Причина всего случившегося в Тильзитском мирном договоре от 1807 года между Францией и Россией, которые, помимо прочего, договорились о том, что Франция возьмет себе датский флот. Русские, разумеется, не имели никакого права давать такое разрешение, а французы – претендовать на флот, но Дания – маленькая страна (впрочем, в те времена ей принадлежала вся Норвегия и Гольштейн, отошедший затем к Германии). Однако у этой маленькой страны был второй по величине торговый флот и значительный флот военный – для защиты торгового, тогда как Франции срочно требовались корабли для восполнения потерь при Трафальгарской битве. Британцы, чья разведка всегда действовала эффективно, узнали о секретном приложении к договору, а правительство во избежание ухудшения ситуации потребовало, чтобы датчане передали флот Британии на временное хранение. Датчане, разумеется, отказались, и тогда для принуждения их силой была организована экспедиция 1807-го. После получения повторного отказа артиллеристы открыли огонь и вели обстрел до тех пор, пока город не капитулировал. Датский флот был просто захвачен.
Гордиться этим успехом британцам, в общем-то, не стоит. Датская армия находилась в Гольштейне, так что боевые действия свелись к мелким стычкам, подобным тем, что описаны в романе, самая значительная из которых произошла при Кеге, где войска сэра Артура Уэлсли разгромили сборную армию генерала Кастенскьольда. Датчане называют это сражение «битвой деревянных башмаков», которые носили датские ополченцы. К сожалению, им не повезло. В то время как датскими войсками командовали весьма посредственные генералы, их противники воевали под началом будущего герцога Веллингтонского. К тому же в рядах британцев был знаменитый 95-й стрелковый полк. Отдельные роты этого полка воевали и раньше, но как полная боевая единица полк впервые сражался под Кеге. Никаких попыток подкупить датского кронпринца, разумеется, не предпринималось, но «золотые всадники святого Георгия» действительно были мощным оружием англичан в их затяжных войнах с Францией. В период с 1793 по 1815 год британское казначейство потратило на подкуп разного рода правителей не менее 52 000 000 фунтов стерлингов.
Остается загадкой, почему датчане не сожгли свой флот. Кронпринц определенно отдал приказ об этом, поскольку одно донесение было перехвачено британцами. Другие, несомненно, попали в Копенгаген, но флот все же остался цел. Никакие британские моряки в город не проникали, так что, скорее всего, причиной неисполнения приказа стал хаос вследствие бомбардировки. Или, может быть, Пейман решил, что наказание будет еще страшнее, если противник не получит то, за чем пришел. Британцы, оккупировавшие город на шесть недель, получили в свое распоряжение восемнадцать линейных кораблей, четыре фрегата, шестнадцать других судов и двадцать пять канонерок. Стоявшие на стапелях недостроенные корабли были уничтожены. Один линейный корабль исчез по пути в Англию, остальные же были сочтены военными трофеями, что принесло старшим офицерам неприлично большие призовые деньги (только адмирал Гамбир и генерал Кэткарт поделили между собой 300 000 фунтов – целое состояние). Победители оставили побежденным один особенно красивый фрегат в качестве подарка от короля Георга III его племяннику, датскому кронпринцу. Через год датчане отослали фрегат в Англию с десятком пленных британцев и посланием, в котором говорилось, что корабль, очевидно, забыт спешившими домой победителями. Другим трофеем стал остров Гельголанд в Северном море, остававшийся во владении Короны до 1890 года, когда его в качестве дружественного жеста передали Германии.
Кампания 1807 года стала для Дании катастрофой, подтолкнувшей страну к союзу с Францией и подорвавшей ее финансовое благополучие. Она потеряла Норвегию, а некоторые разрушенные при обстреле части Копенгагена оставались не восстановленными еще на протяжении многих лет. Уничтожено было более трехсот зданий, еще тысяча серьезно пострадали, сгорели собор и университет, а также несколько церквей. Рассказ о художнике, погасившем бомбу содержимым ночного горшка, не вымысел – его настоящее имя Эккерсберг, и он оставил впечатляющие зарисовки горящего города. Сегодня следов разрушения уже не найти, и только в фасадах некоторых домов можно увидеть замурованные британские ядра. Внушительные городские укрепления были срыты в 1867 году, хотя цитадель (ныне Кастеллет) сохранилась. Деревянный рыбацкий причал тоже существовал на самом деле и находился неподалеку от того места, где сейчас сидит Русалочка. Названия многих улиц также переменились, и Ульфедт’с Пладс, например, стала Граабодреторв.
И еще одна любопытная деталь. Одним из британских генералов, принявших участие в кампании 1807 года, был Томас Гровенор, который прибыл из Англии с кобылой Леди Катериной. В Дании генерал обнаружил, что кобыла беременна, и отослал ее домой. Там она родила жеребенка, проданного впоследствии сэру Чарльзу Стюарту, ставшему генерал-адъютантом во время войны на Пиренейском полуострове. Стюарт, в свою очередь, продал его герцогу Веллингтону. Жеребец стал любимцем герцога, прошел с ним битву при Ватерлоо, а затем доживал дни в поместье Веллингтона, где и был похоронен в 1836 году. Звали жеребца, разумеется, Копенгаген. «Многие кони быстрее и многие красивее, но в выносливости ему не было равных»,– так сказал герцог о своем Копенгагене.
