традиции сын становился законным наследником своего отца на тризне, которую он устраивал. В «Саге об Инглингах» зафиксирован древний обычай, заключающийся в том, что наследник конунга должен был сидеть на скамеечке перед престолом, пока не вносили кубок, который назывался Кубком Браги. Тогда он должен был дать обет совершить нечто значительное (например, расширить свои владения) и осушить кубок. Только после этого он садился на престол, который прежде занимал его отец. Связь с этим обычаем просматривается и в «Саге о йомсвикингах», поскольку предводитель йомсвикингов Сигвальди дает обет отправиться в поход против норвежского ярла Хакона на тризне по своему отцу. Отчетливее всего эту связь обнаруживает редакция AM 510. Здесь сохранены детали ритуала: Сигвальди сажается конунгом на престол ярла – своего отца лишь после того, как приносит обет и осушает поднесенный ему рог. В соответствующем эпизоде «Саги об Олаве сыне Трюггви» обеты всех четырех вождей йомсвикингов, а также самого конунга Свейна даются во время коллективной тризны по их отцам (Круг Земной: 1980. С. 31, 120).
Воспитание (fóstr) – в древнескандинавском обществе была распространена практика передачи ребенка на воспитание – иногда в семьи родственников, иногда в совершенно чужую семью. Как правило, воспитатель был по социальному статусу ниже родителей воспитанника. Возможно, в каких-то случаях люди малоимущие получали средства на прокорм ребенка и вознаграждение за свои труды, но чаще всего за воспитание расплачивались дарами и связями, которые ценились выше. Обязанности воспитателя и его ответственность за ребенка были велики. Особое отношение было к сиротам, которых пристраивали в какую-либо семью, – для них воспитатель заменял отца. В семье воспитателя ребенок рос вместе с его детьми до 15–18 лет. Вырастая вместе, родные и приемные дети становились побратимами. Близкие и доверительные отношения между воспитателем и взятым на воспитание ребенком не прерывались до смерти одного из них. Воспитатель принимал участие в делах уже взрослого воспитанника, выполнял его поручения, в том числе и в качестве посредника. Система воспитания способствовала развитию социальных отношений между разными семьями. Благодаря воспитаннику семья воспитателя обретала себе новых покровителей, а семья воспитанника – новых союзников и полезные связи. Передача детей короля на воспитание в семью иноземного монарха или передача сына знатного человека на воспитание ко двору короля были своеобразной формой заложничества и гарантировали сохранение мира как внутри страны, так и в отношениях с соседями (Сванидзе: 2014. С. 287–292).
Побратимство (fóstbræðralag) – одна из форм ритуального родства, занимавшая важное место в социальной организации раннесредневековой Скандинавии. Ритуал заключения побратимства состоял из нескольких элементов. В исландских сагах называются три из них – прохождение под полоской дерна, смешение крови и принесение клятвы, при этом в двух сагах («Саге о Гисли Сурссоне» и «Саге о Торстейне Викингссоне») говорится о всех трех элементах, в других – только о двух. Расходятся источники и относительно числа участников этого ритуала, называя от двух до четырех человек. Соответственно, мнения исследователей разделились: одни полагают, что не все три элемента сложились сразу – вначале имело место только смешение крови и принесение клятвы, и лишь позднее зародилась традиция прохождения под полоской дерна, другие считают, что ритуал изначально был трехчастным.
Первым элементом ритуала было прохождение под полоской дерна. Полоску вырезали так, чтобы оба ее конца оставались соединены с землей. Затем ее поднимали, подставив под нее копье, и тогда под ней могло находиться несколько человек. Однако не совсем ясно, каким образом поднимали полоску так, чтобы она не порвалась. Некоторые авторы полагают, что под ней вырывали яму, другие – что ее вырезали из земли в виде полукруга, так что она образовывала свод. Прохождение под полоской дерна встречается и в других обрядах – так, в «Саге о людях из Лаксдаля» это форма испытания (см. ниже). Здесь говорится: «Тот считался чистым, который проходил под полоской дерна так, что она не обрушивалась на него». О вырезании полоски дерна говорится и в «Саге о Ньяле», однако здесь она используется как укрытие. Исследователи задавались вопросом, почему один и тот же элемент фигурирует в разных обрядах. Одни считали, что прохождение под полоской дерна использовалось для подкрепления клятвы, другие – что это означало очищение человека от грехов. М. Паппенхайм полагал, что этот ритуал символизировал рождение новых братьев из лона матери-земли. Я. де Фрис также трактует его как акт соприкосновения с подземным миром, в результате которого индивид умирает и рождается уже в новом качестве.
Обряд смешения крови осуществлялся при установлении побратимства не только у скандинавов, но и у многих народов мира, однако детали его по-разному изложены в источниках. Согласно «Саге о Гисли», будущие побратимы пускали себе кровь, она стекала на землю, с которой была срезана полоска дерна. После этого кровь перемешивали с землей. В «Отрывке песни о Сигурде» из «Старшей Эдды» и в «Деяниях данов» Саксона Грамматика говорится, что кровь смешивали в следе от ноги. Древнескандинавский обряд смешения крови в следе от ноги аналогичен обряду питья крови при установлении побратимства у других народов, но стоит при этом особняком. Нет оснований полагать, что первоначально скандинавы тоже пили смешанную кровь и только потом стали смешивать ее в следе от ноги. Скандинавы верили в то, что между следом от ноги и самим человеком существует тесная связь, и они тождественны. Поэтому скандинавам не нужно было пить эту кровь, как это делали другие народы. Кроме того, смешение крови с землей имело еще одно значение – оно символизировало рождение умершего предка.
Последний элемент – принесение клятвы состоял в том, что побратимы объявляли об условиях своего союза. Наиболее распространенным было обязательство мстить друг за друга. Кроме того, в сагах неоднократно упоминается еще одно условие: все имущество побратимов следовало считать общим. В отличие от многих народов мира, у скандинавов не было запрета на браки между членами семей побратимов. Так, один из побратимов мог жениться на сестре другого. Однако побратимы не становились членами родственных коллективов друг друга (Исландские саги: 1956. С. 285; С. 644; Hellmuth: 1975; Pappenheim: 1891; Pappenheim: 1919; Vries: 1928).
Испытание (raun) – также божий суд, ордалия – в раннесредневековой Европе широко распространенный способ решения вопроса виновности или невиновности человека. В основе его лежит представление о том, что Бог может вмешаться в дела людей, когда сами люди не в состоянии вынести справедливый приговор. Кроме того, испытание использовалось для подтверждения клятвы в невиновности или как замена клятвы для того, кто не мог приносить ее (как, например, раб). В сагах приводится много легенд, связанных с использованием этого обычая христианскими священниками в своей миссионерской практике среди германских народов. В Германии первый подобный случай связан с именем епископа Поппо (см. Поппа), крестившего датского короля Харальда Гормссона. Церковь в целом приняла обычай «испытания» как судебную процедуру, хотя были отдельные критики этого явления. Вопрос о происхождении ордалий в скандинавских странах остается предметом споров. Некоторые исследователи считают, что это иноземное явление, принесенное на север вместе с христианством, другие – что оно имеет языческие корни и связано с почитанием древними скандинавами воды, солнца и земли (Boyer: 1990. S. 181).
В памятниках многократно отмечено испытание раскаленным железом. Оно заключалось в том, что испытуемый должен был пронести в руках кусок раскаленного железа определенное число шагов или бросить этот кусок в котел с определенного расстояния, либо пройти босиком по раскаленному железу – например, по железным лемехам, закрепленным в земле. Об испытании раскаленным железом в исландских сагах упоминается главным образом в связи с обвинениями в убийстве или подтверждениями родства. Об испытании с помощью железных лемехов рассказывается в «Круге Земном», где Харальд Гилликрист, чтобы подтвердить свое происхождение от норвежского короля Магнуса Голоногого, прошел по девяти раскаленным лемехам и, когда спустя три дня осмотрели его ступни, они оказались необожженными (Круг Земной: 1980. С. 494–495).
Женщин, как правило, подвергали испытанию кипящей водой. Испытуемая должна была достать из котла с кипящей водой какой-либо предмет – например, камень. Это испытание было распространено в Норвегии и Исландии, о нем говорится в «Третьей Песни о Гудрун» «Старшей Эдды».
Испытание холодной водой заключалось в том, что испытуемого с руками, привязанными к коленям, бросали в воду, и если он всплывал на поверхность, то считался невиновным. Испытание едой – в том, что испытуемый должен был проглотить определенное количество сыра и хлеба, и если ему удавалось проглотить все, то он считался невиновным. Во время испытания телом убитого испытуемый должен был положить на него руку, и если рана начинала кровоточить, вина подозреваемого считалась доказанной. Еще одной формой испытания было прохождение под полоской дерна. Бросание жребия и поединок также считались формой испытания.
Четвертый Латеранский собор в 1215 г. запретил духовенству участвовать в судебных ордалиях. Вскоре после этой даты в Скандинавских странах ордалии также вышли из судебной практики (Круг Земной: 1980. С. 289; Сага о Сверрире: 1988. С. 62–63; 69; Старшая Эдда: 2006. С. 133; Boyer: 1990; Foote, Wilson: 1970. P. 378; Nilsson: 2001; Sawyer: 1987. P. 69).
4. Обычаи. Верования
Йоль (jól) – в древнескандинавском календаре было 364 дня в году (52 недели по 7 дней). Год делился на два полугодия – летнее и зимнее. Лето (sumar) начиналось между 9 и 15 апреля, а зима (vetr) – между 11 и 18 октября. Каждый из этих сезонов делился на три этапа – начало, середину и конец.
Начало зимы (vetrnætr – букв. «зимние ночи») было очень важным периодом: к этому времени следовало исполнить заключенные ранее важные соглашения и сделки. Главным праздником был йоль, или «праздник середины зимы», который отмечался, по мнению многих ученых, во время зимнего солнцестояния. В последнее время, однако, этот тезис подвергся серьезной критике. Так, по наблюдениям шведского исследователя А. Нордберга, в языческие времена йоль не имел точной даты, а отмечался в первое полнолуние первой новой луны, которая следовала за днем зимнего солнцестояния (т. е. в период с 5 января до 2 февраля). Празднование йоля продолжалось две недели, причем каждый день был посвящен одному из языческих богов. Считалось, что во время йоля силы потустороннего мира проявляют наибольшую активность – мертвецы покидают курганы, а Один вместе со своими воинами – эйнхериями, отправляется на дикую охоту, проносясь над землей словно буря. После установления в Скандинавских странах христианства празднование йоля совместилось с празднованием Рождества Христова.
В древнескандинавской традиции выделялись такие сезоны, как осень (haust) и весна (vár), но лишь в качестве переходных между двумя полугодиями: определенного срока их наступления и окончания, по-видимому, не было (Круг Земной: 1980. С. 74; Шервуд: 1993. С. 152; Hastrup: 1985. Р. 26–28; Janson: 2011. Р. 53; Nordberg: 2006. S. 156; Simek: 1995. S. 225–226).
Святилище (vé) – по-видимому, древнескандинавское святилище представляло собой открытое пространство, огороженное канатом или частоколом. Эту священную землю нельзя было осквернять кровопролитием (в том числе жертвоприношениями) и на нее запрещалось приносить оружие. Нарушитель этого табу становился «варгом» (волком) и объявлялся вне закона (см. с. 412–413). Л. Слупецкий полагает, что на этой территории мог располагаться и храм. Топонимы с компонентом «vé» часто встречаются в Скандинавии (Оденсе (*Odins-vé), Виборг, Висбю) (Симпсон: 2005. С. 213; Andersson: 1992. S. 77–79; Słupecki: 2009. P. 29).
Храм (hof) – крытое культовое сооружение, в отличие от алтаря, или капища, представлявшего собой каменную насыпь для жертвоприношений на открытом воздухе. Об одном таком храме в Упсале (Швеция) рассказывается в «Деяниях архиепископов Гамбургской церкви». В нем находились идолы трех богов – Тора, Одина и Фрейра. Храм находился в окружении холмов, рядом росло большое дерево с раскидистыми ветвями и был источник. Каждые девять лет там устраивались праздники с жертвоприношениями как животных, так и людей; тела жертв развешивали затем в соседней роще на деревьях. В исландских сагах содержатся описания нескольких языческих храмов на территории Норвегии. Так, в «Круге Земном» рассказывается о храме в Тронхейме, где был идол Тора, сидящего на престоле с позолоченным жезлом в руке, а также другие идолы. В «Саге о Ньяле» рассказывается о храме в Долинах Гудбранда, в котором были идолы Торгерд Хёльгабруд, Тора и Ирпы. Однако многие современные исследователи ставят под сомнение достоверность этих описаний и полагают, что они были созданы по аналогии с видом христианских храмов той поры (Адам Бременский: 2011. С. 108–109, 128; Исландские саги: 1956. С. 588; Круг Земной: 1980. C. 141; Сванидзе: 2014. C. 318–320; Симпсон: 2005. C. 214–218; Andersson: 1992. S. 85–87; Sanmark: 2001. P. 240; Słupecki: 2009. P. 30–32; Vikstrand: 1992. S. 127–130).
Человеческая жертва (mannblót) – традиция человеческих жертвоприношений имеет у германских народов длительную историю, о ней упоминают римские и византийские авторы I–VI вв. Обычно в жертву приносили пленников, захваченных в битвах; тела жертв вешали на деревьях, топили в реках и болотах.
В «Саге об Инглингах», повествующей о легендарных временах, встречаются сюжеты о принесении в жертву правителей в тех случаях, когда подданные считали их причиной неурожая и голода. Ряд историков принимает эти сведения как достоверные, связывая подобную практику с концепцией сакральных правителей Д. Фрэзера; другие отвергают их достоверность и относят подобные предания к области мифологии. В той же саге приводится легенда о принесении в жертву правителем своих детей. Согласно ей, Один пообещал конунгу шведов Ауну, что тот сможет жить вечно, отдавая ему раз в десять лет по сыну. Аун принес в жертву девять своих сыновей, но на десятый раз подданные не позволили ему совершить жертвоприношение (Круг Земной: 1980. С. 18, 24, 34; Lönnroth: 1986. Р. 83–84, 91–92).
