Вождь повстанцев напрягся, готовый в любой момент броситься в бой.
— У меня нет причин с тобой здороваться… если ты действительно Бог-кондор.
Глаза Бога опасно сузились, но он кивнул:
— Да, Фарос Эс-Келин, я действительно… Саргоннас.
Но Фарос не испытывал страха или робости, одну только ярость.
— В таком случае, где ты прятался все эти годы, пока твои мнимые дети резали друг друга? А теперь ты явился вновь, после того как трусливо бежал?
Яростная гримаса исказила доселе спокойное лицо Бога, тело на миг ослепительно вспыхнуло — казалось, он стал еще больше.
— Я не обязан отвечать тебе, смертному червяку, но знай, я сделал то, что должен был сделать… и чувствовал все страдания моих творений, как свои собственные!
— Как это их утешило! — фыркнул Фарос, забывая об опасности. — Да и мне никакого дела нет до них! — Он высокомерно опустил меч. — Кстати, ты тоже лишь отнимаешь у меня время.
Он попытался уйти, но непослушные ноги вновь развернули его лицом к лицу с Богом.
— То, зачем я пришел, не имеет прямого отношения к тебе или ко мне, Фарос Эс-Келин, если рассматривать это с точки зрения мироздания. Но очень много значит для моих детей… и тех, кто идет за тобой!
— Прекрати звать меня так! — тряхнул головой Фарос, ощущая, как начинает ломить виски. — Клана Келинов больше нет! Совсем никого…
Саргоннас внезапно задрал голову и оглушительно заревел — зал содрогнулся, с потолка посыпались камни, Фарос едва мог устоять на ногах. В ответ статуи Бога тоже издали крик, от которого заложило уши. Живой огонь, ставший Первым Рогатым, мерцал и ярко переливался, искры разлетались во все стороны.
— И это существо звезды сделали моей надеждой! Я, который указывал путь Третноку, Макелу Людоедской Погибели, Ариксу Драконьему Глазу, низвергнут до того, чтобы болтать с таким жалким ничтожеством… как ты!
Бог сделала шаг вперед, и камень зашипел у него под ногами.
— Ты вытерпел боль и ярость битвы! Из тьмы рабства ты поднялся, разбивая оковы и возрождая былую гордость! С какой надеждой я наблюдал за тобой! А теперь? Теперь ты стал жалкой… тенью себя прежнего! Я видел, как хладнокровно ты приказал казнить всех пленников! А сколько жизней потеряно в жестоких бесполезных битвах, которые ты затеял лишь для того, чтобы добавить один-два новых черепа к своему списку трофеев! Связанных людоедов по твоему приказу швыряют мередрейкам — какое изысканное удовольствие! Ты не просто перенял все привычки своего бывшего надсмотрщика, но и сумел превзойти его!
Саргоннас сделал движение — и вокруг Фароса поплыли видения.
…На пыточном устройстве Сахда теперь вместо минотавров корчились людоеды и легионеры, другие жертвы извивались на земле с отрубленными руками и ногами. Вокруг сидели падальщики, довольно уплетая свежую порцию мяса…
— Вот к чему ты пришел, смертный.
— Почему нет? Я поступаю с ними так, как они поступили со мной…
Саргоннас вновь взревел. Облака серы окутали Фароса, мешая дышать.
— Ты стал таким же, как твои враги. Даже хуже. Неужели Дом Келинов ничему не учил своих детей?
Фарос взмахнул мечом:
— Мой отец мертв! Мой клан мертв! Может, тебя стоит за это поблагодарить?
— Даже Боги не могут изменить однажды предначертанного, — внезапно тихо сказал Саргоннас. Он замолчал, а затем его лицо вновь исказилось гневом, но на этот раз не по отношению к маленькой фигурке, стоящей перед ним. — Скоро вообще не останется никаких кланов и домов, если зло, воцарившееся в Храме, просуществует еще немного. Именно потому я явился к тебе, Фарос, надеясь возродить то, что однажды ощутил в глубине твоей души. Я думаю, оно не погибло, а просто дремлет. Именно поэтому ты должен узнать правду и увидеть наше недалекое будущее!
Огненная буря окружила Фароса — вращающийся вихрь пламени, затмевающий все остальное. Минотавр крепко сжал меч, хотя какая сейчас от него польза, понятия не имел. Стиснув зубы, Фарос ощущал, как раскаленные смерчи разрывают его на миллион частей, Саргоннас и Храм растворились…
Потом исчез и огонь, вокруг воцарилась тьма.
Но в ней Фарос был не один. Он ощущал чье-то далекое присутствие — чудовищное, злобное дыхание, возрождающее к жизни самые темные из детских страхов.
Тем временем тьма начала обретать форму — ужасно знакомую форму. Фарос узнал большой Храм в Нетхосаке, который казался кошмаром из сна, но был достаточно реален, чтобы ощущать пронизывающий холод помещения.
Высшая жрица Храма Предшественников.
Фарос и без антуража Храма узнал бы властную Неферу, он пережил Ночь Крови и хорошо представлял себе роль, которую она и Предшественники сыграли в той ужасной истории. Пока Саргоннас не показал ему ничего нового.
И тут мятежник почувствовал, что в Храме появилось новое существо, странная тень во тьме, которую он ощущал словно длинный и узкий клинок, — яснее ничего нельзя было сказать. Он уловил исходящую от тени удушающую ненависть — та тоже заметила его присутствие. Несмотря на браваду, Фарос испугался не на шутку. Чернота приближалась к нему, окутывая злобой, начиная медленно затягивать и переваривать…
Внезапно минотавр моргнул и вновь увидел себя в палате Бога, пристально смотрящим ему в глаза.
