Лависсер и Вильсен осторожно продвинулись вперед.
– Как насчет женского общества после обеда? – спросил гвардеец.
– Я женат, сэр,– твердо отклонил предложение капитан.
– Пожалуйста, называйте меня Джоном.
Предложение перейти к более фамильярным отношениям звучало не в первый раз, и Вильсен чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я не смогу задержаться после обеда,– грубовато ответил он, обходя тачку справа.
Генри Вильсен был одним из лучших фехтовальщиков в британской армии, а его искусству владения пистолетом мог позавидовать любой дуэлянт, но капитан оказался совершенно беззащитным перед лицом нападения, случившегося в тот самый момент, когда он миновал тачку. Высокий незнакомец ударил его ногой под колено и, как только офицер упал, всадил меж ребер длинный нож. Лезвие вошло по рукоять, и вытаскивать его нападавший не спешил. Захрипев, Вильсен сумел, однако, дотянуться до эфеса сабли и даже попытался вытащить оружие, но Лависсер, отвернувшийся в сторону в момент нападения, улыбнулся и ногой оттолкнул руку капитана.
– Не думаю, Генри, что она вам понадобится.
– Вы… Вильсен попытался что-то сказать, но легкие уже наполнялись кровью. Он закашлялся и дернул головой.
– Извините, мой дорогой, но, боюсь, ваше присутствие в Копенгагене доставило бы мне большие неудобства.
Гвардеец торопливо отступил, а высокий незнакомец вытащил из раны лезвие. Капитан обмяк. Незнакомец наклонился и одним движением перерезал ему горло. Захлебываясь кровью, Вильсен судорожно задергался.
– Отличная работа,– почти ласково произнес Лависсер.
– Пустяковая работа,– ухмыльнулся высокий и, выпрямившись, вытер лезвие об одежду. Он был не только высок, но и широк в плечах, а изуродованные костяшки пальцев выдавали бывшего борца. Лицо его испещряли оспинки, нос не отличался прямизной, а глаза напоминали камешки. Все в нем указывало на человека из самых низов жизни, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы оправдать присутствие виселиц у Ньюгейтской тюрьмы.
– Еще жив,– нахмурился Лависсер, бросая взгляд на Вильсена.
– Это ненадолго.– Высокий опустил на грудь умирающему ногу.– Вот и все.
– Ты, Баркер, пример для нас всех,– сказал гвардеец, подходя ближе к безжизненному телу.– Скучный был человек. Наверно, лютеранин. Возьмешь деньги? Чтобы было похоже на ограбление?
Баркер уже резал карманы убитого.
– Думаете, пошлют с нами кого-то еще? – спросил он.
– Похоже, они твердо вознамерились не отпускать нас одних,– беззаботно отозвался Лависсер,– но времени мало, очень мало, и я сильно сомневаюсь, что им удастся подыскать другого. А если кого и найдут, ты разберешься с ним так же, как и с этим.– Гвардеец никак не мог отвести глаза от мертвого Вильсена. Я рассчитываю на тебя. Вот увидишь, в Дании тебе понравится.
– Понравится, сэр?
– Народ там очень доверчивый,– продолжая смотреть на капитана, заметил Лависсер.– Мы будем как волки среди ягнят. Очень жирных ягнят.– Он отвел наконец глаза от трупа, махнул рукой и, проблеяв, зашагал по переулку.
Дождь усилился. Погода в конце июля 1807 года напоминала мартовскую. Страну ждал плохой урожай, в Кенте стало одной вдовой больше, а достопочтенный Джон Лависсер отправился в «Олмак», где проиграл немалую сумму, около тысячи гиней. Только теперь это было уже не важно. Теперь все было не важно. Он оставил бесполезные расписки с обещанием рассчитаться по долгам и вышел из заведения с легким сердцем. Лависсер был на пути к славе.
Мистер Браун и мистер Беллинг, один толстый, другой худой, сидели рядышком, с серьезно-торжественным видом взирая на расположившегося по другую сторону стола армейского офицера в зеленом мундире. И то, что они видели, не нравилось ни одному ни другому. Вид у посетителя – назвать его клиентом не поворачивался язык,– высокого, темноволосого мужчины с суровым лицом и шрамом на щеке, был весьма зловещий, и шрам отнюдь не казался каким-то лишним ему дополнением. Мистер Браун вздохнул и, отвернувшись, посмотрел в окно, за которым бушевал обрушившийся на лондонский квартал Истчип дождь.
– Хорошего урожая ждать не приходится, мистер Беллинг,– тревожно молвил он.
– Июль! – с чувством отозвался мистер Беллинг.– Разве это июль! Больше похоже на март!
– Подумать только, топить камин в июле! – покачал головой мистер Браун.– Неслыханное дело!
В почерневшем камине действительно догорала скупо отмеренная кучка угля. Висевшая над ним кавалерийская сабля была единственным украшением обитой панелями комнаты и напоминанием о военной природе сего учреждения. Почтенные джентльмены, Беллинг и Браун, были армейскими агентами, обязанность которых заключалась в надзоре за финансами служащих за границей офицеров. Дополнительно они исполняли роль комиссионеров, предоставляя свои услуги желающим продать или купить офицерский чин, но в этот холодный, ненастный июльский день никакого побочного дохода ожидать не стоило.
– Увы! – Мистер Браун развел руками. Пальцы у него были пухленькие, беленькие, с красиво обработанными ногтями. Он размял их, как будто собирался сыграть на клавесине.