В эпоху викингов практика человеческих жертвоприношений сохранялась. Одно из самых известных описаний погребального обряда знатного скандинава, во время которого была умерщвлена его наложница, принадлежит арабскому автору первой половины X в. Ибн Фадлану. Погребение совершалось на берегу Волги – видимо, недалеко от города Булгар, столицы Волжской Булгарии (Ковалевский: 1956. С. 145). О человеческих жертвоприношениях в Лейре на острове Зеландия сообщается в начале XI в. в «Хронике Титмара Мерзебургского» (Титмар: 2009. С. 12), а в 1070‑е годы об этом ритуале, но уже в Швеции, в языческом храме в Упсале, говорится в «Деяниях архиепископов Гамбургской церкви» (Адам Бременский: 2011. С. 109). Практика человеческих жертвоприношений в скандинавских странах этого периода подтверждается археологическими данными (Роэсдаль: 2001. С. 138–139; Сванидзе: 2014. С. 321, 324; Симпсон: 2005. С. 218–220, 236; Simek: 2014. S. 59–63).
Сюжет о принесении ярлом Хаконом в жертву своего сына во время битвы в Хьёрунгаваге, помимо «Саги о йомсвикингах», присутствует в «Драпе о йомсвикингах» (однако отсутствует в «Круге Земном» при описании этой битвы), а в «Деяниях данов» сообщается, что Хакон принес в жертву двоих сыновей (Helle: 1992. S. 179; Helle: 2006а. S. 36–37; Lunden: 1986. S. 92).
Убийство в бою противника в языческом сознании также приравнивалось к жертве богам (согласно скандинавской мифологии, павшие воины отправлялись в чертог Одина – Вальгаллу). Поэтому слова скальда Торлейва Раудфельдарсона о том, что Хакон во время битвы в Хьёрунгаваге «послал Одину девять могучих вождей», Л. Слупецкий понимает так, что Хакон либо убил их в бою, либо взял в плен и принес в жертву. Однако историк сомневается, что ярл принес в жертву своего сына (Słupecki: 2005. Р. 57).
Толкование снов (rаðа drauma = толковать сны) – один из самых распространенных сюжетов в древнеисландской литературе (по подсчетам исследователей – более 500 примеров). В основном вещие сны описываются в сагах, хотя о них упоминается также в Младшей и Старшей «Эддах». Обычно в них бывает предсказано будущее – появление потомства, скорая смерть или брак, потеря друга, нападение врагов, смена веры, рождение могущественных правителей. Как и в подобных сюжетах средневековой западноевропейской литературы, того или иного человека в этих случаях часто замещают животные. Древние скандинавы верили, что у каждого человека есть дух-двойник, или дух-покровитель (фюльгья) в образе животного, имеющего с ним сходные черты, и что увидеть его можно только во сне. Так, духом-двойником колдуна считалась лисица, красавицы – лебедь, врага – волк, знатного человека – лев, бык или медведь. Поэтому если кому-то приснилось, что на него напали волки, следовало ожидать появления врагов, а если во сне волки или змея укусили кого-либо, это предвещало его гибель.
Большое влияние на древнеисландскую символику сна оказали Библия и западноевропейская литература, а также весьма популярные в Средние века сонники, которые приписывались пророку Даниилу. Сны короля Горма о быках, выходящих из моря, в «Саге о йомсвикингах» без сомнения навеяны известным сюжетом из «Книги Бытия» (сны фараона и их толкование Иосифом) (Hollander: 1916. Р. 220; Kelchner: 1935; Turville-Petre: 1958; Turville-Petre: 1964. P. 349).
Оберег (hlutr) – амулет, которому приписывается магическое свойство охранять своего владельца от опасностей. Обереги были широко распространены у древних скандинавов. Люди носили в кошельках небольшие фигурки языческих богов из слоновой кости или серебра, среди них наиболее популярными были боги Тор и Фрейр. Самым распространенным оберегом был молот Тора. Не исключено, что популярность так называемого молоточка Тора в христианские времена объясняется его сходством с нательными крестиками. Особую категорию составляют монеты, на которых выцарапывались либо символические изображения (молот Тора, солярные знаки), либо отдельные слова («бог», «Тор», «Христос»). По мнению исследователей, большинство монет с граффити использовались в качестве оберегов. Еще один вид оберегов составляют миниатюрные посохи из бронзы или серебра, подвешенные на серебряном или железном кольце. В качестве оберегов служили также миниатюрные колеса, якоря, мечи, копья, щиты, фигурки зверей или людей (возможно, валькирий), маски, стулья, инструменты, башмаки и т. д. Некоторые обереги были найдены при раскопках в городе Волин (Добровольский, Дубов, Кузьменко: 1991. С. 40, 67, 74–75, 106, 109–112, 122; Симпсон: 2005. С. 221–222; Cleasby, Vigfusson: 2006. P. 273; Gardela: 2008. P. 19–20, 25–26; Gardela: 2015; Gardela: 2016. S. 101–103; Hjardar, Vike: 2016. P. 158).
Нид (níð) – в исландском языке это слово обозначало 1) хулительное стихотворное произведение (см. Скальд); 2) орешниковую жердь с насаженным на нее лошадиным черепом, на которой рунами вырезали заклятие (так называемый древесный нид). И то и другое должно было обратить гнев богов или духов-покровителей на того, против которого был направлен нид. «Словесный» нид, таким образом, не сводился к поношению противника (состязания в словесном поношении существовали как отдельная традиция), но сохранял характер магического ритуала. Текстуально в нем воспроизводились всегда одни и те же – заведомо фиктивные – обвинения в мужеложстве, скотоложстве или выполнении мужчиной женских функций. Если подвергшийся этим обвинениям человек не смывал их кровью, он становился «нидингом» – неприкасаемым, подлежащим изоляции членом общества. Поэтому в сагах рассказывается о следовавших в этих случаях тяжбах, поединках и убийствах. Согласно норвежским законам Гулатинга (XII в.) составитель нида мог быть объявлен вне закона (см. с. 412–413). Такое же наказание предусматривалось древнеисландскими законами Х – ХIII вв. (так называемый «Серый Гусь»).
Легенда о том, что сочинение коллективного нида против датского конунга Харальда Гормссона и его наместника Биргира было официально предписано всем исландцам на Альтинге, помимо «Саги о йомсвикингах», содержится в «Саге об Олаве сыне Трюггви», входящей в «Круг Земной». Здесь говорится, что Харальд в ответ снарядил свой флот для похода в Исландию, но сперва выслал на разведку колдуна. Колдун, приняв обличие кита, поплыл к острову и пытался приблизиться к нему с четырех сторон, однако против него выступили духи-покровители страны под предводительством вначале дракона, затем огромной птицы, затем огромного быка и, наконец, великана с железной палицей. В результате датский конунг счел за лучшее отменить поход (Гуревич: 2000. С. 449–450, 455–457; Круг Земной: 1980. С. 118; Сванидзе: 2014. С. 697; Clunies Ross: 1994. P. 208–211; Sanmark: 2001. P. 240).
Тролль (tröll) – в скандинавской мифологии – одна из разновидностей великанов наряду с ётунами и турсами. Согласно поверьям, тролли обитают в горах и там же хранят свои сокровища; они обладают чудовищной силой, но в отличие от ётунов глупы. В исландской литературе тролль – обычно враждебный герою персонаж. В литературе позднего Средневековья это слово употребляется в значении «чудовище» (Simek: 1995. S. 431).
Змей (ormr) – один из персонажей скандинавской мифологии. Змей занимал важное место в религиозной жизни германцев, в том числе скандинавов, начиная с бронзового века, хотя о его культе сведений нет. Вероятно, фигура змея была связана с культом мертвых и культом плодородия. В скандинавской традиции наиболее известен Мировой Змей – Ёрмунганд, который лежит в Мировом океане, обнимая землю и кусая свой хвост. Некоторые авторы отождествляют его с Мировым деревом. Он разделяет мир богов и людей (Мидгард) и мир чудовищ и великанов (Утгард). Тор дважды вступал с ним в поединок, однако не смог его одолеть. Когда наступит конец света, Мировой Змей вылезет на сушу, поразит ядом Тора, но и сам погибнет от его молота. Сюжет превращения в змея также хорошо известен в скандинавской мифологии. Так, Один принял обличье змея, чтобы проникнуть к дочери великана Гуннлёд. Фафнир, сын колдуна Хрейдмара, превратившись в змея, улегся на золото в своем логове в Гнитахейд-поле, но был убит Сигурдом, который забрал себе все золото и поместил его в два сундука. Превращение героя в змея в связи с золотом встречается и в «сагах о древних временах», в частности в «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне». Нетрудно увидеть здесь связь с таким персонажем «Саги о йомсвикингах», как Буи Толстый. Согласно саговой традиции, Буи, раненный в битве в Хьёрунгаваге, схватил два сундука с золотом и прыгнул в воду; впоследствии в этом месте появился огромный морской змей. Этот мотив был связан с Буи уже в «Драпе о йомсвикингах» Бьярни Кольбейнссона. Г. Гемпель считает, что история с золотом Буи сложилась под влиянием «Саги о Золотом Торире». Предание о морском змее, лежащем на дне залива Хьёрунгаваг, находит продолжение в одной из так называемых «епископских саг» – «Саге о епископе Гудмунде Арасоне». Гудмунд Арасон (1161–1237) был исландским епископом, однако из-за конфликта с местными хёвдингами уехал в Норвегию. После его смерти получили распространение легенды о его чудесных деяниях, одно из которых относится ко времени пребывания в Норвегии. Гудмунд плыл из Тронхейма в Берген и по пути решил зайти в гавань залива Хьёрунгаваг. Там часто появлялся огромный змей и преграждал путь морякам. Когда змей появился, епископ окропил его святой водой и тот отступил. Корабль вошел в гавань и пристал там на ночь, а утром на берегу увидели змея, разрубленного на двенадцать частей (Младшая Эдда: 2006. С. 31, 47, 53, 59; 74–75; Петрухин: 2002. С. 234–235; 351–356; Старшая Эдда: 2006. С. 104–108; Biskupa sögur: 1878. S. 129; Boyer: 1997. P. 50–51; 100–101; Hempel: 1923. S. 43; Ottesen: 2010. S. 43; Simek: 1995. S. 355, 368; Strömbäck: 1954; Sävborg: 2014).
5. Военное дело
Викинг (víkingr) – участник морского похода, предпринятого с целью завоевания или грабежа. В скандинавских источниках термин «викинг» употребляется не только по отношению к участникам похода, но и к самому предприятию (в форме ж. рода – víking): «отправиться в викинг», «погиб в викинге». На Руси викингов называли варягами, в Византии, где из них формировалась личная гвардия императора, – варангами (исл. «веринги»), а в Западной Европе они были известны как норманны, т. е. «люди с севера».
Исследователи высказывают разные мнения относительно этимологии слова «викинг». Широкое распространение получило представление о том, что оно восходит к др. – сканд. vik – «залив». В таком случае викинги – это разбойники, морские пираты, которые часто посещают морской залив или фьорд, чтобы там укрыться и совершать оттуда свои нападения. Другие исследователи связывают викингов с норвежской областью на юге Скандинавского полуострова Виком, т. е. викинги – это первоначально жители юго-восточного побережья Норвегии (Hødnebø: 1987. Р. 48, 49, 53–54). Третьи считают, что это слово заимствовано в скандинавские языки из древнеанглийского, в котором встречается слово wicing, имеющее тот же корень, что глагол wician – «устраивать стоянку» и существительное wīc – «деревня, лагерь, место временного пребывания». По их мнению, викингами называли скандинавов, которые во время своих походов на Британские острова устраивали укрепленные лагеря и временно селились на побережье. Четвертые возводят это слово к vík – «отклонение, отступление» и víkja – «перемещаться, отступать», полагая, что викинг – это тот, кто уехал из дома в чужую землю. Б. Даггфельд и Э. Хейде предложили новое толкование слова «викинги», по их мнению – это люди, гребущие посменно на корабле. Даггфельд считает, что слово это восходит к первым векам нашей эры, когда скандинавы плавали на беспарусных судах; существительное м. р. víkingr происходит от существительного ж. р. vika, означающего расстояние, преодолеваемое кораблем за одну смену гребцов (Daggfeldt: 1983. S. 92–93). Э. Хейде считает, что слово «викинг» происходит от глагола víka – «уступать дорогу, отойти в сторону» и что изначально оно обозначало гребцов, которые сменяли друг друга на веслах. Появление его он также относит к допарусной эпохе в Северной Европе, а именно к IV в., считая, что первоначально так называли любого человека, отправившегося в морское путешествие (Heide: 2005: Heide: 2006). Идеи Хейде находят поддержку и у других исследователей (Aalto: 2010. Р. 51; Titlestad: 2008. S. 16). Интересно отметить, что к скандинавскому слову «викинг» восходит русское «витязь» (Фасмер: 1986. С. 322–323).
Походы викингов оставили заметный след в истории средневековой Европы. Период бурной экспансии жителей Скандинавских стран с конца VIII до середины XI в. получил название «эпохи викингов». Следует, однако, учесть, что в целом экспансия эта имела разнообразные формы. Наряду с военными экспедициями, которые также могли носить разный характер – от морского пиратства и разбойных рейдов до частичной колонизации других стран или установления над ними господства – шло мирное заселение пустовавших земель (так была заселена Исландия), процветала торговля с заморскими странами. В сагах есть примеры того, как легко дальние походы с целью грабежа обращались в торговое предприятие, когда от этого ожидалась выгода. Это подтверждается выводами историков о том, что торговлей, наряду с профессиональными купцами, занимались и знатные и простые люди, и воины и землевладельцы. Однако в памяти европейских народов, подвергшихся нападениям викингов, они остались прежде всего жестокими и воинственными варварами.
