С лестницы под люком донесся встревоженный шепот. Человек с сигарой кивнул:
– Si, si.
Он утомленно зевнул и направился к люку. И увидел перед собой тень.
Сначала партизан не сообразил, что происходит, лишь замер и вгляделся. Тень шевельнулась, превратилась в человека с клинком, и усталый часовой отпрянул и раскрыл рот, однако сталь уже неслась вперед, в горло – и прошла мимо цели. Палаш царапнул по ключице, скользнул вбок и пробил-таки горло, но партизан успел крикнуть, и на лестнице раздались торопливые шаги. А чертов палаш застрял!..
Шарп позволил жертве упасть вместе с клинком, наступил испанцу на грудь, провернул лезвие в ране – оно высвободилось, тошнотворно чавкнув. Из люка уже высунулся по пояс второй партизан с пистолетом в руке. Капитан резко присел и махнул палашом. Пистолет грянул, и пуля врезалась в черепицу.
Шарп выкрикнул невнятное ругательство, нанес несколько беспорядочных ударов, и партизан полетел с лестницы. Стрелок ухватился за крышку и закрыл бы люк, если бы не услышал возглас:
– Нет!
Крик донесся снизу. Внезапно церковь осветилась.
– Подождите!
Шарп узнал гулкий бархатный голос. Эль Католико!
– Кто там?
– Шарп. – Он стоял под опускной дверью. Невидимый снизу. Недосягаемый.
Эль Католико хохотнул.
– Можно подняться?
– Зачем?
– Но вам же не спуститься, капитан. Нас тут слишком много. Значит, придется мне идти наверх. Вы позволите?
С улицы донеслись крики: «Капитан! Капитан!» Шарп не отозвался.
– Только вам?
– Только мне. – В голосе звучали веселье и снисходительность. Шарп услыхал шаги на лестнице, увидел приближающийся свет, потом мужская рука выставила на крышу фонарь без колпака. Появилась темная голова Эль Католико, повернулась, улыбнулась, затем вторая рука подняла рапиру, и та со звоном полетела на другой край площадки.
– Вот так. Теперь вы можете меня убить. Однако вы этого не сделаете – вы же человек чести.
– Да ну?
Эль Католико снова улыбнулся, высунувшись по пояс из люка.
– Керси так не считает, но для Керси человек чести – это все равно что Господь Бог. Нет, вы не убьете безоружного. Дозволите выйти? Я один.
Шарп кивнул, дождался, когда высокий испанец ступит на крышу, и пинком захлопнул крышку люка. Она была тяжелой и достаточно толстой, чтобы остановить пулю, но на всякий случай Шарп надвинул на нее железную лестницу.
Эль Католико наблюдал.
– А вы нервничаете. Не беспокойтесь, они не поднимутся. – Он дружелюбно сощурил глаз. – Что вас сюда привело?
– Лестницы не увидел.
Высокий испанец даже руками всплеснул в деланном изумлении.
– Не увидели лестницы?!
– Утром была на башне. А вечером исчезла.
– А! – Эль Католико рассмеялся. – Мы ей воспользовались, чтобы подняться на стену церкви. – Испанец взглянул на измятый, грязный мундир Шарпа. – Вижу, у вас новые методы. – Он грациозным движением распахнул плащ. – Убедились? Я без пистолета. Только рапира. – Он не пытался поднять ее.
С церковной крыши Шарп заметил отсвет факела – по улицам уже расходились поисковые группы. От пота палаш в ладони скользил, но он не собирался тешить самолюбие испанца, вытирая эфес у него на глазах.
– Зачем пришли?
– Помолиться вместе с вами. – Эль Католико рассмеялся и мотнул головой, указывая на улицу. – Они так расшумелись, что едва ли нас услышат. Нет, капитан, я пришел, чтобы вас убить.
Шарп улыбнулся.
– Зачем? Вы же и так получите золото.
Эль Католико поводил головой из стороны в сторону.
– Я вам не верю, Шарп. Пока вы живы, я не надеюсь легко получить золото, хотя бригадир Кокс и подкинул вам задачку.
Шарп мрачно кивнул, и Эль Католико заговорщицки улыбнулся.
– И как же вы собирались ее решить?
– Как собирался, так и решу. Завтра утром.
Шарп мысленно обругал себя – голосу недоставало твердости. Он видел Эль Католико в бою, им даже довелось скрестить клинки, и теперь стрелок отчаянно ломал голову – как одолеть испанца в поединке, который начнется с минуты на минуту?
Эль Католико с улыбкой указал на рапиру.
– Вы не против? Конечно, меня можно убить, пока я ее поднимаю, но вы этого, конечно, не сделаете. – Он произнес эти слова, пока шел к рапире. Затем остановился, подобрал ее и повернулся к Шарпу. – Я не ошибся. Видите? Вы человек чести.
Шарп уже чувствовал на груди новое влажное пятно, но не трогался с места, а испанец с легкостью, которая дается ценой упорных тренировок, сбросил плащ и несколько раз взмахнул клинком. Затем левой рукой взялся за острие рапиры и согнул ее чуть ли не в кольцо.
– Превосходный клинок, капитан. Из Толедо. Ах да, я забыл, мы с вами уже упражнялись. – Он принял позицию фехтовальщика – правая нога впереди и согнута, левая – прямая и отставлена назад. – En garde!
Тонкая сталь метнулась к Шарпу, но он не шелохнулся.
Эль Католико выпрямился.
