Ликующие эльфы весны повсюду — и в воздухе и на воде, они бодрят тело, они ускоряют ток крови и заставляют сильнее биться сердца. Отовсюду раздается ликующий шум весны — из трепещущих сердец и раскачивающихся цветов, отовсюду, где сидят, словно бабочки, крылатые эльфы весны. И отовсюду несется звон тысяч колоколов: «Ликуйте и радуйтесь, ликуйте и радуйтесь! Она пришла, улыбающаяся весна».
Но кузен Кристоффер сидит неподвижно и ничего не замечает. Он склонил голову на свои окоченевшие пальцы, уносясь мечтами туда, где свистят пули и реет слава, рожденная на поле битвы. В его памяти оживают лавры и розы, которые расцветают и без весны...
А все-таки жаль его, этого старого завоевателя, одиноко сидящего у камина, вдали от своего народа и своей страны; ему никогда не придется услышать звук родной речи; ему уготована безыменная могила на кладбище в Бру. Разве виноват он в том, что рожден орлом, чтобы преследовать и умерщвлять?
О кузен Кристоффер, долго же ты просидел в кавалерском флигеле, погрузившись в мечты. Встань и выпей искрометного вина из чаши жизни! Знаешь ли ты, кузен Кристоффер, что сегодня к майору пришло письмо — высочайшее письмо, на котором стоит большая королевская печать. Оно адресовано майору, но говорится в нем о тебе. Словно преображается старый орел, читая это письмо. Глаза его обретают блеск, и голова поднимается. И ему представляется, как перед ним отпирают дверцы его клетки и его изнывающим крыльям открывается ширь небесных просторов.
Кузен Кристоффер роется на самом дне своего сундука. Вот он достает заботливо уложенный мундир, шитый золотом, и надевает его; голову его украшает шляпа с пером. И вскоре он скачет из Экебю на своем чудесном белом коне.
Это совсем не то, что мерзнуть в углу у камина. Теперь и он видит, что наступила весна. Он выпрямляется в седле и пускает коня галопом. Подбитый мехом доломан его развевается, и ветер колышет перо на его шляпе. Он словно возродился вместе со всей природой. Он очнулся от долгой зимней спячки. Старое золото еще не потускнело. Мужественное лицо воина под треугольной шляпой преисполнено гордости.
Бег его коня удивителен. Там, где ступает его нога, начинают бить родники и пробиваются подснежники. Перелетные птицы щебечут и ликуют вокруг выпущенного на свободу узника. Вся природа радуется вместе с ним.
Он едет словно триумфатор. И сам гений весны скачет впереди него, оседлав парящие облака. Легок и воздушен он, лучезарный гений весны. Он трубит в рог, он скачет, приподнимаясь и опускаясь в седле, и излучает сияние. А кузен Кристоффер гарцует в окружении своих старых соратников: вот скачет счастье, выпрямившись в седле, вот слава на своем чистокровном скакуне и любовь на горячем арабском коне. Великолепен конь, великолепен и всадник. Дрозд кричит ему вслед человечьим голосом:
— Кузен Кристоффер, а кузен Кристоффер! Куда ты едешь?
— Я еду в Борг свататься, — отвечает кузен Кристоффер.
— Не езди в Борг, не езди в Борг! Неженатый не знает забот, — кричит дрозд ему вслед.
Но кузен Кристоффер не внемлет предостережению. В гору и с горы скачет он и наконец приезжает в Борг. Он соскакивает с коня и входит к графине.
Сначала все идет хорошо. Графиня Мэрта к нему благосклонна. Кузен Кристоффер уверен, что она не откажется носить его громкое имя и быть хозяйкой его замка. Он сидит и оттягивает тот блаженный миг, когда он покажет ей королевское послание. Он наслаждается предвкушением счастья.
Она болтает и занимает его тысячами всевозможных историй. Он смеется всему и всем восхищается. Они сидят в одной из тех комнат, где графиня Элисабет развесила гардины мамзель Мари, и графиня не может удержаться, чтобы не рассказать ему и об этой истории, пытаясь представить все в самом смешном виде.
— Вот какая я злая! — говорит она под конец. — Но теперь здесь развешаны эти гардины и ежедневно и ежечасно напоминают мне о моем прегрешении. Это искупление, страшнее которого не придумаешь. О, эти ужасные узоры!
Великий воин кузен Кристоффер обращает к ней свой пылающий взор.
— Я тоже стар и беден, — говорит он, — и я целых десять лет просидел в углу у камина, тоскуя по своей возлюбленной. Возможно, и над этим смеетесь вы также, милостивая государыня?
— Это совсем другое дело! — восклицает графиня.
— Бог лишил меня счастья и родины и заставил меня есть чужой хлеб, — говорит кузен Кристоффер серьезно. — Я выучился уважать бедность.
— И он туда же! — громко восклицает графиня, всплеснув руками. — Как добродетельны люди! Ах, до чего же они стали добродетельны!
— Да, — говорит он, — но знайте, графиня, если богу будет угодно когда-нибудь вернуть мне мои богатства и власть, я постараюсь найти им более достойное применение и не стану просить разделить их со мной пустую светскую даму, этакую размалеванную, бессердечную мартышку, которая глумится над бедностью
— И правильно сделаете, кузен Кристоффер.