Датские и норвежские викинги отправлялись в походы в основном в западном направлении. Объектами их нападений и местами поселения стали Англия, Шотландия, Ирландия, Исландия, Оркнейские и Фарерские острова. Викингам удалось достичь берегов Гренландии и Северной Америки. Большую активность викинги проявляли и в южном направлении – во Франции, Северной Германии, Испании. Также им удавалось проникать в Средиземное море и нападать на итальянские города. Норвежские викинги отправлялись в поисках добычи и на восток – в устье Северной Двины в загадочную страну биармов – Бьярмаланд. Шведские викинги выбрали основным объектом своей экспансии восточное направление – так называемый Восточный Путь. Они совершали походы за данью в Прибалтику, добирались по Волге до Каспийского моря и нападали на мусульманские страны. В составе войска древнерусских князей они участвовали в походах на Константинополь в IX–X вв.
В рамках самого скандинавского общества принадлежность к викингам не была жестко связана с социальным статусом человека и не всегда являлась его постоянным занятием. Викингом мог быть бонд (см. с. 399–400), который отправился в сезонный поход с целью приумножить свое благосостояние. Им мог быть знатный человек, который возглавил поход, уступая требованиям своей дружины, жаждущей обогащения, ради усиления своего политического веса («чести») или для достижения конкретной политической цели. Большинство исландских скальдов (см. с. 452–463) участвовали в викингских походах, а самый выдающийся из них – Эгиль Скаллагримссон – не менее прославился как викинг. Очевидно, что так называемые морские конунги (см. Конунг) – те, что «никогда не спали под закопченной крышей и не пировали у очага», – были викингами по определению, однако большинство конунгов, правивших землями, также, за немногими исключениями, добивались власти и поддерживали свой статус за счет грабительских рейдов, причем не только на чужих территориях, но и внутри собственной страны. Таким образом, в рядах викингов могли оказаться люди самого разного общественного положения. Разумеется, подобно всем формированиям такого рода, отряды викингов должны были включать наемников и авантюристов. Известно, что в этническом плане они состояли не из одних скандинавов – в них были также выходцы из восточных и южных областей Балтийского побережья. В свою очередь, как отдельные викинги, так и целые отряды становились наемниками, поступая на службу к чужеземным правителям.
Викинги сыграли важную роль в формировании Древнерусского государства. К легендарному викингу Рюрику возводили свой род древнерусские князья. Однако процесс интеграции скандинавов в древнерусское общество существенно отличался от того, как протекал этот процесс в Западной Европе. Русь никогда не подвергалась регулярным грабительским набегам викингов; они не завоевывали здесь территорий – в отличие от Англии, не создавали своих государственных образований – в отличие от Франции. Предводители отрядов со своими дружинами селились на Руси, занимались торговлей, служили в княжеской дружине, участвовали в междоусобицах и войнах с кочевниками и Византией.
В поэзии скальдов (см. с. 459), расцвет которой относится к эпохе викингских походов (и, можно думать, в современной им прозаической устной традиции), люди высокого социального статуса могли быть названы викингами, однако в «сагах о королях», создававшихся в XII–XIII вв., это слово в отношении скандинавских правителей, как правило, не употребляется, при том что о совершенных ими викингских походах рассказывается как о славных подвигах. Более того – в «Сагу об Олаве Святом» включена речь епископа Сигурда, направленная против Олава, и в ней тот факт, что Олав провел молодость в викингских походах, причисляется к его «злодеяниям», а о войске, с которым он пришел в Норвегию, говорится, что все в нем «викинги и злодеи». На этом фоне «Сага о йомсвикингах», открыто прославляющая викингское братство, члены которого (Вагн, Пальнатоки) несут подчеркнуто позитивные черты, составляет заметное исключение (Гуревич: 2007. С. 122–158; Круг Земной: 1980. С. 28, 357; Krüger: 2008. S. 132, 135, 143, 212–214).
Ледунг (leiðangr) – военно-морское ополчение в скандинавских странах раннего Средневековья.
Слово leiðangr состоит из двух элементов: lid – «отряд» и gangr – «поездка, путешествие». Первоначально оно, по-видимому, означало «флот, корабли», но в дальнейшем получило значение «сбор кораблей по приказу короля», и наконец стало обозначать всякий военный поход (DeVries: 1999. Р. 201; Kraft: 2005. S. 7; Solberg: 2003. S. 303). Впервые оно встречается в «Драпе о Хаконе» Тинда Халлькельссона (ок. 985 г.) при рассказе о битве в Хьёрунгаваге. Так назван здесь норвежский флот ярла Хакона. Спустя несколько десятилетий другой скальд, Торд Кольбейнссон, в «Драпе об Эйрике» (ок. 1014 г.), говоря об этом сражении, также его использует (Krag: 2005. S. 133; Malmros: 2002. P. 277–278; Poetry I: 2012. P. 353, 494). В датских латиноязычных источниках соответствующий термин (expeditio) появляется в 1085 г., в шведских термин «ледунг» встречается только с середины XIII в.
Согласно «Красивой Коже» и «Кругу Земному», система ледунга была учреждена в Норвегии конунгом Хаконом Добрым в середине X в. Вся страна была разделена на округа, каждый из которых выставлял один корабль с экипажем и снаряжением (Круг Земной: 1980. С. 78; Àgrip. Fagrskinna: 1985. S. 83). Некоторые авторы считают, что это была та система, которую мы находим в областных законах ХII – ХIII вв. (Гулатинг и Фростатинг). В то время служба в ледунге уже превратилась в государственную повинность, и характер этой повинности был четко регламентирован законами. Основной базовой ячейкой для мобилизации войска была группа усадеб, которая снаряжала одного воина, обеспечивала его оружием и продовольствием. По подсчетам исследователей, в норвежском флоте служил каждый десятый житель страны. Срок службы составлял от двух до трех месяцев, хотя бондам приходилось задерживаться в походах и на более длительное время. Бонды каждого округа строили боевой корабль, снаряжали его и при необходимости ремонтировали. Для хранения его возводились специальные корабельные сараи, следы которых обнаружены археологами вдоль всего побережья Норвегии. На основании этих находок делались попытки реконструировать систему административных центров в Норвегии той поры. В ХIII в. норвежский ледунг насчитывал 336 кораблей, однако многие исследователи сомневаются, что система ледунга оставалась неизменной на протяжении нескольких веков, а потому переносить реалии XIII в. в эпоху викингов нельзя. Очевидно, что какие-то меры по организации флота были предприняты Хаконом, хотя они распространялись только на Западную Норвегию. В X–XI вв. в процессе объединения Норвегии и формирования единого норвежского государства должна была возникнуть и национальная система обороны, однако современные историки не могут ответить на вопрос, что собой представляла эта система и насколько тесно она была связана с позднейшей организацией флота (Гуревич: 1967. С. 166–195; Grimm: 2002. Р. 116–117; Helle: 1992. S. 173; Helle: 2006b. S. 54, 57; Myhre: 1997. P. 169, 180–182; Solberg: 2003. S. 303; Williams: 2002. P. 297–299, 304–306).
Шведский ледунг также известен по источникам XII–XIII вв. Каждое административно-территориальное подразделение Швеции – сотня, херад и шипланг – обязано было выставлять определенное количество кораблей. Жители этих районов должны были строить корабли и снаряжать для них людей. Самой мелкой единицей деления в Швеции была хамна, выставлявшая одного вооруженного воина. По подсчетам Г. Хафстрёма, шведский ледунг в начале XIII в. насчитывал 280 кораблей и 28 000 человек. О том, когда возникла эта система в Швеции, среди историков нет единого мнения. Некоторые склонны возводить ее к I в., однако большинство склоняется к более позднему времени. Нет ясности и в вопросе о природе шведского ледунга. Возможно, что первоначально это была военная организация, в которую входили знатные люди со своими дружинниками, и только по мере укрепления королевской власти на первый план выступили бонды, которые оказались более надежными воинами на службе короля (Ковалевский: 1977. С. 108–109, 209–215; Andersson: 2004. S. 9; Kraft: 2005. S. 225, 241–248; Lindkvist: 2010. P. 227–229).
Система ледунга в Дании известна по источникам XIII в., в частности по третьей книге «Ютского закона», где о ней говорится подробно. Вся Дания была разделена на округа, и каждый из них обязан был построить и снарядить один корабль. В свою очередь округа делились на более мелкие единицы – хавны, каждая из которых отвечала за снаряжение одного воина для экипажа этого корабля. Число хавн было разным и колебалось от 42 до 25 в каждом округе. Обязанности по снаряжению воина и корабля распределялись между членами хавны в соответствии с их имущественным достатком. Возможно, хавна выставляла всегда одного и того же человека, однако им не мог быть раб или арендатор. Бонды, имевшие три манса земли, обязаны были служить во флоте каждые четыре года по 4 месяца. Те бонды, хозяйства которых были меньшего размера, объединялись и выставляли воина совместно. Впоследствии служба во флоте была заменена денежным налогом (Bjerg: 1991. S. 187–189; Lund: 1997. P. 195; Lund: 2002b. P. 271–274). Многие историки возводят эту систему к эпохе викингов, полагая, что датское общество той поры состояло из свободных и равных бондов, имеющих достаточно средств для ведения своего хозяйства, участвовавших в народных собраниях и несущих военную службу. Именно наличие в государстве Свейна Харальдссона и Кнуда Великого хорошей военной системы, по мнению этих историков, объясняет завоевание Англии датчанами в начале XI в. (DeVries: 1999. Р. 202–204; Fauerholdt: 1993. S. 112, 118; Wåhlin: 1988. S. 57). C резкой критикой этой точки зрения выступил датский историк Н. Лунд. Он считает, что основу военной организации Дании в Х – ХII вв. составляли частные отряды местной знати, состоявшие из дружинников и клиентов. Датские хёвдинги, возглавлявшие эти отряды, отправлялись на войну по приказу конунга как своего верховного вождя, а не в силу публично-правовых обязанностей, основанных на земельной собственности. По мнению Лунда, Свейн Харальдссон и Кнуд Великий смогли завоевать Англию, опираясь на личные дружины датской знати, и лишь после 1170 г. можно говорить о существовании в Дании ледунговой системы в том виде, как она отображена в поздних областных законах. Первоначально ледунг использовался для охраны Дании от нападений славянских племен. Причина перехода от одной системы к другой заключалась в том изменении, которое произошло в структуре датских поселений. В XII в. на место крупных земельных хозяйств эпохи викингов пришли мелкие крестьянские хозяйства, объединенные в деревни. Разумеется, мелкие хозяйства не могли нести такую же военную повинность, как крупные, поэтому ее пришлось распределять между группами небольших хозяйств по имущественному принципу (Lund: 1986. Р. 106–109, 118; Lund: 1992. S. 102, 110; Lund: 1993a. S. 126–127; Lund: 1996. S. 4, 10, 20, 116, 251–255; Lund: 1997. P. 196–197; Lund: 2001. P. 149–151, 158, 161, 163). Концепция Лунда нашла поддержку у ряда исследователей (Abels: 1988. Р. 18; Gelting: 2002. Р. 55–56; Kraft: 2005. S. 240–241; Williams: 2002. P. 294–296), хотя встретила и возражения (Crumlin-Pedersen: 2002. Р. 265–266). Некоторые авторы занимают промежуточную позицию. Так, Н. Роджер считает, что датский ледунг существовал с эпохи викингов, но его функции ограничивались обороной страны, а для походов за ее пределы датские короли собирали частные военные формирования знати (Rodger: 1995. Р. 397). А. и Й. Тиедеке полагают, что ледунг существовал еще в X в. при Харальде Гормссоне как объединение военных отрядов датских хёвдингов, но ледунга, служба в котором была основана на имущественном принципе, как в XIII в., в ту пору еще не было (Thiedecke: 2003. S. 100–101).
Ратная стрела (herör) – стрелообразная палочка, которая посылалась как известие о войне и призыв к оружию, а также как вызов на тинг. По норвежским законам бонды, получив такой знак, обязаны были в течение пяти суток явиться на корабли, к которым они были приписаны, а неявившиеся объявлялись вне закона (Гуревич: 1967. С. 184; Сванидзе: 2014. С. 422). Возможно, на ратной стреле была руническая надпись, сообщающая о времени и месте сбора. Обычай рассылать такую стрелу с рунической надписью, когда требовалось собрать людей, сохранялся в шведской провинции Далекария (Даларна) еще в XIX в. (Gustavson, Hallonquist: 1985. S. 4).
Датский вал, Даневирке (Danevirki) – сложная система земляных валов, защищавших южную границу Дании в раннее Средневековье, сооруженная в самой узкой части полуострова Ютландия. Датский вал представлял собой одно из самых грандиозных оборонительных сооружений того времени. Он прикрывал только восточную часть южной границы Дании между фьордом Шлей и реками Рейдер и Треене. В западной части топкие речные долины и леса служили естественной преградой на пути врага. Через ворота у Хедебю проходил так называемый Ратный путь – главная государственная магистраль средневековой Дании, ведущая с юга на север полуострова. «Даневирке I», который состоял из Северного вала и Главного вала, соединял Готторпский залив фьорда Шлей с долиной реки Рейдер и был длиной в 10 км. Его ширина достигала 10 м, а высота 2 м. Перед валом был вырыт ров в 4–5 м шириной и 1,5 м глубиной. Деревянный частокол на вершине вала увеличивал высоту защитного сооружения еще на 1 м. С внешней стороны вал был укреплен деревянной обшивкой. Строительство этого вала, по данным дендрохронологического анализа, относится к 737 г. Он защищал датские земли с юга от набегов славян и саксов. «Даневирке II» («Ковирке») располагался к югу от Даневирке I, соединяя южную оконечность фьорда Шлей с долиной реки Рейдер. Он протянулся на 7 км. Его ширина достигала 6–7 м, а высота 2 м. Ров был 4 м в ширину, и 2,5–3 м в глубину. Для изучения вала методы дендрохронологии ничего не дают, и потому мнения о времени его возведения разнятся. Некоторые считают, что он был сооружен в начале IX в. датским королем Годфредом для защиты от франкского правителя Карла Великого. Другие относят строительство этого вала к последней четверти X в. – времени правления Свейна Харальдссона. «Даневирке III» строился по частям и включает в себя «Полукруглый вал» Хедебю, «Связующий вал», заново укрепленный «Главный вал», «Кривой вал» вдоль реки Рейдер. Его общая протяженность составляла 14 км. Этот вал представляет собой более мощное укрепление, чем прежние. Ширина его увеличилась до 20 м, а высота до 4–5 м. Начало его строительства относится к 968 г. – времени правления Харальда Гормссона и связано с обострением датско-немецких отношений в этот период, однако работы на нем велись в XI–XII вв. (Лебедев: 2005. С. 203–207; Роэсдаль: 2001. С. 121–123; Andersen, Madsen, Voss: 1976. S. 73–84; Boyer: 2008. P. 420–421; Graham-Campbell: 1980. P. 209; Sawyer: 1988. S. 19, 226).