– Увы,– повторил мистер Браун, осторожно поглядывая на хмурящегося офицера по другую сторону стола.
– Все дело в природе вашего патента,– пояснил мистер Беллинг.
– Именно так,– вмешался мистер Браун.– В природе, так сказать, вашего патента.– Он грустно улыбнулся.
– Мой патент ничем не хуже других,– угрюмо сказал офицер.
– О нет, нет! – бодро воскликнул мистер Беллинг.– Даже лучше! Вы согласны, мистер Браун?
– Намного лучше,– с энтузиазмом подтвердил мистер Браун.– Вы получили звание на поле боя, не так ли, мистер Шарп? Такое редко случается. Крайне редко!
– И достойно восхищения, – добавил мистер Браун.
– Совершенно верно,– согласился мистер Беллинг.– Заслужить офицерское звание на поле боя! Подняться из низов! Это…– он помедлил, подбирая подходящее выражение,– значительное достижение!
– Но не… взаимозаменимое,– деликатно указал мистер Браун. Ладошки его то раскрывались, то закрывались, напоминая крылья бабочки.
– Вот именно,– с облегчением подтвердил мистер Беллинг, довольный тем, что его партнер подыскал верное слово.– Не взаимозаменимое, мистер Шарп.
Несколько секунд все трое молчали. В камине шипели уголья, дождь стучал в оконное стекло, где-то на улице, заполненной скрипом и громыханием повозок и карет, щелкнул кнутом ломовой извозчик.
– И что это значит? – спросил лейтенант Ричард Шарп.
– Это означает, что ваш патент невозможно обменять на деньги,– любезно объяснил мистер Беллинг. Вы его не купили и, следовательно, не можете продать. Патент вам даровали. Дар королей можно вернуть, но нельзя продать.
– Но мне говорили, что я могу его продать! – сердито бросил Шарп.
– Вас ввели в заблуждение,– ответил мистер Браун.
– Неверно информировали,– добавил мистер Беллинг.
– К сожалению,– сокрушенно покачал головой мистер Браун. – Увы!
– Правила просты и ясны,– продолжал мистер Беллинг.– Офицер, купивший патент, волен его продать, но получивший в дар такого права не имеет. Как ни жаль.
– Мы бы и сами желали, чтобы было иначе,– добавил мистер Браун.
– Но мне говорили…
– Вас ввели в заблуждение,– оборвал посетителя мистер Беллинг и тут же пожалел о собственной несдержанности, поскольку лейтенант Шарп подался вперед, словно намереваясь наброситься на обоих брокеров сразу.
Шарп сдержался. Перевел взгляд с пухленького мистера Брауна на тощего мистера Беллинга.
– Значит, вы ничего сделать не можете?
Несколько секунд мистер Беллинг смотрел на закопченный потолок, будто надеясь найти в нем вдохновение, потом покачал головой.
– Мы ничего сделать не можем,– объявил он, но вы можете обратиться к правительству его величества за освобождением от обязательств. Слышать о чем-то подобном мне еще не доводилось, но ведь бывают исключения? – В голосе его прозвучало сомнение. Может быть, какие-то старшие офицеры выступят от вашего имени?
Шарп промолчал. В Индии он спас жизнь сэру Артуру Уэлсли, но станет ли генерал помогать ему сейчас? Вряд ли. Шарп хотел только одного: продать офицерский патент, забрать 550 фунтов стерлингов и убраться из армии. И вот теперь выяснилось, что продать звание он не может, потому что не покупал его.
– Разумеется, рассмотрение такого обращения потребует какого-то времени,– предупредил мистер Браун,– и я бы не очень рассчитывал на благоприятный исход. Вы просите правительство установить прецедент, а правительства в отношении прецедентов весьма скупы.
– Совершенно верно,– поддержал коллегу мистер Беллинг.– И они правы. Хотя в вашем случае… Он улыбнулся, поднял брови и откинулся на спинку кресла.
– В моем случае? – недоуменно спросил Шарп.
– Я бы не рассчитывал на благоприятный исход, повторил полюбившуюся фразу мистер Браун.
– Хотите сказать, что меня надули?
– Мы хотим сказать, мистер Шарп, что бессильны вам помочь,– строгим тоном произнес мистер Браун, оскорбленный грубостью посетителя.
Шарп пристально посмотрел на парочку. Прикончить обоих. Двух минут вполне хватит. Обчистить карманы. Деньги у этих двух прощелыг должны быть. У него же осталось всего три шиллинга и три пенса. Вот так. Три шиллинга и три пенса.
С другой стороны, ни Браун, ни Беллинг не виноваты в том, что он не может продать патент. Есть правила. Инструкции. Богатым дозволяется богатеть, а бедняки пусть проваливают ко всем чертям. Он поднялся. Ножны лязгнули. Мистер Браун моргнул. Шарп набросил на плечи сырую шинель, нахлобучил треуголку на растрепанные волосы и поднял ранец.
– Всего хорошего,– сказал он и, пригнувшись, шагнул в дверь.
В комнату ворвался не по сезону холодный ветер и дождь. Мистер Беллинг облегченно выдохнул.
– Знаете, кто это был, мистер Браун?
– Назвался лейтенантом Шарпом из девяносто пятого стрелкового полка, и у меня нет причин сомневаться в правдивости его слов. Не так ли?