— Теперь ты увидел…
— Я не знаю, как это назвать, — пробормотал бывший раб, стараясь говорить так же уверенно, как раньше, — и мне на это плевать. Не хочу иметь ничего общего с играми Богов, особенно с твоими!
Саргоннас бросил на него удивленный взгляд:
— Упрямство — черта, известная среди моих детей, но ты воистину самый упрямый из всех, кого я встречал за столетия. — Бог тряхнул гривой, разбрасывая по сторонам искры. — Тебя предали… но все же в тебе моя надежда…
Фарос прижал уши к голове и оскалился:
— Тогда твоя надежда только что исчезла! Уходи, так называемое Божество!
— Следи за языком, сын Градиса! — проревел Бог так оглушительно, что Фарос содрогнулся. — Это я, Повелитель Мести, и ты, по собственной воле или нет, находишься на моей территории, так что будь полюбезнее! У меня множество лиц. — С этими словами вид Саргоннаса начал меняться: появился мрачный темноглазый эльф, бледный человек с крючковатым носом, хитро щурящийся гном, затем вновь возник минотавр. — И множество граней! — На этот раз Бог стремительно увеличился в размерах, почти упершись рогами в потолок, его свечение стало ужасающе ярким, так что Фаросу пришлось сощуриться. — Но прежде всего я тот, кто следит за избранными, за своими детьми…
— Следит и исчезает?
Саргоннас резко вернул себе прежний размер.
— Я никогда полностью не исчезал, Фарос. Все же раньше я был супругом Такхизис, Королевы Бездны, и если другие, вроде «очень благородного» Паладайна, доверяли слову Богини, то я ее натуру знал как никто другой! Когда она согласилась вместе со всеми принести клятву, обязуясь оставить Кринн в руках смертных рас, я еще не подозревал о предательстве, хотя меня оно совершенно не удивило бы. Но даже я не поверил в ее план украсть целый мир!
Фарос не понимал, о чем говорит Бог, да и не желал понимать. Ссоры богов не для него.
— Таким образом ты признаешь, что оказался в дураках…
— Не более чем мои дети, забывшие обеты Первому Богу и доверившиеся Предшественникам!
От такого разговора у Фароса начала кружиться голова.
— Оставил бы ты меня в покое, Бог, — сказал он. — Ты бессмертен, так какой помощи ждешь от меня?
— Саргоннас не единственный Бог, который вернулся, смертный… и именно потому пришел к тебе. Я очень ослаб, а один из других Богов ищет возможности расширить свою власть за счет моей. Он сотворит из минотавров нечто ужасное… если не найдется тот, кто сможет возглавить расу и вернуть ее обратно на путь чести и традиций, для которой они предназначались.
Фарос нарочито громко рассмеялся:
— Я твой воитель? Я не умею быть императором, Первый Рогатый! Я служу тебе на пути мести и больше ни в чем! И не собираюсь быть частью твоих замыслов!
— Месть разжигает аппетит, но не состоянии насытить истинного воина. Только честь способна дать силу выживания любой расе. Внутри тебя — пусть сейчас и спящее — есть семя величия, оно может помочь тебе стать таким же великим, как Амбеутин. — Внушающее страх Божество пальцем указало на Фароса. — В твоих силах воссоединить минотавров и повести навстречу судьбе!
— Я не твой воитель, — настаивал мятежник, — и уж точно не буду императором.
— Тогда твоей участью станет смерть в безвестности, ни для чего, и твой род также канет в небытие. Такое ли наследство завещал тебе отец?
— Оставь моего отца в покое! — гневно крикнул Фарос. — И хватит разговоров о нем! Градис погиб из-за тебя!
— Линия Дома Келинов завершится твоими костями, отбеленными здешним суровым солнцем, в этой дикой земле, — пробасил Рогатый, — и те, кто стремился стереть вас из памяти и истории, наконец одержат победу.
С диким криком Фарос взмахнул мечом и кинулся на Саргоннаса. Бог стоял неподвижно. Лезвие легко вонзилось в грудь, и не ожидавший такого поворота Фарос раскрыл рот от удивления. Пламенное Божество не выказывало никаких признаков боли, меч далеко вышел из спины, но никакая плоть, кость или органы не препятствовали клинку. Фарос выдернул оружие, ожидая гнева Бога, и рана Саргоннаса мгновенно затянулась.
Первый Рогатый провел пальцем по тому месту, где недавно было лезвие, и довольно кивнул:
— Смелый поступок. Ударить Бога… Градис был бы горд.
Фарос швырнул меч на камни.
— Я не собираюсь больше тебя слушать. Я не император и не гожусь для твоих планов. Уходи или дай мне уйти самому.
— Я позволю тебе быть. — Саргоннас указал в сторону меча, который немедленно прыгнул в руку бывшего раба. Изумруд, украшавший рукоять, сверкал наполненный новой энергией. — Я вижу, сейчас ты непреклонен, но, по крайней мере, настою на том, чтобы ты носил мой меч.
— Твой меч?
— Мой. Выкованный на заре мира для одного воителя, служившего моей неоплаканной супруге. Помнишь реку, Фарос? Ты случайно ничего там не нашел, он искал тебя долгое время. А ты никогда не задавался вопросом о кольце?