Сигнальный огонь (viti) – каркас из бревен, который поджигался в случае появления врага. Такой способ оповещения был широко распространен в Скандинавских странах в раннее Средневековье. Согласно саговой традиции, в Норвегии система сигнальных огней была введена при Хаконе Добром (934–961). В «Круге Земном» говорится, «во время ополчения должны были зажигаться огни на высоких горах, так чтобы от одного огня был виден другой. И люди говорят, что за семь ночей весть о войне доходила от самого южного огня до самого северного округа в Халогаланде» (Круг Земной: 1980. С. 78). Сама по себе система сигнальных огней была не новой, но при Хаконе она, по-видимому, обрела завершенный вид, хотя и охватывала не всю Норвегию, а только ее юго-западную часть (Вестланн). Организация стражи при сигнальных огнях предусматривается в «Законах Гулатинга» (XIII в.) (см. Ледунг). Обычно эту службу несли бонды. Стражники должны были зажечь огонь при появлении пяти и более кораблей. За неисполнение на них налагался штраф, как и в том случае, если они зажигали огонь без основания. Те, кто не зажег огонь в случае появления боевых кораблей, объявлялись вне закона. В Норвегии система сигнальных огней пришли в упадок вместе с ледунгом в XIII–XIV вв. и возродилась только в XVII в.; последний раз она использовалась в 1814 г. (Dybdahl, Hovda, Ståhl: 1975. S. 674). Система сигнальных огней существовала также в Дании и Швеции, причем в Дании она, возможно, восходит ко временам Римской империи (Hjaldar, Vike: 2016. P. 53–54). Сигнальные огни были и на Оркнейских островах: в «Саге об Оркнейских ярлах» подробно рассказывается об организации стражи при них и применении их в случае войны (Orkneyinga saga: 1987. S. 149, 157, 159, 161).
Боевой клич (krigsóp) – неотъемлемый элемент сражений разных эпох и народов. Боевой клич издавали во время сухопутных или морских сражений как для того, чтобы ободрить друг друга перед лицом смертельной опасности, так и для того, чтобы посеять панику в рядах противника, особенно в случае нападения на захваченного врасплох врага.
Тацит сообщает, что перед битвой германские воины исполняют «песнь их войска» и при этом приближают ко рту щиты, чтобы усилить звук (Тацит: 1993. С. 354). В исландских сагах боевой клич (как правило, перед началом битвы) упоминается нередко, хотя его характер обычно не поясняется. Только в «Саге об Олаве Святом» говорится, что во время битвы при Стикластадире воины этого конунга кричали: «Вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди конунга!», а их противники отвечали: «Вперед, вперед, бонды!» В статье Л. Мюссе приводится клич «Бей, бей!». Издавая боевой клич, воины могли одновременно бить оружием по щитам или сопровождать это звуками рожков. Боевой клич издавали не только в начале битвы, но и во время ее важных этапов. Когда враг обращался в бегство, то сторона, одержавшая верх, издавала победный клич (Исландские саги: 1956. С. 94, 97, 161, 162; Круг Земной: 1980. С. 361, 558; Griffith: 1995. Р. 196; Gundersen: 1964. S. 282–283; Musset: 1968. P. 250; Musset: 1997. P. 67; Snorri: 1979б. S. 377, 378; Sprague: 2007. P. 79).
Стяг (merki) – боевой стяг являлся символом военного подразделения и выполнял сигнальную функцию: когда его поднимали, это означало, что войско готово к битве. Стяг несли перед конунгом или другим вождем, и он как бы представлял последнего на поле битвы. Непосредственно перед стягом ставили лучших воинов – как правило, дружинников и приближенных конунга. Во время морских сражений стяг предводителя находится на носу его корабля, и там же стояли отборные воины. По древней скандинавской традиции, бой, который разворачивался вокруг стяга, решал исход сражения. Если стяг падал, что означало гибель вождя, войско обращалось в бегство. И наоборот – появление конунга с его стягом на том или ином участке в критический момент могло выправить казавшееся отчаянным положение. Сам военный предводитель необязательно принимал личное участие в схватке – в этом случае вокруг него создавали стену щитов. Наивысшую доблесть конунг демонстрировал, если, желая поднять боевой дух войска, он выходил сражаться впереди стяга, иногда без кольчуги и шлема.
В крупных сражениях стяги выполняли организующую роль. В «Саге об Олаве Святом» говорится, что во время битвы при Стикластадире у объединенного войска, собранного из разных областей Норвегии, было три стяга – по числу главных предводителей. Перед началом битвы последние «стали просить, чтобы каждый запомнил, где он должен стоять в бою, под каким стягом он будет сражаться, с какой стороны от стяга и на каком расстоянии от него». При этом направление главного удара должен был обозначить тот стяг, «который понесут прямо навстречу стягу Олава» (Круг Земной: 1980. С. 359).
По окончании битвы стяг втыкали в землю, а воины должны были сносить к нему всю захваченную добычу для ее оценки и дальнейшего раздела (Du Chaillu: 1889. P. 107; Vikings de Jómsborg: 1982. P. 66).
В источниках есть многочисленные свидетельства того, как выглядели боевые знамена у древних скандинавов. Так, у сыновей Рагнара Лодброка, воевавших в 860‑е годы в Англии, был стяг, носивший имя «Ужас людей» (Leodbroga). Когда ветер раздувал его, он напоминал летящего ворона и это предвещало победу, если же он повисал, следовало ждать поражения. Ворон считался птицей бога войны Одина, поэтому знамена с вороном или в виде ворона были популярны у скандинавов. Такой стяг был у оркнейского ярла Сигурда Толстого; считалось, что тот, перед кем его несли, одерживал победу, а того, кто его нес, настигала смерть. У Кнуда Великого в битве при Эшингтоне в 1016 г. было знамя с изображением ворона на белом шелке. У Харальда Сурового, норвежского короля, в битве при Стэмфордбридже в 1066 г. было знамя «Опустошитель страны» (Landeyðan), также с изображением ворона. Стяг норвежского короля Сверрира назывался «Муха победы» (скальдическое именование ворона). Однако не только ворон был символом войны. Так, известно, что у Олава Святого в битве у Несьяра в 1016 г. было «белое знамя со змеем». Возможно, речь идет о так называемом драконе – стяге, известном еще парфянам, сарматам и римлянам. Голова дракона изготовлялась из бронзы, а хвостовая часть – из материи, на которой вышивались золотом чешуйки. Хвост развевался на ветру, создавая впечатление летящего дракона. Скандинавский стяг-дракон, видимо, был в форме мешка, и только позднее его сменил стяг на плоской ткани с изображением дракона. Позднее, с распространением в Скандинавских странах христианства, на стягах появилось изображение креста (Банников: 2011. С. 98–100; Круг Земной: 1980. С. 80, 191; Сага о Сверрире: 1988. С. 120, 262; Encomium: 1949. Р. 96–97; Hjardar, Vike: 2016. P. 87–89; Orkneyinga saga: 1987. S. 25; Trætteberg: 1966. S. 549–553).
Меч (sverðr) – самое дорогое и престижное оружие воинов эпохи Средневековья, не только в Скандинавских странах, но и во всей Европе. Мечи были разного типа. Один из них – обоюдоострый с клинком, имевшим длину от 75 до 80 см. Общая длина такого меча достигала 90 см. Клинки и рукояти мечей украшались узорами, что должно было подчеркивать высокий статус их владельцев. Нередко на лезвиях выбивали имена сделавших их мастеров. Рукоять была не такой длинной, чтобы ее можно было охватить обеими руками, как двуручный меч. Когда в сагах говорится, что герой взялся за рукоять двумя руками, возможно, имеется в виду, что он накладывал одну руку на другую, чтобы увеличить силу удара. Ножны состояли из двух деревянных частей, обтянутых кожей натертой до блеска воском, и были отделаны золотыми узорами и драгоценными камнями. Носили мечи на плечевых ремнях или на поясе. Такие мечи использовали преимущественно как рубящее оружие, хотя ими можно было нанести и колющий удар. У скандинавов были также мечи другого типа – однолезвийные, их называли сакс (sax) или скрамасакс. Саксы были длинные (лезвие от 54 до 76 см) и короткие (лезвие от 8 до 36 см) с рукоятью из дерева или кости. Их использовали как колющее оружие. Нередко они украшались богатой инкрустацией из цветных металлов и гравированными узорами, поскольку помимо своего основного назначения – оружия в бою и на охоте, были важным элементом одежды знатных людей. Обычно саксы носили в ножнах на поясе у левого бедра. Скандинавские воины помимо длинного меча использовали сакс в качестве вспомогательного оружия. К рукояти меча или сакса приделывали кольцо; продев в него руку, воин мог освободить ее от меча и сражаться копьем.
Меч играл важную роль в различных средневековых ритуалах. Так, человек, который должен был стать вассалом короля, принимал от него меч. При посвящении в дружинники кандидаты должны были браться за рукоять королевского меча. Также меч был наследственной родовой собственностью, средством связи между поколениями – он передавался от отца к сыну. Нередко мечи, которые отличались особенными достоинствами или принадлежали знаменитым людям, получали имена. В Скандинавии в языческие времена меч воплощал сакральную связь воинов с богами и прежде всего с Одином. В культуре эпохи викингов, помимо своей основной функции – боевого оружия, меч определял социальный статус владельца, т. е. был фактором престижа и драгоценным достоянием воина. Также он, наряду с другими сокровищами, играл важную роль в системе дарообмена (см. с. 409–410). Чаще всего воин получал меч из рук высшего по рангу; особенно ценился меч, врученный конунгом. Наконец, немаловажной была сакральная функция меча: как личное оружие, он заключал в себе судьбу воина. Если конунг вручал воину меч, то вместе с ним он вручал и часть своей «удачи» (Круг Земной: 1980. С. 45, 64; Лебедев: 2005. С. 292–308; Роэсдаль: 2001. С. 128; Christie: 1996. Р. 7, 12; DeVries: 1999. Р. 195; Falk: 1914. S. 12, 33–34, 38, 42; Gale: 1989. P. 71–83; Perin, Feffer: 1985. P. 53–54).
Копье (spjót) – широко распространенное оружие в средневековой Скандинавии, доступное всем воинам вне зависимости от имущественного достатка. В случае войны они были наступательным и оборонительным оружием, а в мирное время использовались для охоты. Существовало два основных вида копий. Одни (geirr, fleinn) служили для метания, были легкими, имели тонкий и короткий наконечник; всякая битва начиналась метанием таких копий. Другие копья (kesja, kesjufleinn, atgeirr) были колющими и предназначались для ближнего боя. Они были довольно тяжелыми и при нанесении удара их держали двумя руками. У них был длинный и широкий наконечник в форме листа, достигавший 50 см в длину. В «Саге об Эгиле» есть описание одного из таких копий, называвшегося «кол в броне»: «Наконечник копья был длиной в два локтя, а сверху у него было четырехгранное острие. Верхняя часть наконечника была широкой, а втулка – длинная и толстая. Древко было такой длины, что стоя можно было рукой достать до втулки. Оно было очень толстое и оковано железом. Железный шип скреплял втулку с древком». Наконечники колющих копий могли украшаться декоративным узором, а втулки инкрустироваться серебром (Исландские саги: 1956. С. 158; DeVries: 1999. Р. 196; Falk: 1914. S. 66–93; Hüpper-Droge: 1983. S. 327). Копье имело также символическое значение и играло важную роль в различных ритуалах, как у древних скандинавов, так и у других германских народов. К числу их относится бросание копья – древнегерманский ритуал, смысл и происхождение которого вызывает споры среди исследователей. Предание о копье, которое завоеватель бросает у вражеской границы, относится к бродячим сюжетам. Так, лангобардский король Аутари (конец VI в.), пройдя со своим войском всю Италию и добравшись до пролива, отделяющего ее от Сицилии, увидел в воде столб и, коснувшись его копьем, обозначил тем самым, что до этого места будет впредь простираться земля лангобардов. Согласно «Деяниям данов», император Оттон бросил свое копье в Лимфьорд в знак завоевания Дании; в «Деяниях архиепископов Гамбургской церкви» также говорится, что он дошел со своим войском до этого фьорда. В исландских сагах, в том числе в «Саге о йомсвикингах», Оттон (Отта) опускает свое копье в Лимфьорд. Р. Буайе указывает на связь этого ритуала с культом Одина: бросая копье в сторону своего врага, его противник посвящал его этому богу перед началом битвы (Jomsvikingemes Saga: 1978. S. 17; Ussing: 1928. S. 143–144; 153; Vikings de Jómsborg: 1982. P. 40; см. также Исландские саги: 2004. C. 91, 308).
Пальстав (pálstafr) – метательное оружие, напоминающее копье; представляло собой тяжелую палку с железным острием; в древнескандинавских источниках всегда отличается от копья (Falk: 1914. S. 76).