Такая вот, пусть даже очень слабая, нить связала Копенгаген с Ватерлоо, и, следуя этой нити, Шарпу, как и Веллингтону, еще предстояло пройти немало миль.
Бернард КорнуэллСтрелки Шарпа: Ричард Шарп и вторжение французов в Галисию, январь 1809
Кэролайн Райан посвящается
Пролог
Шла отчаянная схватка за сундук.
Загадочный ящик находился под охраной майора испанской армии. На его захват был брошен полковник французской императорской гвардии. Француз получил широкие полномочия: он имел право убить любого, вставшего на его пути.
Сам по себе сундук представлял собой затертый до блеска и почерневший от старости деревянный ящик, перехваченный двумя железными полосами. Тронутое древней ржавчиной железо было еще крепким. Старинный кофр имел два фута в длину, восемнадцать дюймов в ширину и столько же в высоту. Он запирался на два засова с висячими медными замками. Красные печати между горбатой крышкой и корпусом с годами превратились в едва заметные наплывы воска, вкрапленные в старое дерево. Сверху сундук был обшит промасленной тканью, защищавшей его от непогоды. Вернее сказать, ткань защищала от непогоды хранящуюся внутри судьбу Испании.
На второй день 1809 года кавалерийский полковник едва не захватил сундук. Находящийся под его командованием полк французских драгун настиг испанцев близ Леона. Испанцы укрылись в горах, для чего им пришлось бросить коней, ибо ни одно животное не могло удержаться на обледеневших камнях, среди которых скрылся от погони майор Блас Вивар.
Стояла зима, самая ужасная зима Испании, и самое неподходящее время для северных испанских гор, но французы не оставляли майору Вивару выбора. В декабре армия Наполеона взяла Мадрид. Тогда майор успел бежать с сундуком из столицы за час до того, как в нее ворвалась конница неприятеля. С ним было сто десять касадорцев – конных охотников с прямыми палашами и короткоствольными карабинами. Охотники, однако, скоро превратились в преследуемых. Вивар петлял и запутывал следы, стараясь любой ценой оторваться от французов. Он надеялся пробиться на север, к армии генерала Романы, но за два дня до того, как драгуны загнали его в горы, Романа был разбит. Вивар остался один. Из отряда уцелело девяносто человек, остальные погибли.
Погибли за сундук, который оставшиеся в живых тащили по обледенелым горам. Тропы замело снегом. Временами теплело, и тут же начинался дождь, превращавший горные тропы в непроходимое болото. За ночь грязь замерзала. Мороз унес жизнь каждого десятого касадорца. Иногда им удавалось укрыться в пещерах или на заброшенных фермах.
В один из таких дней, когда налетевший с запада буран принес обильный снегопад, отряд забился в овраг у самого гребня горы. Лежа на краю оврага, Блас Вивар осматривал ущелье в подзорную трубу. Он видел врага. Французы преследовали Вивара на всем протяжении его нелегкого пути. Беда в том, что ему приходилось пробиваться через перевалы, а они шли по долине, где были дороги, мосты и жилье. Временами погода позволяла оторваться от преследователей, и Вивар с надеждой думал, что больше не увидит погони. Но спустя несколько часов после очередного снегопада ненавистные силуэты появлялись вновь. Дрожа от пронизывающего ветра, Вивар смотрел, как французы расседлывают коней в крошечной деревушке в устье ущелья. Их ждали тепло и еда, их кони получат ночлег и сено, в то время как его людям предстояло страдать от секущего снега и холода.
– Они? – К Вивару присоединился лейтенант Давила.
– Они.
– Кавалерия?
– Да. – Вивар разглядывал двух всадников на деревенской улице. Первый был полковник императорской легкой кавалерии, в щегольском алом ментике, темно-зеленых лосинах и круглой шапке черного меха. Второй был одет в черную приталенную бурку и белые сапоги. Человека в черной бурке Вивар боялся больше, чем полковника, потому что именно он вел драгун по его следу. Человек в бурке знал, куда пробивается Вивар, он знал, где его можно остановить, и еще он знал, какой силой обладает окованный железом ящик.
Лейтенант Давила присел на корточки рядом с Виваром. Они давно перестали походить на военных. Лица, сапоги и руки были обмотаны тряпками. Но под накидками из мешковины они носили красные мундиры элитной роты касадорцев. Офицеры были закалены и опытны, как все, прошедшие французскую кампанию.
Давила взял у Вивара трубу. Сквозь слепящий косой снег мелькнул алый ментик кавалериста.
– Почему он без шинели? – пробормотал лейтенант.
– Хвастается закалкой, – проворчал Вивар.
Давила опустил трубу ниже и увидел въезжающих в село драгун. Некоторые вели под уздцы хромающих лошадей. Все были вооружены саблями и карабинами.