В каждом из них он видел Анайю — те же темные глаза и волосы, та же жажда свободы.
— Я должен выступить против этого, — наконец вымолвил он. — Несправедливо, когда один из перворожденных народов порабощает другой.
— Тебя не станут слушать, Высочайший, — печально ответил Дунбарт.
Кит-Канан направил лошадь в сторону дворца.
— Они меня выслушают. А если не захотят, я буду кричать, пока не добьюсь своего.
Они быстрым галопом направились обратно, избегая забитых горожанами центральных улиц и придерживаясь берега реки. Когда всадники достигли площади перед дворцом, начался мелкий дождик. Во дворе стоял Макели в новой ливрее, стеганой кожаной куртке и шлеме. Когда Кит-Канан подъехал, мальчик поспешил к нему и подхватил поводья.
— Ты превосходно выглядишь, — заметил принц, оценивающе разглядывая новый наряд Макели.
— А ты уверен, что оруженосцы так одеваются? — спросил мальчик. Он засунул палец под тугой воротник и потянул жесткую кожу. — Чувствую себя, словно меня проглотил бык.
Кит-Канан засмеялся и похлопал его по плечу.
— Подожди, пока не наденешь настоящие доспехи! — воскликнул он. — Тогда тебе покажется, будто ты в животе одной из наших гигантских черепах!
Троица оставила лошадей слугам на конюшне и вошла во дворец. Появились горничные со свежими полотенцами. Кит-Канан и Дунбарт небрежно вытерли лица и вернули полотенца служанкам. Макели вытирался тщательно, одновременно с неприкрытым любопытством рассматривая девушек. Горничные, обе не старше Макели, покраснели под его пристальным взглядом.
— Пойдем, — проворчал Кит-Канан, потянув мальчика за рукав.
Дунбарт выхватил у него из рук полотенце и подал его служанкам.
— Я еще не закончил, — сопротивлялся Макели.
— Если бы ты продолжал вытираться дальше, ты содрал бы себе кожу и волосы, — заметил гном.
— Я смотрел на девушек, — напрямик ответил Макели.
— Да, словно волк на добычу, — сказал Кит-Канан. — Если хочешь произвести впечатление на прекрасный пол, нужно научиться быть более любезным.
— Что ты имеешь в виду?
— Он имеет в виду, что нельзя пялиться, — вмешался Дунбарт. — Улыбайся и говори что-нибудь приятное.
Макели был озадачен:
— Что я должен сказать?
Кит-Канан, взяв его за подбородок, посоветовал:
— Говори комплименты, например: «Какие у тебя красивые глаза!»; или спроси у девушки, как ее зовут, и ответь: «Какое замечательное имя!»
— А можно до нее дотронуться? — невинно спросил Макели.
— Нет! — воскликнули оба одновременно.
В коридоре они заметили Ульвиссена в сопровождении одного из его солдат. Сенешаль из Эргота передал воину большую жестяную трубку, которую тот торопливо запихнул в кожаную сумку, свисавшую с его плеча. Увидев Кит-Канана, Ульвиссен выпрямился. Солдат с трубкой отдал честь и отправился своей дорогой.
— Как твои дела, мастер Ульвиссен? — вежливо осведомился принц.
— Отлично, Высочайший. Я отправил Его Императорскому Величеству копию предварительного соглашения, которое мы составили.
— Прямо сейчас?
Ульвиссен кивнул. Лицо его, заросшее седеющей бородой, выглядело изможденным. Кит-Канан подумал, что госпожа Тералинд допоздна задержала своего помощника, готовя это послание.
— Не знаешь ли ты, где могут быть мой отец и принц Ситас?
— В последний раз я видел их в приемном зале, где ставили печати на копии соглашения, — с вежливым поклоном ответил Ульвиссен.
— Благодарю тебя.
Кит-Канан и гном отправились дальше. Макели поспешил было за ними, но, пройдя мимо высокого пожилого человека, остановился, глядя на него с любопытством.
— Сколько тебе лет? — непосредственно спросил Макели.
Ульвиссен с удивлением ответил:
— Сорок девять.
— А мне шестьдесят один, — сказал мальчик. — Странно, а ты выглядишь настолько старше меня!
Кит-Канан резко обернулся и взял Макели под локоть.
— Извините его, ваше превосходительство, — сказал принц. — Мальчишка провел всю жизнь в лесу и не знаком с хорошими манерами.
— Ничего, — ответил Ульвиссен, пристально глядя вслед принцу и гному, увлекавшим Макели прочь.
Приемный зал дворца находился на первом этаже центральной башни, этажом ниже зала Балифа. У дверей Дунбарт покинул Кит-Канана.
— Моим старым костям требуется отдых, — извинился он.
Макели хотел было идти с принцем, но тот велел ему ждать снаружи. Мальчик заупрямился, но Кит-Канан резко приказал:
— Займись чем-нибудь полезным. Я скоро вернусь.
Когда Кит-Канан вошел, он увидел, что огромное круглое помещение заполнено письменными столами и табуретами, за которыми сидели писцы, яростно работавшие перьями. Они полностью записывали все речи, произнесенные во время заседаний, и тут же делали копии.
Посреди этого организованного хаоса стояли Ситэл и Ситас, рассматривая листы пергамента, испещренные похожим на паутину почерком. Между столами сновали мальчики, наполнявшие чернильницы, точившие перья, разносившие кипы чистого пергамента. Заметив сына, Ситэл отбросил пергамент и жестом отослал помощника.