Дротик (flettiskapti; snærisspjót) – метательное оружие, представляющее собой уменьшенный вариант копья; использовалось в рукопашном или конном бою, а также при охоте на медведя или оленя. К древку дротика крепился специальный ремень, позволявший бросать его на более далекое расстояние (Falk: 1914. S. 76; 87; Poetry I: 2012. P. 982).
Секира (öx) – боевой топор – один из наиболее характерных видов оружия в эпоху викингов. Секира была эффективна в ближнем бою, более дешева по сравнению с мечом и копьем. Однако имелись секиры, отделанные серебром, которые должны были служить символом высокого статуса их владельца. Существовало два основных типа боевых топоров. Первый – легкие топоры (handöx), которые держали одной рукой; их можно было использовать и как метательное оружие. Второй тип – топоры с длинной рукоятью, которые держали двумя руками. Существовали разновидности этого типа. В частности, «бородатый топор» (skeggöx) получил свое название от того, что его лезвие спускалось к древку, наподобие бороды. Другой – «широкий топор» (breiðöx) имел расширяющийся острый край, который был длиннее, чем у «бородатого» (Роэсдаль: 2001. С. 129; DeVries: 1999. Р. 194; Falk: 1914. S. 104–105).
Дубина, палица (kylfa, klumba) – согласно средневековому поверью, деревянной дубиной можно убить того, против кого железное оружие бессильно, поэтому в сагах дубину часто используют против колдунов, берсерков, великанов. Толстый конец дубины обивался железом или обжигался. Использование германскими воинами боевых дубин засвидетельствовано римскими источниками начиная c I в. н. э. Некоторые историки полагают, что существовали отряды воинов, вооруженных дубинами (на Руси это «колбяги», упомянутые в «Русской Правде») (Кулешов, Мачинский: 2004. С. 210–212; Мачинский: 1988. С. 94; Правда Русская: 1940. С. 70; Falk: 1914. S. 121–123; Ottesen: 2010. S. 121; Speidel: 2004. P. 87–97).
Лук (bogi) и стрелы (ör, fleinn) – наиболее дешевое и широко распространенное метательное оружие у скандинавов в раннее Средневековье. Рукоять и плечи делали из тиса, тетиву – из льна; наконечники стрел были железными, а древко деревянным. Когда лук не использовался, тетиву снимали; часто ею связывали руки пленникам (DeVries: 1999. Р. 196; Falk: 1914. S. 94–99).
Арбалет (lásbogi) – боевое метательное оружие, известное со времен Римской империи и Византии; представляло собой лук с рукоятью и механизмом для взвода тетивы. Однако по многим параметрам арбалет уступал луку и, не найдя должного применения, был позабыт в Европе на целые столетия. В Средневековье арбалет вновь получил распространение начиная c XII в. Арбалеты были на вооружении не только западноевропейских, но и скандинавских воинов того времени. Так, Саксон Грамматик в «Деяниях данов» упоминает арбалеты (ballista), рассказывая о правлении датского короля Вальдемара I Великого (1154–1182); как вооружение дружинников норвежских королей они фигурируют в своде законов «Хирдскра». Некоторые исследователи полагали, что упоминание арбалета в связи с битвой в Хьёрунгаваге в «Саге о йомсвикингах» свидетельствует о раннем появлении этого оружия в Скандинавии, однако X. Фальк, напротив, видел в этом упоминании анахронизм. Его мнение поддерживает современный датский исследователь Т. Хеебёлль-Хольм (Falk: 1914. S. 92–93; Heebøll-Holm: 2012. S. 125–126).
Камень (grjót) – часто упоминается в исландских сагах как орудие для поражения противника, в основном – при описании морских сражений. Когда в сагах рассказывается о подготовке к битве, то сообщается, что воины приносили на корабли большие камни. Они использовались не только против вражеских воинов, но и против их судов. Такие камни могли причинить большой вред судну и даже потопить его. Возможно, более мелкие камни метали из пращи. Камни также использовались для расправы с ведьмами (Цепков: 2013. С. 238–247; Falk: 1914. S. 114).
Катапульта (valslengja) – машина для метания камней; в Скандинавских странах появилась в XII в. В состав катапульты входила балка, один конец которой был выдолблен, словно ложка (туда помещали снаряд), а другой просунут в середину скрученного каната, который крепился на раму. С помощью лебедки балка оттягивалась назад и после того, как ее отпускали, возвращалась в исходное положение, ударяясь при этом о поперечную балку и посылая снаряд вперед (Falk: 1914. S. 193).
Щит (skjöld) – основное средство защиты воина. Щиты имели как богатые, так и простые ратники. Обычно щиты у скандинавов был круглыми (1 м в диаметре), хотя встречались также овальные, треугольные и прямоугольные. Щиты делались из досок, скрепленных между собой либо лыком, либо железными полосками; для большей прочности их могли обивать железом. В центре наружной части щита была железная бляха полусферической или конической формы – умбон, защищавшая руку воина от пробивающих ударов. Однако щит не представлял для воина гарантированной защиты и нередко раскалывался в бою. Поэтому воины имели по несколько щитов. Часто щиты были яркого цвета – желтые, черные, красные и зеленые, а иногда имели изображения, например льва или дракона. У знатных людей щиты были украшены драгоценными камнями, позолотой и гравировкой (Хлевов: 2002. С. 120–123; Falk: 1914. S. 126–147; Griffith: 1995. P. 166–168).
Шлем (hjalm) – вид защитного снаряжения. По форме средневековые шлемы могли быть разными – остроконечными, коническими, куполообразными. Шлем состоял из нескольких частей – собственно колпака, двух нащечников и кольчужной бармицы, защищавшей шею сзади и сбоку. Некоторые шлемы были снабжены приспособлением вроде очков для защиты глаз, а также носовой накладкой. Вопреки распространенному представлению, шлемы викингов не имели рогов и имели сугубо утилитарную функцию. Тем воинам, которые не имели железного шлема, приходилось довольствоваться кожаной шапкой (Роэсдаль: 2001. С. 129–130; Хлевов: 2002. С. 118–131; DeVries: 1999. Р. 197–198; Griffith: 1995. Р. 168–171).
Доспехи (herklæði) – общее название нескольких видов защитного снаряжения. Один из них – кольчуга – представлял собой рубаху из металлических колец до колен с длинными рукавами. Кольчуга, известная уже римлянам как lorica hamata, приобрела популярность у воинов Карла Великого, а затем распространилась по всей Европе. Некоторые кольчуги носили имена. Так, кольчуга норвежского короля Харальда Сурового (1046–1066) звалась «Эмма». Разумеется, подобная кольчуга стоила дорого, и не всякий мог ее себе позволить. Пластинчатый доспех также был дорогим средством защиты. Он был известен уже в Древнем Риме как lorica squamata и состоял из большого числа металлических чешуек, соединенных друг с другом кожаным шнуром и прикрепленных к льняной ткани (DeVries: 1999. Р. 198–199; Griffith: 1995. P. 171–173).
6. Корабль эпохи викингов
Корабль (skip) – скандинавский корабль был килевым; штевни прочно соединялись с килем и составляли остов судна. Борта были сделаны из досок, прибитых к шпангоутам, причем верхние доски частично перекрывали нижние. У небольших кораблей нижние доски крепились к шпангоутам с помощью веревок, что позволяло перетаскивать такие суда волоком по суше. Корабельный киль был плоским, поэтому корабль мог причаливать к берегу не только в гавани, но где угодно. Последнее определило тактику викингов (см. с. 430–433) при нападении на прибрежные районы, а также явилось важнейшей предпосылкой для колонизации. Обладая низкой осадкой, корабли могли проплыть по рекам, что позволяло викингам во время их экспедиций углубляться внутрь материка. У скандинавского корабля была одна мачта и один парус; кроме того, он мог идти на веслах, что обеспечивало маневренность во время боя. Слабая сторона этих кораблей заключалась в том, что под парусом они не могли идти против ветра. Корабли красили в один (красный, желтый, зеленый, черный, лазурный) или в несколько цветов. Борта могли быть обиты металлическими пластинами. Так, у норвежского ярла Эйрика был корабль, носивший имя Ярнбарди (Железный Борт); нос и корма его были обиты толстыми железными листами до ватерлинии (Круг Земной: 1980. С. 160). Возможно, у этого корабля к штевням были приделаны железные шипы, чтобы его было труднее взять на абордаж. У небольших кораблей трюм был открытым и не было палубы, у более крупных – только две полупалубы, на носу и корме, и открытый грузовой трюм. Однако на Великом Змее Олава Трюггвасона была одна или две палубы. Парус редко был белым, чаще разноцветным; на нем могли быть изображения, вышитые золотыми нитями.
Обычно экипаж скандинавского корабля эпохи викингов состоял из гребцов, кормчего и наблюдателя. Гребцов на корабле было больше, чем могло поместиться на веслах, так что гребли посменно. Особое значение имел впередсмотрящий (наблюдатель), и в сагах часто упоминаются люди, выполнявшие эту функцию. Наблюдатель стоял на носу корабля (форштевне), чтобы избегать рифов, отмелей и находить наилучший курс между островами и шхерами, а также вовремя предупреждать о появлении вражеского корабля. По своей значимости он не уступал кормчему. На крупных кораблях могло быть до четырех наблюдателей.
Помимо своих основных функций – транспортной и военной – корабль занимал важное место в культурном пространстве скандинавов раннего Средневековья – показывал статус его владельца, служил выражением силы и власти. Знатные и богатые люди использовали корабли в качестве дара для укрепления союза или с другими политическими целями. Корабль использовался и в языческих ритуалах. Согласно Тациту, древние германцы возили в нем идол божества на торжественных церемониях. Корабль был тесно связан с погребальными обрядами: знатных людей нередко хоронили в кораблях. Изображение корабля часто встречается на рунических камнях (Ellmers: 1995. Р. 237; Helle: 2006b. S. 54; Jesch: 2002. P. 59–62; Morcken: 1980. S. 29–30, 80, 86, 87, 109–110; Simek: 1982. S. 65; Simek: 1998. S. 41–42, 51; Westerdahl: 1994. S. 70–73; Westerdahl: 1995. P. 41–19; Woodman: 1997. P. 35).
Боевой корабль (herskip) – боевой корабль имел узкий и длинный корпус, низкие борта, небольшую осадку, что обеспечивало ему большую маневренность. Весла располагались по всей длине судна, что позволяло развивать высокую скорость (до 35 км/ч), вне зависимости от направления ветра. Примерами военных кораблей эпохи викингов могут служить остатки кораблей, обнаруженные недалеко от г. Роскилле. Так, корабль, условно именуемый Скуллелев 5, имел 18 м в длину, 2,6 м в ширину (соотношение длины к ширине 7:1); 12–13 пар весел. Другой корабль, Скуллелев 2, имел 30 м в длину, 4,5 м в ширину (соотношение длины к ширине 6:1), 26 пар весел. Экипаж таких кораблей достигал 50–60 человек. Великий Змей норвежского короля Олава Трюггвасона имел длину 60 м, ширину 13,5 м и 34 пары весел; на нем могло одновременно находиться до 600 человек. Однако и это не было пределом – в середине XIII в. норвежским королем Хаконом IV был построен корабль под названием Корабль Креста, достигавший 83 м в длину.
В морских сражениях могли участвовать не только боевые корабли, но все, которые удавалось собрать. Перед сражением штевни кораблей обычно связывали канатами, чтобы создать боевой строй. Корабли противника следовало взять на абордаж и убить на нем как можно больше людей (это называлось «очистить корабль»). Обычно атака была направлена на нос корабля, где находился стяг (см. с. 438–439); затем атакующие продвигались вдоль бортов к корме, где разворачивалась заключительная часть схватки. В «Саге о Магнусе Добром» при описании морского боя поясняется, что из защитников корабля только те, кто стоял на носу, «могли рубиться мечами, те же, кто находился за ними в средней части корабля, бились копьями. Стоявшие еще дальше метали дротики и остроги. Другие бросали камни и гарпуны, а кто стоял за мачтой, стрелял из лука». Зачастую побежденные, желая спастись, бросались в воду, однако доплыть до берега удавалось не всем (Круг Земной: 1980. С. 395; Crumlin-Pedersen: 2002. Р. 262, 265–268; Durand: 1996. Р. 62; Evans: 1985. Р. 63–78; Jesch: 2001. Р. 73, 124–125; Larsson: 2007. Р. 71; Simek: 1998. S. 43).
Торговый корабль (kaupskip) – торговый корабль отличался от военного тем, что его борта были выше, чем у военного, а корпус шире. Гребцы располагались на корме и на носу. В открытом море он шел под парусом на небольшой скорости (до 20 км/ч), весла использовались главным образом при входе и выходе из гавани. Экипаж торгового корабля был невелик (15–20 человек), однако эти корабли обладали большой грузоподъемностью (до 20 тонн). Примерами таких судов могут служить два корабля, остатки которых найдены у г. Роскилле. Так, корабль, условно именуемый Скуллелев 1, имел длину 16 м и ширину 4,8 м (соотношение 3,5:1), а корабль Скуллелев 3 – длину 13,5 м и ширину 3,2 м (соотношение 4,2:1). Исследователи полагают, что торговые суда назывались кноррами и что они использовались также для военных походов. Некоторые авторы считают, что первоначально кнорры и были военными кораблями. С эпохи викингов до позднего Средневековья кнорры оставались самыми большими торговыми судами в Европе. Именно на кноррах скандинавы совершали путешествия в Исландию, Гренландию и Северную Америку (Durand: 1996. Р. 56–58; Evans: 1985. Р. 73; Falk: 1912. S. 107; Gelsinger: 1981. P. 46–50; Jesch: 2001. P. 132; Larsson: 2007. P. 66–67; Magnússon: 1905. P. 222; Morcken: 1980. S. 68–69, 78; Rodger: 1995. P. 395).