Кузен Кристоффер торжественно выходит из комнаты и уезжает в Экебю. Но на обратном пути духи больше не сопровождают его, дрозд ничего не кричит ему вслед, и он не замечает больше улыбающейся весны.
Когда он приезжает в Экебю, уже пора пускать пасхальные хлопушки и сжигать ведьму — большое чучело из соломы, с тряпочной головой, на которой углем нарисованы глаза, нос и рот; на ней надето старое платье крестьянки, обязанной принимать на постой солдат. Рядом стоят длинная кочерга и метла, а на шее висит рог с маслом. Все готово к тому, чтобы отправить ее на Блоккюла[22].
Майор Фукс заряжает свое ружье и стреляет несколько раз в воздух. Кавалеры поджигают кучу сухого хвороста и бросают в костер соломенное чучело ведьмы, которое тут же вспыхивает ярким пламенем. Кавалеры делают все от них зависящее, чтобы с помощью этого испытанного временем средства оградить себя от власти нечистого.
Кузен Кристоффер стоит и мрачно смотрит на все это. Вдруг он вытаскивает из-за обшлага объемистое королевское послание и швыряет его прямо в огонь. Одному богу известно, что ему пришло в голову в этот момент. Возможно, он вообразил, что не ведьму, а саму графиню Мэрту сжигают на костре. Он подумал, быть может, что и эта женщина состоит всего-навсего из соломы и тряпок, и теперь на всем свете для него не осталось ничего дорогого.
Он вновь идет в кавалерский флигель, разжигает камин и прячет мундир. Он опять сидит, нахохлившись, в углу у камина и с каждым днем становится все более сгорбленным и седым. Он угасает постепенно, как старый орел в неволе.
Он уже больше не пленник, но теперь свобода ему не нужна. Широкий простор раскрыт перед ним. Его ожидает поле битвы, почести, жизнь. Но у него нет больше сил расправить свои крылья и полететь.
Глава пятнадцатаяДОРОГИ ЖИЗНИ
Трудны дороги, которыми люди идут по земле.
Дороги эти проходят через пустыни, болота и горные кручи.
Почему же так беспрепятственно ходит горе по жизни, пока не заблудится в пустыне, не захлебнется в болоте или не сорвется с кручи? Где же они, эти маленькие собирательницы цветов, сказочные принцессы, из чьих следов вырастают розы? Где же они, кому дано усыпать цветами тяжкие дороги жизни?
Йёста Берлинг, поэт, решил жениться. Осталось лишь найти невесту, которая была бы настолько бедна, настолько презираема и отвержена, чтобы быть достойной безумного пастора.
Многие прекрасные и благородные дамы любили его, но не им суждено соперничать в борьбе за его руку. Отверженный выбирает себе подругу среди отверженных.
На кого же падет его выбор, кого он изберет?
В Экебю иногда приходила продавать веники одна бедная девушка из отдаленной лесной деревни в горах. В этой деревне, где всегда царят бедность и беспросветное горе, есть немало людей, которые не совсем в здравом уме; девушка с вениками была одной из них.
Но она прекрасна. Ее густые черные волосы, заплетенные в толстые косы, едва умещаются на голове. У нее изящный овал лица, прямой небольшой нос, а глаза голубые, голубые. Она напоминает меланхолическую мадонну. Такой тип красоты еще можно встретить среди молодых девушек с берегов длинного Лёвена.
Чем плохая невеста для Йёсты? Полоумная торговка вениками — отличная пара для безумного пастора. Лучше и не придумаешь.
Остается лишь съездить в Карльстад за кольцами, а там уж пойдет потеха на берегах Лёвена. Пусть все еще раз вволю посмеются над Йёстой Берлингом, над его обручением и браком с торговкой вениками. Пусть посмеются! Не часто представляется случай выкинуть такую забавную шутку.
Разве отверженный может избегнуть пути, предназначенного для отверженных, — пути озлобления, горя, несчастья? И какое кому дело, если он падет и погибнет? Кто подумает о том, чтобы остановить его? Кто протянет ему руку помощи или подаст напиться? Где же они, эти маленькие собирательницы цветов, где эти сказочные принцессы, где те, кто должен усеять розами его тяжелый путь?
Уж кто кто, а молодая, красивая графиня из Борга не станет вмешиваться, не станет переубеждать Йёсту. Она дорожит своей репутацией, она побоится гнева мужа и ненависти свекрови. Она ничего не предпримет, чтобы удержать его от этого безумного шага.
Во время долгого богослужения в церкви Свартшё она склоняет голову, складывает руки и молится за него, в бессонные ночи она плачет о нем; но у нее нет цветов, чтобы усыпать ими путь отверженного, нет у нее ни капли воды, чтобы напоить страждущего. Она не протянет руки, чтобы увести его от края бездны.
Йёсте Берлингу не к чему наряжать свою избранницу в шелка и драгоценности. Он не мешает ей заниматься обычным делом: ходить по дворам и продавать веники. Только когда он соберет на торжественный обед в Экебю всю местную знать, он объявит им о своем обручении. Только тогда он позовет ее из кухни и представит гостям в том виде, в каком она ходит по дворам: в пыльном и грязном, а возможно и рваном, платье, может быть непричесанной, с блуждающим взором и потоком безумных слов на устах. И тогда он спросит гостей: подходящую ли он выбрал себе невесту? Он спросит их: следует ли безумному пастору гордиться такой красивой невестой с нежным лицом мадонны и мечтат