— Отец, мне нужно поговорить с тобой. И с тобой, брат, — произнес Кит-Канан, указывая на более спокойный уголок зала. Когда они остались наедине, принц напрямик начал: — Вам известно, что в городе полно рабов, они восстанавливают Рынок?
— Об этом знают все, — быстро ответил Ситас. Сегодня он выглядел особенно изящно, сменив свою обычную одежду на юбку и тунику до колен, сшитую из стеганой золотой ткани. Повязка у него на лбу тоже была золотой.
— А как же закон? — возвысил голос Кит-Канан. — Ни одной семье не позволяется иметь более двух рабов, а я видел более двух сотен, за которыми присматривали жрецы храма Эли.
— Закон относится только к жителям Сильваноста, — сказал Ситас, снова не давая отцу вставить слова. Ситэл молчал, позволяя сыновьям спорить: ему было любопытно, кто одержит верх. — Рабы, которых ты видел, — с реки Эм-Бали, что к северу от города, — добавил первенец Пророка.
— Это отговорки, — с жаром возразил Кит-Канан. — Я никогда не слышал о законах, касающихся только Сильваноста, а не всего народа!
— А что это ты так заботишься о рабах? — поинтересовался Ситас.
— Это несправедливо. — Кит-Канан сжал руки в кулаки. — Они такие же эльфы, как мы с вами. Эльфы не должны порабощать эльфов.
— Они не такие, как мы, — фыркнул Ситас. — Это Каганести.
— И это само по себе означает для них рабство?
Ситэл решил, что пришло время вмешаться.
— Рабочие, которых ты видел, были проданы в рабство, потому что они совершили преступления против народа Сильванести, — мягко произнес он. — То, что они Каганести, не имеет значения. Ты зря сочувствуешь им, Кит.
— Я так не думаю, отец, — пылко возразил сын. — Мы все гордимся нашей кровью Сильванести, и это хорошо. Но гордость не должна заставлять нас эксплуатировать наших подданных.
— Ты слишком долго пробыл в глуши, — холодно заметил Ситас. — Ты забыл, какова жизнь в большом мире.
— Придержи язык, — резко перебил его Ситэл. — И ты тоже, Кит.
Звездный Пророк выглядел удрученным.
— Я рад видеть, что оба моих сына так остро чувствуют, что справедливо, а что нет. Вижу, что в ваших жилах течет кровь Сильваноса. Но этот спор о рабах не имеет смысла. Если с рабами на Рынке хорошо обращаются и они выполняют назначенную работу, я не вижу причин вмешиваться.
— Но, отец…
— Выслушай меня, Кит. Ты вернулся всего четыре дня назад. Я знаю, что в лесу ты привык к большой свободе, но город и народ не могут существовать подобно лагерю в глуши. Кто-то один должен руководить, остальные должны подчиняться. Только так Пророк может защитить слабых и править по справедливости.
— Да, отец.
Когда Ситэл объяснил ситуацию таким образом, происходящее почти приобрело смысл. И все же Кит-Канан знал: никакая логика и никакие аргументы не убедят его в том, что рабство имеет право на существование.
Ситас слушал речь отца со сложенными на груди руками. Кит не настолько непогрешим, каким кажется, подумал первенец. Осадив брата с его сентиментальными россказнями, Ситас полностью почувствовал себя следующим Звездным Пророком.
— А теперь у меня есть приказ для тебя, сын, — обратился Ситэл к Кит-Канану. — Я хочу назначить тебя командиром новой милиции.
Последовала тишина, во время которой Кит-Канан пытался переварить услышанное. Он только что вернулся домой, а теперь его отсылали прочь. Он взглянул на Ситаса — тот отвел глаза, — затем снова на Пророка.
— Меня, отец? — ошеломленно переспросил Кит-Канан.
— Кто лучше подойдет для этого, чем ты, с твоим опытом воина и охотника? Я уже обсуждал это с госпожой Тералинд и лордом Дунбартом, и они согласились. Сын Пророка, бродяга, друг Каганести — ты наилучшая кандидатура.
Кит-Канан взглянул на Ситаса:
— Твоя идея, Сит?
Брат пожал плечами:
— Здравый смысл указывает на тебя, и ни на кого другого.
Кит-Канан провел рукой по взъерошенным волосам. Старый хитрец Дунбарт знал все это во время их утренней поездки, но не обронил ни слова. А, в самом деле, не привел ли он его на Рынок, чтобы показать ему рабов? Чтобы подготовить его к отъезду?
— Ты можешь отказаться, — предупредил Пророк, — если хочешь.
Он просто не ожидал такой реакции от своего отважного сына.
В мозгу Кит-Канана взметнулся вихрь образов и мыслей. Перед ним чередой прошли разграбленная деревня, что они видели с Макели; Вольторно, свободно разгуливающий по его стране, чтобы убивать и грабить; Анайя, смертельно раненная, сражавшаяся с каменным ножом против мечей и копий; рабы Каганести, которых лишили свободы.
И принц услышал свои собственные слова: «Если бы у жителей было несколько копий и они умели сражаться, то все остались бы в живых».
Взгляд Кит-Канана надолго задержался на лице брата, а затем он взглянул на Пророка и негромко произнес:
— Я согласен.
Кит-Канан, в сопровождении преданного Макели, провел несколько последующих дней в беседах с королевскими гвардейцами, согласившимися вступить в милицию. Как он и предсказывал, возможность иметь собственную землю оказалась заманчивой для солдат, из которых не многие обладали каким-либо имуществом, кроме собственной одежды. Кит-Канан смог выбрать себе в сержанты лучших из них.