Длинный корабль (langskip) – термин, имеющий неоднозначное толкование в научной литературе. Одни авторы полагают, что так могли называться только военные корабли, имеющие от 13 до 37 пар весел (Durand: 1996. Р. 63; Magnússon: 1905. Р. 223; Morcken: 1980. S. 37; Simek: 1998. S. 34), другие – что любой род кораблей мог быть назван так благодаря своей длине (Jesch: 2001. Р. 123). X. Фальк относит к длинным кораблям шняки, скейды и драконы (Falk: 1912. S. 102).
Большой корабль (storskip) – исследователи полагают, что так обозначались скандинавские корабли, имевшие более 25 пар весел (Falk: 1912. S. 97; Morcken: 1980. S. 37, 39; Simek: 1982. S. 34).
Скейд (skeið) – вероятно, так называли военные корабли, имевшие от 20 до 30 пар весел (Falk: 1912. S. 104).
Шняка (snekkja) – военный корабль, транспортирующий воинов; часто в источниках отождествляется с длинным кораблем. Шняка имела от 20 до 30 пар весел, на ней помещалось от 60 до 120 человек. Название корабля происходит от слова snekki – «змея», так как он был узкий и длинный как змея. В древнерусских летописях начиная c XII в. шняками называли все скандинавские корабли (Falk: 1912. S. 102; Larsson: 2007. P. 75; Magnússon: 1905. P. 224; Ridel: 2005. P. 63, 66, 72, 74; Rodger: 1995. P. 394; Simek: 1982. S. 34; Westerdahl: 2002. P. 174).
Дракон (dreki) – по мнению Р. Зимека, это технический термин для обозначения самых больших военных кораблей, имевших более 30 пар весел (Simek: 1998. S. 43); по Ф. Дюрану, так назывались все военные корабли с головой дракона или другого мифологического зверя (Durand: 1996. Р. 63). Голова дракона украшала обычно нос корабля, хотя есть изображения скандинавских кораблей с двумя головами – на корме и на носу, при этом одна смотрит вперед, другая назад. Однако на гобелене из Байё (XI в.) обе головы смотрят вперед (Grape: 1994. Р. 36). Драконы Олава Трюггвасона и Харальда Сурового имели голову дракона на носу, а его хвост на корме (Круг Земной: 1980. С. 152, 435). Согласно древнескандинавским поверьям, голова дракона должна была «обезвредить» духов-хранителей той страны, которая подвергалась нападению (Boyer: 1996. Р. 145). Обычай украшать ею штевни кораблей продержался до начала XIII в.
Korr (kugga) – обычное название кораблей Ганзейского союза. Это были тяжелые, широкие парусные суда с высокими бортами. У когга не было киля, он имел плоское дно, прямые штевни, идущие под углом. Такой тип судна появился у фризов в IX в., а с 1300 г. стал господствующим в Северной Европе (Falk: 1912. S. 89; Morcken: 1980. S. 114).
Якорь (keari) – обычно на корабле был один якорь, но на больших кораблях их было несколько. Классический якорь состоял из трех элементов – двух рогов, веретена и штока (перекладина, перпендикулярная плоскости рогов). Шток играл важную роль в устройстве якоря и его применении. Брошенный якорь всегда опирался на один конец штока и основание рогов. Когда канат натягивался, якорь переворачивался и концом одного из рогов начинал углубляться в грунт, пока веретено не принимало горизонтальное положение. У скандинавов эпохи викингов якоря были железными, а штоки деревянными. В XIV в., когда в Скандинавии появляются трех-, пяти- и даже шестипалые якоря, потребность в штоке отпала; теперь через отверстие в борту можно было втаскивать якорь внутрь корабля, пока рога не упирались в обшивку судна. Трудоемкая операция по перевалке якоря через борт стала не нужной (Скрягин: 1979. С. 29, 71–72).
Сходни (bryggja) – толстая балка, один конец которой крепился к кораблю. На корабле было как правило двое сходней – на носу и на корме. Сходни использовались не только для перехода с корабля на берег и обратно, но и для перехода с одного корабля на другой, когда они были связаны друг с другом (Falk: 1912. S. 25).
Шатер (tjald) – шатры составляли неотъемлемую часть снаряжения скандинавских мореплавателей. Некоторые образцы их были найдены при раскопках курганов в Гокстаде и Усеберге (Норвегия). Их рамы были изготовлены из ясеня, а на досках, образовывавших «коньки», вырезали звериные головы, которые должны были охранять спящих людей от всяческого зла. Обычно корабли имели один или два шатра. Шатры бывали очень просторными; так, шатер из Усеберга имел длину 5,18 м, ширину 4,38 м и высоту 3,43 м. В дальнем морском путешествии шатры ставили на палубе, а во время плавания вдоль побережья, когда ночевать сходили на берег, их разбивали на земле. Подобные шатры видел в 922 г. на берегу Волги Ибн Фадлан, секретарь посольства багдадского халифа в Волжскую Булгарию. Для их обозначения он использует слово – «купол, свод». Иногда в качестве покрытия для шатров использовался парус (Путешествие: 1939. С. 82, 150, 155; Симпсон: 2005. С. 94; Durand: 1996. Р. 75; Jesch: 2001. Р. 164, 166; Magnússon: 1905. Р. 233).
7. Усадьба. Быт. Увеселения
Усадьба, двор, хутор (bær) – в Скандинавии так называемые большие семьи численностью от 50 до 100 человек жили в огороженных усадьбах, отстоящих довольно далеко друг от друга. Такая семья включала обычно несколько малых семей разных поколений (семьи отца и сыновей, отца и зятьев и т. п.), а также челядь. Большинство хозяйственных работ выполняли рабы и зависимые люди. Немаловажную роль в жизни усадьбы играли незаконнорожденные дети и бедные родичи. Все население усадьбы находилось под неограниченной властью хозяина.
Центром скандинавской усадьбы был так называемый длинный дом, достигавший в длину нескольких десятков метров и имевший несколько метров в ширину, крытый двускатной соломенной крышей. Каркас такого дома делался из дерева, а стены из дерна или камня. В конце эпохи викингов стены стали делать из деревянных бревен, однако в Исландии и Гренландии, где не было лесов и древесину для строительства приходилось ввозить морем, старая традиция сохранялась. Полом служила утоптанная земля, покрытая соломой. В городах, где застройка была более плотной, не нужно было содержать скот и запасать урожай, строили дома до 12 м в длину.
Внутри дом представлял собой фактически одно большое помещение. Два продольных ряда столбов, поддерживающих крышу, делили его на три части. В центральной части дома располагалось несколько очагов, которые служили для обогрева, приготовления пищи и освещения. Дым уходил через отверстие в крыше. Стены завешивались, в зависимости от достатка хозяев, либо домотканым полотном, либо дорогими тканями и коврами. Вдоль стен шли низкие скамьи, на которых днем сидели и занимались всевозможными делами, а ночью спали. Столы приносились и ставились два раза в день – на время утренней и вечерней трапезы. Мужчины обычно сидели на скамьях, расположенных вдоль двух длинных стен. «Верхняя скамья» вдоль северной стены считалась более привилегированной. Посередине ее было почетное сиденье (hásæti) хозяина дома, украшенное столбами с изображением богов-покровителей. В палатах конунга на этом месте помещался его престол. Над местом каждого из домочадцев-мужчин вешалось его личное оружие. В середине противоположной – «нижней скамьи» (oæðri bekkr) находилось второе почетное сиденье (öndvegi), куда обычно сажали самого достойного гостя. Чем дальше от центра одной из длинных скамей и ближе ко входу, тем менее почетным было место. Женщины обычно сидели на поперечной скамье в глубине дома. Среднее место на поперечной скамье также считалось почетным. Как правило, его занимала хозяйка дома или ее более почтенная родственница.
Длинный дом был многофункциональным. Здесь не только спали, готовили еду, занимались хозяйственными работами, но и хранили припасы, держали домашний скот. В дальнейшем длинный дом претерпел существенную эволюцию – так, к нему могли добавляться строения, соединенные с ним крытыми переходами (что характерно для стран с холодным климатом). Увеличение числа пристроек сказывалось и на функциях отдельных частей всего сооружения: прежнее жилое помещение предназначается теперь для слуг, а семья бонда перебирается в более теплые и удаленные от входа покои; над поперечной балкой у входа в дом обустраивается верхняя горница (lopt), где обычно спали хозяева усадьбы. В других случаях рядом с длинным домом появлялись отдельно стоящие строения; на крупных хуторах могло насчитываться до 10 дополнительных построек, в том числе кузница, овчарня, хлев, амбар для корабля и т. д.
Дома знати строились так же, как и прочие длинные дома, но имели большие размеры. Так, резиденция конунга в Лейре (Дания) (VII–IX вв.) достигала 40 м в длину, и 10 м в ширину. Открытый археологами на Лофотенских островах в деревне Борг (Северная Норвегия) дом местного вождя (VIII–IX вв.) достигал 83 м в длину. Сейчас на месте раскопок создана реконструкция этого дома. Здесь расположен Музей викингов Лофотр. Кроме того, дома знати красились в разные цвета, их крыши украшались декоративными коньками, а стены с внутренней и внешней стороны облицовывались резными деревянными панелями. Стены внутри дома завешивались дорогими тканями или гобеленами. Остатки одного из таких гобеленов с изображением некой религиозной процессии были найдены в 1904 г. при раскопках погребального кургана в Осеберге (Норвегия). Археологи датируют это погребение 834‑м годом (Исландские саги: 1956. С. 143–144, 665; Вуоск: 2001. Р. 34–41, 358–368; Egil: 1894. S. 133; Graham-Campbell: 1980. P. 138–139; Guðmundsson: 1889. S. 223–224; Haywood: 2000. P. 99–100; Njál: 1908. S. 10; Stoklund: 1984; Stoklund: 1993; Vikings: 2014. P. 126–127, 200–201).
Ткацкий станок (vefstaðr) – скандинавский ткацкий станок был вертикальным в отличие от горизонтального славянского. На таком станке нити основы крепились к поперечной перекладине, которая держалась на двух вертикальных стойках, и разделялись на два слоя – верхний и нижний. К нижним концам нитей основы были привязаны грузила (kljár), которые держали их туго натянутыми. Грузила привязывали отдельно к нижним и отдельно к верхним нитям основы. Сами грузила имели вид колец и были сделаны из глины или камня. Так, грузила, найденные при раскопках в Бирке (Швеция), имели 11–14 см в диаметре, 2,5–4,5 см в толщину и весили в начале эпохи викингов от 200 до 500 гр., а в конце этой эпохи уже 800–900 гр. Станок был прислонен к стене дома, так что стойки имели естественный наклон. В нижней части станка была другая поперечная перекладина. Она делила нити основы так, что нити верхнего слоя свисали вертикально за ней, а нити нижнего слоя огибали эту перекладину и свисали впереди нее. Благодаря этому нижний слой нитей был расположен параллельно вертикальным стойкам ткацкого станка. Однако была еще и третья поперечная перекладина – ремизка, которая держалась на кронштейнах (рогатках) и которую можно было передвигать вверх или вниз, переставляя эти кронштейны вдоль стоек станка. К этой ремизке были привязаны нити верхнего слоя основы ткани. Ткачиха ставила ремизку на рогатки, так что между нитями двух слоев образовывался зазор (зев). Ткачиха продевала утóк с горизонтальной нитью между верхними и нижними нитями основы и забивала ее с помощью специального «меча», сделанного из дерева или китовой кости. Затем ткачиха снимала ремизку с рогаток, и нити верхнего слоя уходили назад, а нижнего выдвигались вперед. Во вновь образовавшийся зазор ткачиха протаскивала утóк, но уже в обратном направлении и забивала горизонтальную нить «мечом», как и прежде (Симпсон: 2005. С. 69–70; Ewig: 2006. Р. 137; Falk: 1919. S. 9–11; Graham-Campbell: 1980. P. 120).
В «Саге о йомсвикингах» Ингибьёрг, жена Пальнатоки, видит сон, в котором она работает за ткацким станком, а в качестве грузила на нем оказывается голова датского короля Харальда Гормссона. Данный сюжет имеет параллель в «Саге о Ньяле». В ней приведен рассказ о том, как люди увидели в неком доме двенадцать женщин, работавших за ткацким станком: «У станка вместо грузил были человеческие головы, утком и основой были человеческие кишки, нить подбивалась мечом, а вместо колков были стрелы». Женщины исполняют песнь, из которой явствует, что это валькирии, ткущие боевой стяг (см. с. 438) (Исландские саги: 1956. С. 751–752; Старшая Эдда: 2006. С. 172–173; Hollander: 1916. Р. 213). Л. Гардела полагает, что в скандинавских поверьях ткачество было связано с возможностью заглянуть в будущее и находит аналогию с процессом ткачества в описанном Ибн Фадланом (922 г.) обряде погребения знатного руса, когда девушку поднимали и опускали вдоль какого-то сооружения, напоминающего дверную коробку (), и она говорила, что видит в потустороннем мире (Ковалевский: 1956. С. 144, 252–253; Путешествие: 1939. С. 82, 151–152; Gardeła: 2009. S. 59–60).
Бражничанье (drykkja) – на изготовление пьяной браги шла значительная часть зерна, выращиваемого в Скандинавских странах во времена раннего Средневековья, так как она являлась необходимым атрибутом жертвенных пиров, на которых совершались возлияния в честь богов и умерших предков. Однако и в более позднюю эпоху распространения христианства пиры, – прежде всего пиры, связанные с переходными обрядами, – не утрачивают связи с языческим ритуалом, во время которого, по словам Саксона Грамматика, «неумеренность была добродетелью, а воздержание – стыдом». В сагах, поскольку они записывались в период борьбы с языческими культами, упоминания о жертвенных пирах практически отсутствуют, за редкими исключениями, однако в них часто говорится о поминаниях умерших во время пиров, сопровождаемых определенными ритуалами (например, хозяин и сидящий против него почетный гость при каждом поминании вставали и шли навстречу друг другу – возможно, чтобы пить из одного рога). Многие саги сохранили картины безудержного бражничанья, а также пиршественных увеселительных обычаев. За брагой состязались в сочинении вис (см. статью Скальд), и перед тем как сказать очередную вису, нужно было осушить рог. В «Саге о сыновьях Магнуса Голоногого» отдельный большой эпизод посвящен такой застольной традиции, как состязание в поношении и похвальбе (так называемое сравнение мужей). В «Саге об Эгиле» герой подвергается «испытанию винопитием»: недоброжелатели пытаются напоить его до бесчувствия, а когда это не удается – убить, поднеся ему рог с отравленным питьем. Однако Эгиль отводит от себя гибель с помощью колдовства и продолжает владеть собой, когда остальные уже не держатся на ногах, выпивая даже то, что подносят им. «Посрамив» таким образом поданную хозяином брагу, он затем убивает его. Типологически схожему испытанию подвергаются и герои «Саги о йомсвикингах» – но с губительными для себя последствиями.
Христианская церковь не могла одобрять восходящие к языческой традиции неумеренные возлияния. Неслучайно в «Саге о Сверрире» этому норвежскому конунгу – выдающемуся самозванцу на норвежском престоле, который начинал свою карьеру в качестве священника, – приписана пространная речь по поводу ввоза в страну вина немецкими купцами, местами напоминающая проповедь. Суть ее сводится к тому, что из-за пьянства человек теряет все свое имущество, здоровье, разум, а в конце концов и душу (Исландские саги: 1956. С. 137–138, 148, 149–150; Круг Земной: 1980. С. 300, 490–492; Сага о Сверрире: 1988. С. 105).
Пиво (öl) – один из важнейших напитков в древнескандинавском обществе, хотя и менее престижный, чем мед; приготовлялось из ячменя или овса с добавлением различных специй, например хмеля или мирта. Пиво варили женщины, они же подавали его к столу.
Тот факт, что пиво оказывает серьезное влияние на физическое и психическое состояние людей, нашло отражение в «Старшей Эдде» в «Речах Высокого» – своде норм поведения древнего скандинава:
Меньше от пива
пользы бывает,
чем думают многие;
чем больше ты пьешь,
тем меньше покорен
твой разум тебе
(Старшая Эдда: 2006. С. 16–17: Jochens: 1993; Nordland, Granlund, Karker, Vilkuna: 1976).
Por (horn) – пиршественный рог был хорошо известен в Древней Греции и Риме, а также у кельтов. У германцев он получает широкое распространение в первые века нашей эры и занимает особое место в скандинавской мифологии и религиозных ритуалах: рога приносили в жертву языческим богам, помещали в погребения. Их изображали на рунических камнях и на ювелирных украшениях. Часто на камне встречается изображение валькирии, которая подносит Одину большой рог, когда тот прибывает в Вальгаллу на своем восьминогом коне Слейпнире. В других случаях вместо Одина изображен конный воин. В англосаксонской традиции рог для питья был связан с властью и престижем. Он был символом земельного дарения и перехода собственности из рук в руки.
Импортируемые из Римской империи в Скандинавию рога для питья были в основном стеклянными, местные – изготавливались из рогов животных, а оправы для них – из бронзы или серебра. Мастера украшали их сценами из скандинавской мифологии. Один из наиболее известных сюжетов, с этим связанных, – испытание Тора. Когда он пришел к Утгарда-Локи, ему пришлось сделать три глотка из предложенного ему рога, но осушить его он так и не смог (Младшая Эдда: 2006. С. 44). В исландских сагах часто рассказывается о королевских пирах, на которых гости пили из рога (Круг Земной: 1980. С. 49, 76, 465). Напиток держали в большом сосуде, из которого его разливали в рога. Иногда гостям подносили по очереди один большой рог, и каждый должен был осушить его, после чего его наполняли снова и подавали следующему гостю. Иногда один рог подавали двум мужчинам или мужчине и женщине, а иногда – каждому гостю.
Учитывая ту роль, которую рог играл в скандинавском искусстве и мифологии, археологические находки самих рогов или оправ от них сравнительно немногочисленны. В древнерусском кургане «Черная Могила» в Чернигове (960‑е годы) были найдены два рога с богатым орнаментом на оковках. Оба они украшены серебром и золочеными накладками, орнаментальный стиль которых совмещает восточные, византийские и скандинавские мотивы. Хотя в глазах христианской церкви рог для питья был символом тщеславия и стремления к роскоши, он оставался популярен у скандинавской и английской знати до начала XII в., после чего наступил период забвения. Снова он оказался востребованным в Западной и Северной Европе только в конце XIII в. Начиная с этого времени он получил распространение при королевских дворах, среди знати и высшего духовенства, а также в различных гильдиях (Петрухин: 1995. С. 170–194; Симпсон: 2005. С. 205–206; Etting: 2013. Р. 9–43; Nordland, Granlund, Karker, Vilkuna: 1976).
Охота (veiði) – охота была важной составляющей хозяйственной жизни населения Скандинавских стран – она давала не только пищу, но также меха, кость и кожу, которые шли на изготовление одежды и различных предметов обихода (иголок, расчесок, украшений) или на продажу. В языческие времена охота была тесно связана с обрядом инициации; убийство дикого зверя рассматривалось как подтверждение зрелости юноши, его готовности перейти в разряд полноправных мужчин племени. На охоте проявлялись и совершенствовались боевые качества воина – умение стрелять из лука и метать копье. Для аристократии, кроме того, охота была увлекательным, хотя и рискованным времяпрепровождением, особенно охота на таких зверей, как вепрь, медведь или тур. Вепрь считался особенно опасным для охотника зверем, и его убийство всадником приравнивалось к воинскому подвигу. Но первое место среди животных, на которых охотилась знать в средневековой Европе, занимал олень. Крупный, величественный и хитрый зверь, он способен был даже убить охотника. Мясо оленя было одним из главных продуктов, хранившихся в кладовых аристократии. Знатные люди устраивали охоту не в последнюю очередь для того, чтобы показать всем свою силу, мужество и ловкость в обращении с оружием. Во время охоты конунг мог продемонстрировать подданным свою личную доблесть и подтвердить таким образом в глазах знати и воинов право на верховную власть (Cummis: 1988. Р. 32–49, 98–105; Davidson: 1989. Р. 13; Jarnut: 1985. S. 774, 787, 797).
Ястреб (haukr) – неотъемлемый атрибут средневековой охоты, особенно охоты в лесистой местности. Длинный хвост и широкие крылья придавали ястребу большую маневренность; он мог преследовать добычу на низкой высоте, а настигнув, убивать ее своими когтями. Другой высоко ценимой ловчей птицей был сокол; длинные крылья и короткий хвост позволяли ему развивать большую скорость и настигать жертву, падая на нее с высоты, поэтому он больше подходил для охоты на открытом пространстве. С этими птицами охотились на гусей, журавлей, уток, зайцев и другую мелкую дичь.
Соколиная и ястребиная охота была по преимуществу занятием королей и знати, так как выращивание, обучение и содержание таких птиц требовало больших средств. У некоторых германских племен – франков и бургундов – охота с ловчими птицами известна уже в VI в.; у англосаксов и шведов она прослеживается по источникам c VIII в., в Норвегии – c X в., а в Дании – c XI в. В Германии расцвет ее приходится на XIII в., и немецкий император Фридрих II (1212–1250) является автором сочинения «Об искусстве охоты с птицами». В Исландии такая охота вообще не практиковалась.
Охотничьих птиц доставали из гнезд птенцами или ловили сетями в разных регионах Европы – во Франции, Испании, Голландии, Шотландии. Но особенно высоко ценились исландские и норвежские птицы. Для Норвегии их ловля и торговля ими имела важное значение и регулировалась специальными законами. Ястреб или сокол считались в Средневековье ценными подарками, и нередко правители тех или иных стран посылали их в дар чужеземным владыкам. Так, норвежские короли в XIII–XIV вв. дарили соколов и королю Кастилии, и султану Туниса, и римскому папе. Кроме того, ловчих птиц использовали для уплаты дани. При королевских дворах имелись специальные люди, занимавшиеся ловчими птицами, – сокольничие, причем должность главного сокольничего считалась очень почетной, и ее занимали представители знати (Cummis: 1988. Р. 195–222; Hofmann: 1957; Oggins: 1981; Oggins: 2004; Owen-Crocker: 1991).
8. Одежда. Внешний вид
Одежда и внешний вид скандинавов реконструируются по данным письменных и археологических источников.
Мужчины носили рубаху до колен, обычно с поясом. Рубахи (serkir) могли быть облегающими и широкими, расшитыми шелковыми, серебряными или золотыми нитями. Штаны (brók) были из льна или шерсти, разных видов – облегающие, доходящие до щиколоток, трубчатой формы, расширялись книзу, короткие, до колен, мешковидной формы – так называемые высокие штаны, напоминающие оперение на ногах ястреба. О таких штанах у скандинавов упоминают арабские авторы; видимо, их носили люди высокого социального статуса и купцы. На ноги мужчины надевали чулки.
На рубаху надевался кафтан, куртка или кюртиль (kyrtill). Последний представлял собой длинную рубаху с коротким рукавом, обычно из шерстяной ткани. Мужская куртка шилась, как правило, из меха или кож животных, хотя были и шерстяные куртки. Кафтан из тонкой шерсти или льна на пуговицах с косым вырезом носили с поясом. Он не принадлежал к традиционной скандинавской одежде, но проник в Скандинавию из Средней Азии через Византию. Плащи (felldir) по виду могли быть самыми разнообразными. Так, норвежский король Харальд Серая Шкура завел у себя при дворе моду на квадратные плащи, выделанные из овечьих шкур, и отсюда получил свое прозвище. Были плащи франкского типа, длина которых в два раза превышала ширину. Их накидывали на левое плечо и застегивали на правом, так что правая рука оставалась свободной.
Мужской головной убор представлял собой шапку (hattr) с круглой или заостренной тульей или шляпу с широкими полями. Некоторые головные уборы украшались хвостами животных, которые спускались на спину.
Женщины носили длинную льняную сорочку и поверх нее платье или сарафан из шерсти или льна. Сверху обычно надевали куртку из тонкой кожи, плащ или накидку, а голову покрывали платком. Нередко в сагах при описании свадебных церемоний или когда речь идет о замужних женщинах, упоминается фальд (фальдюр) (faldr, siðfaldr). Согласно «Саге о Ньяле», фальд был на голове идола Торгерд Хёльгабруд, находившегося в языческом храме в Долинах. Т. Эвиг полагает, что этот головной убор представлял собой длинный кусок шелковой или шерстяной ткани (48–60 см), сложенный пополам и прошитый вдоль одной из сторон. К углам ткани пришивались тесемки и завязывались на подбородке или сзади, таким образом фальд имел вид остроконечного капюшона. Д. Джохенс видит в нем род чепчика, который женщина впервые надевала на свадебном пиру, убрав под него длинные волосы. Из «Саги о йомсвикингах», однако, явствует, что фальд скрывал и лицо невесты (Ewig: 2006. Р. 52–53; Hedeager Krag: 2010. P. 113; Jochens: 1991. P. 253–254; Zanchi: 2010. P. 278). Рабыни одевались иначе, чем свободные женщины – руки у них были открыты, а платье доходило только до колен. При этом рабыни-наложницы могли иметь красивую одежду и украшения.
Обувь делали из мягкой кожи. Зимнюю обувь утепляли шерстью. На руки надевали перчатки или рукавицы. Примечательно, что русское слово «варежки» (писалось через ять) происходит от «варяг», т. е. это «варяжские рукавицы» (Фасмер: 1986. С. 274).
Наиболее популярные украшения у скандинавов составляли обручья (hringar), ожерелья, шейные обручи, бусы, кольца и разнообразные подвески на цепочках. Большая часть дошедших до нас украшений сделана из серебра. Женщины носили на груди в качестве застежек большие овальные броши – фибулы, а мужчины – броши-полумесяцы, которыми скрепляли плащ. На шее и те и другие носили подвески в виде молота Тора (так называемые молоточки Тора); позже, с распространением христианства, их сменил крестик (Роэсдаль: 2001. С. 33–39; Симпсон: 2005. С. 73–77; Ewig: 2006; Falk: 1919).
Незамужние женщины – девушки и вдовы – носили волосы распущенными; замужней женщине полагалось заплетать волосы и убирать их под головной убор. Мужчины, по свидетельствам источников, аккуратно подстригали волосы и бороды. Срезание у мужчины волос было актом унижения, а лысина вызывала насмешки. Однако в заключительных эпизодах «Саги о йомсвикингах» выясняется, что волосы у героев настолько длинны, что их можно намотать на палку. Возможно, в данном случае мотив этот связан с тем, что ими принесены обеты, – именно такое символическое значение имел обычай отращивать волосы у германских народов. Тацит, в частности, говорит, что у племени хаттов юноши не стригли волосы и бороду до тех пор, пока не убьют первого врага, а норвежский король Харальд Прекрасноволосый по легенде поклялся не стричь и не расчесывать волосы, пока не станет единовластно управлять страной. Впрочем, обычай наматывать волосы на палку при отсечении головы упоминается в сагах и вне такой связи (Круг Земной: 1980. С. 337; Ewig: 2006. Р. 127; Phelpstead: 2009. Р. 761–762; Speidel: 2004. Р. 175–180).
9. Деньги и меры веса
Деньги (fé) – чеканка монеты в Скандинавских странах была затруднена из-за отсутствия собственных запасов драгоценных металлов. Первым регионом, где она стала производиться, была Дания: в начале IX в. в Хедебю стали чеканить монеты в подражание фризским скеатам, однако продолжалось это недолго. Около 900 г. чеканка возобновилась скорее всего снова в Хедебю, но при этом монеты чеканились уже по каролингскому образцу. И только при Харальде Гормссоне около 975 г. появились подлинные датские монеты с изображением креста. Чеканку датской монеты продолжил Свейн Харальдссон, снабжая ее надписями. В конце X – начале XI в. объем чеканки резко возрос, особенно в период правления сына Свейна, Кнуда Великого, когда в Дании было создано несколько монетных дворов, важнейшие из которых располагались в Лунде и Роскилле. В Швеции чеканка монеты началась на 200 лет позднее, чем в Дании, – в конце X в. (печатный двор располагался в Сигтуне). В Норвегии постоянная чеканка монеты началась при короле Харальде Суровом (1047–1066), а в Исландии своя монета вообще не чеканилась.
Недостаток местных денег в Скандинавских странах, однако, восполнялся притоком иноземных. Из 250 тысяч монет эпохи викингов, найденных в Скандинавии, 35 % составляют арабские дирхемы, 45 % и 17 % немецкие и английские соответственно. Иноземные монеты переливали, перечеканивали или использовали в качестве весового серебра. При расчетах скандинавы взвешивали на весах то или иное количество серебра или золота. В ход шли не только иноземные монеты, но и всевозможные украшения, прежде всего обручья, шейные обручи и цепочки. Поэтому в сагах часто говорится, что тот или иной человек отвесил столько-то марок серебра. При расчетах в случае надобности драгоценные вещи ломали на куски, а монеты рубили, чтобы получить нужный вес (поэтому на языке скальдической поэзии (см. Скальд) конунг именовался «ломающим запястья»).
Основными денежно-весовыми единицами у скандинавов были следующие: марка (mark) (216 гр.), эйрир (eyrir) (27 гр.), эртуг (örtug) (9 гр.) и пеннинг (0,9 гр.). Пеннинг одновременно являлся монетой и имел широкое хождение в скандинавских странах раннего Средневековья.
В Исландии важнейшим продуктом и главным предметом экспорта была шерстяная ткань (вадмаль), и с ее помощью велись расчеты за ввозимые товары. Так, в X–XIV вв. один эйрир чистого серебра соответствовал куску ткани длиной от 12 до 48 локтей (в зависимости от того, как менялась ее стоимость) и шириной в 2 локтя.
На протяжении XI в. скандинавы переходят на национальную валюту и отказываются от практики весового серебра и иностранных денег (Роэсдаль: 2001. С. 102–103; Сванидзе: 2014. С. 752–756; Gelsinger: 1981. Р. 37; Malmer: 1997).
Весы (skálir) – один из наиболее часто встречающихся предметов в скандинавских погребениях эпохи викингов, – в них нуждались не только купцы, но также бонды и ремесленники, поскольку в скандинавской экономике расчеты велись в денежно-весовых единицах. Судя по археологическим данным, диаметр чашечек весов составлял 5–7 см. Найденные гирьки в основном равны эртугу и эйриру; встречаются также гирьки весом в двойной эйрир и в полмарки (Симпсон: 2005. С. 131–132).
10. Язык и культура
Датский язык (dönsk tunga) – обозначение общескандинавского языка «эпохи викингов», а также географической области, где на нем говорили. Впервые этот термин появляется в «Викингских висах» (ок. 1015 г.) исландского скальда Сигхвата Тордарсона (ок. 995–1045 г.). Некоторые авторы полагают, что его появление было связано с той большой ролью, которую датчане играли в раннее Средневековье в истории Балтийского региона. Возможно, первоначально его стали использовать соседи скандинавских народов – англосаксы или немцы, а потом уже и сами скандинавы (Круг Земной: 1980. С. 180, 633; Поэзия скальдов: 2004. С. 165; Kedar, Westergård-Nielsen: 1979. P. 197–198, 203–204; Lund: 1994. S. 14; Poetry I: 2012. P. 555–556; Skautrup: 1961. S. 662–664).
Скальд (skáld) – человек, владеющий мастерством стихосложения.
Скальдическая поэзия с историко-литературной точки зрения представляет собой особый тип поэтического творчества. Период наивысшего ее расцвета совпадает с «эпохой викингов». Древнейшим исторически засвидетельствованным скальдом был норвежец Браги Старый (1‑я пол. IX в.). С конца X в. центр скальдической поэзии перемещается в Исландию. На протяжении двух, трех, а то и четырех веков произведения скальдов существовали только в устной традиции; записаны они были лишь в XII–XIII вв. – период необычайного культурного подъема, который выразился также в оформлении эддических песней, создании письменных саг, появлении таких выдающихся историков, как Ари Торгильссон и Снорри Стурлусон. Последний является автором «Младшей Эдды» – своего рода учебника скальдического искусства.
Для скальдической поэзии характерна условность и вычурность – как бы нарочитая затрудненность формы. Напротив, «зашифрованный» таким способом смысл всегда является прозрачным, а содержание скальдического произведения мыслится как констатация невымышленных фактов.
Скальдическое стихосложение, так же как эддическое, восходит к древнегерманскому аллитерационному стиху, ритмической основой которого является повторение одинаковых начальных звуков. Особенность скальдического стиха в том, что аллитерация здесь строго регламентирована, так же как и другие его «несущие» элементы – внутренние рифмы (хендинги), количество слогов в строке, количество строк в строфе. Наиболее распространенный скальдический размер – дроттквегт. Строфа дротткветта состоит из восьми строк (двух четверостиший или четырех двустиший) с двумя аллитерирующими слогами в нечетных строках и одним аллитерирующим слогом в четных, с хендингом в каждой строке (в нечетных – неполном, в четных – полном). Однако самая своеобразная черта дротткветта, не имеющая аналогов в мировой литературе – его синтаксическая структура. Сам по себе синтаксический строй предложений, как правило, прост, но при этом часть одного предложения вторгается в середину другого, а то, в свою очередь, оказывается разбито на части. Предложения как бы «переплетены» между собой, причем количество типов таких переплетений достигает полусотни.
Другой выдающейся чертой скальдической поэзии является ее специфическая образность – условные поэтические фигуры, которые заменяют прямое именование предмета речи. Одночленный заменитель – хейти и двучленный – кеннинг также унаследованы ею от эддической поэзии, с той разницей, что там они не были продуктом индивидуального творчества, а черпались из традиции. Скальдические хейти и кеннинги, так же как эддические, закреплены за определенным набором понятий – воин, битва, меч, корабль, золото и т. д. Они могли быть связаны с обозначаемым предметом по сходству или по смежности, но иногда строились на ассоциациях столь отдаленных, что представляли собой настоящий ребус, разгадать который, не зная заранее «ответ», нелегко. Так, в качестве хейти моря выступают не только «пучина», но и «фьорд», «устье», «болото», в качестве хейти огня – «янтарь» или «луна»; хейти может быть также образован на основе антонимии, т. е. представлять собою слово, обозначающее противоположное понятие. Кеннинг – фигура, состоящая из двух элементов – основы и следующего за ней определения (оба элемента выражены существительными). Определение может быть в свою очередь заменено другим кеннингом; продолжая последовательно такую замену, можно получать многоступенчатые кеннинги. Самый употребительный из скальдических кеннингов – кеннинг воина/мужчины; чаще всего основой его служит имя одного из богов скандинавского пантеона или название дерева мужского рода, а определение взято из ряда понятий, связанных с битвой или с драгоценными вещами. В основе кеннинга женщины – чаще всего одна из богинь или дерево женского рода, а определение связано с драгоценными украшениями или с хозяйственной сферой. В основе многих кеннингов лежат сюжеты скандинавской мифологии. Так, покровителем скальдов считался Один, который хитростью добыл у великанов «мёд поэзии», отсюда такие кеннинги поэзии, как «мёд Одина», «пиво Игга» (Игг – одно из имен Одина), «мёд великанов». Условность скальдической образности прекрасно иллюстрируют начальные строки «Драпы о йомсвикингах»: «Я хочу произнести перед людьми / пиво Игга…». То, что «пиво» нельзя «произнести», нимало не смущает скальда, поскольку кеннинг не описывает предмет – он лишь по-иному его называет.
Исследователи предостерегают от того, чтобы проводить прямую аналогию между мастерством скальдов и творчеством поэтов Нового времени. Слово iþrott, которым обозналось сочинение стихов, означает «искусство» в смысле «мастерство, навык». В раннесредневековых Скандинавских странах способность эта воспринималась в одном ряду с такими умениями, как верховая езда, игра в шашки, стрельба из лука и т. п. Так, норвежский конунг Харальд Суровый в дошедшем до нас стихотворном фрагменте перечисляет «искусства», которыми он владеет, – сочинение стихов, наездничество и плавание. Более удивительным, учитывая сложную технику скальдического стихосложения, представляется, однако, что в глазах современников искусство скальда не предполагало учености или какой-либо специальной подготовки. По крайней мере, именно такую картину можно вынести из саг – в том числе тех, что целиком посвящены знаменитым скальдам. Этим скальды разительно отличаются от современных им провансальских трубадуров или от ирландских филидов. Еще одной характерной чертой скальдического искусства в саговой традиции является то, что им владеют люди самых разных занятий и разного общественного положения – от конунгов и епископов до бондов и простолюдинов. Так, согласно «Гнилой коже», все тот же Харальд Суровый встретил однажды в море рыбака по имени Торгильс и, «пребывая в веселом настроении», вступил с ним в поэтическое состязание (в саге приводятся стихотворные строфы, которыми они обменялись).
Наряду с этим сама по себе способность слагать стихи чрезвычайно высоко ценилась в обществе, сохранявшем многие архаические черты, в частности – убежденность в магической силе слова (заметим, что «зашифрованность», «темнота» скальдического стиха вполне согласуется с магической функцией). Близкое родство скальдического искусства и рунической магии, происхождение которой также возводилось к Одину, нашло отражение в саге, посвященной Эгилю Скаллагримссону (910–990) – самому знаменитому из исландских скальдов. В ней герою приписана способность отводить от себя гибель или налагать на других проклятие с помощью рун. Неудивительно, что в представлении древних скандинавов хвалебные стихи должны были оказать положительное влияние на судьбу человека, к которому они были обращены, и, наоборот, хула, облеченная в стихотворную форму, могла иметь самые серьезные последствия. Поэтому сочинение хулительного стихотворения – нида (nið), согласно исландским и норвежским законам, влекло суровую кару.
В сагах сочинение героями отдельных поэтических строф – вис (vísur) всегда носит характер импровизации – непосредственного отклика на внешний импульс. Взятая в данном аспекте, виса как бы являет собой прообраз современного лирического стихотворения. Важно, однако, что этот жанр никоим образом не предполагает лирическую исповедь, не открывает «внутренний мир» автора. Виса – это всегда описание конкретного события, передача насущной информации. Информация эта может быть и чисто бытовой, весьма заурядной, хотя чаще виса содержит предсказание будущего или знаменует переломный момент в судьбе героя. При этом в сагах – в том числе в контексте отнюдь не сказочном, но вполне «реалистическом» – приводятся висы, сказанные при таких обстоятельствах, когда импровизация представляется совсем уже неправдоподобной (так, зачастую герой, получив смертельную рану, произносит вису перед тем, как упасть замертво). Учитывая, что любая виса, независимо от ее содержания, несет формальные признаки скальдического стиха, подобные сюжеты не могут, конечно, претендовать на историческую достоверность. Часто саговые висы напрямую связаны с элементами фантастики. Так, в одной из «саг об исландцах» вису произносит мертвец, погребенный в кургане, и даже – висящий на стене плащ. Все это позволяет предположить, что и в других случаях, когда тот или иной герой «сказал вису», мы имеем дело с литературным приемом. Таким образом, однозначно решить вопрос о подлинности той или иной висы или принадлежности ее конкретному историческому персонажу в принципе не представляется возможным.
Что касается такого жанра, как нид, то он дошел до нас в немногих образцах исключительно в составе саг; при этом либо приводится одна-единственная строфа нида, либо он заменяется прозаическим пересказом. Исследователи полагают, что поскольку в сознании людей той эпохи нид представлял собой магическое заклинание, точное его воспризведение могло быть табуировано. Высказывается предположение, что дошедшие до нас образцы являются заместителями «оригиналов», дословно с ними не совпадая, так как нид мог быть процитирован лишь при условии подобной «десакрализации». Насколько можно судить по этим образцам, нид отличается от остальных жанров скальдической поэзии тем, что его содержание – стандартные обвинения в женоподобии и мужеложстве – заведомо лишено правдоподобия. Вербализуемая в ниде ситуация воспринималась не как реальная, а как волюнтативная (см. также статью Нид в разделе «Обряды и верования»).
Знатные люди – конунги и ярлы – старались привлечь к себе на службу лучших скальдов, которые, как правило, становились их дружинниками. На пирах они занимали почетное место напротив вождя и получали щедрые дары за свои хвалебные песни – драпы (drápur) и флокки (flokkar). Лишь немногие их образцы сохранились полностью – большинство дошло до нас в виде фрагментов в составе саг о норвежских конунгах. Эти жанры характеризуются значительным объемом и усложненной композицией; в отличие от вис, они не импровизировались, а готовились заранее и предполагали многократное исполнение. При этом в них соблюдается общий для скальдической поэзии принцип: их содержанием является не «художественный вымысел», но описание конкретных событий – например, сражений, в которых воспеваемый участвовал непосредственно.
Если для конунга посвященные ему хвалебные песни означали умножение «славы», то для скальдов они были даром в обмен на который полагалось вознаграждение. Существовал, впрочем, такой жанр, как щитовая драпа, которая слагалась в качестве «отдарка» за полученный щит, – содержанием ее были изображенные на щите мифологические или батальные сцены. Так или иначе, отношения между скальдом и его патроном полностью вписывались в систему дарообмена (см. Дар). Если, по мнению скальда, ответный дар не соответствал достоинствам его произведения, он считал себя вправе покинуть службу и перейти к другому покровителю. Некоторые скальды на протяжении жизни разъезжали по дворам королей и высшей знати. Также скальдическая песнь могла рассматриваться как выкуп за жизнь скальда, когда ей угрожала опасность; известно несколько драп, именуемых «Выкуп головы», самая знаменитая из которых принадлежит Эгилю Скаллагримссону (Гуревич, Матюшина: 2000. С. 299–311; Поэзия скальдов: 2004. С. 77–128; Сванидзе: 2014. С. 671–691).