– Капитан, вы не желаете драться? Уверяю вас, такая смерть гораздо приятнее той, что я вам готовил.
– Это вы о чем? – Шарп подумал о лестнице, о внезапном броске из темноты.
Испанец улыбнулся.
– Шум на улице, огонь, крики; вы, разумеется, выходите на балкон. Бдительный капитан, всегда готовый к бою. И тут залп успокаивает вас навсегда.
Шарп усмехнулся. Он-то воображал что-нибудь похитрее. Но этот план мог сработать как раз благодаря своей простоте.
– А девушка?
– Тереза? – Эль Католико чуть напрягся и пожал плечами. – Да на что вы ей мертвый? Ее бы заставили вернуться.
– Вас бы это, конечно, осчастливило.
Испанец вновь пожал плечами.
– En garde, капитан.
Времени у Шарпа оставалось в обрез, и он решил во что бы то ни стало вывести испанца из себя – уверенный в своей победе, в неуязвимости для малоопытного фехтовальщика, тот мог себе позволить высокопарность и позерство.
Шарп не поднимал палаша, и рапира опустилась.
– Капитан! Вы испугались? – Эль Католико тонко улыбнулся. – Боитесь, что я лучше вас?
– Тереза говорит, что не лучше.
Это было не бог весть что, но испанцу хватило. Лицо Эль Католико исказилось бешенством, от хладнокровия не осталось и следа, и Шарп выбросил вперед огромный клинок, зная, что Эль Католико не будет фехтовать, а просто убьет его на месте.
Молнией сверкнула рапира, но капитан извернулся всем телом и увидел, как сталь прошла мимо. Потом он локтем изо всех сил двинул испанцу по ребрам, повернулся и обрушил тяжелый медный эфес палаша на голову. Но Эль Католико оказался быстрее – сумел увернуться, эфес лишь скользнул по черепу. Шарп услыхал болезненный возглас и рубанул наотмашь с такой силой, что развалил бы надвое быка, однако испанец отскочил назад, а инстинкт бойца подсказал капитану, что страшный натиск привел Эль Католико в чувство и он снова возьмется за ум и использует свое мастерство.
На лестнице раздался топот, бабахнул мушкет, и Эль Католико улыбнулся.
– Пора умирать, Шарп. Requiem aсtemam dona eis, Domine[3]. – Голос струился патокой, очаровывал и усыплял; острие рапиры ужалило Шарпа в бок и отпрянуло. – Et lux perpetia luceat eis[4].
Шарп понял, что с ним играют, и так будет, пока не кончится молитва, но он ничего не мог поделать. Он вспомнил прием Хельмута и стал целиться в глаза Эль Католико, однако всякий раз попадал в пустоту, и партизанский командир рассмеялся.
– Слишком медленно, Шарп! Те decet hymnis, Deus, in Sion[5].
Шарп снова сделал выпад, метя в глаза, – у Хельмута это получалось ловко, но Эль Католико лишь качнулся вбок, и рапира испанца пошла понизу, чтобы кольнуть в бедро или где-нибудь рядом. Шарпа вдруг осенила отчаянная, безумная идея. Он не стал парировать удар, просто выбросил вперед правое бедро, нанизал себя на жгучую боль. Испанец попытался выдернуть клинок, Шарп ощутил, как сталь рвется из раны, но теперь у него было преимущество, его все еще несло вперед, и он обрушил на испанца тяжелую гарду палаша, вспорол лицо. Эль Католико выпустил оружие и отпрянул, Шарп метнулся следом с рапирой в ноге, Эль Католико попытался схватить ее, но промахнулся. Шарп рубанул испанца по предплечью, тот закричал, и стрелок тут же наискось двинул палашом назад. Тупой край с хрустом врезался в череп, и партизан рухнул.
Шарп замер. Снизу донесся зов:
– Капитан!
– Наверх! На крышу церкви!
Внизу, в переулке, раздался топот. Шарп предположил, что партизаны не решились вступить в неравную схватку и спасаются бегством. Он выпрямился и взялся за эфес рапиры. Рана отозвалась дикой болью, но стрелок уже понял, что ему повезло – клинок прошел сквозь мягкие ткани; крови, боли и страха было больше, чем настоящего вреда. Он сжал зубы и потянул – рапира выскользнула. Шарп подержал ее на вытянутых руках, чтобы ощутить великолепную балансировку, и подумал, что никогда бы не победил, если бы не бросился на идущее понизу острие, не лишил испанца главного преимущества – мастерства фехтовальщика.
Эль Католико застонал, не приходя в себя. Шарп подошел к своему врагу, припадая на окровавленную ногу. Глаза испанца были закрыты, веки слегка трепетали. Шарп приставил палаш к его горлу.
– Мясницкий инструмент, да? – Он давил, пока острие не встретило черепицу, а затем провернул клинок в ране и, чтобы его высвободить, ударил сапогом по шее мертвеца. – Это за Клода Харди.
Не будет в испанских горах феодальной страны – личного королевства Эль Католико.
Раздался стук в крышку люка.
– Кто?
– Сержант Харпер.
– Погоди.
Шарп сдвинул лестницу, крышка откинулась, и появился Харпер с чадящим факелом в руке. Ирландец поглядел сначала на своего командира, затем на труп.
– Боже, храни Ирландию! Что тут у вас, сэр? Пари? Поспорили, из кого больше крови вытечет?
– Он меня хотел прикончить.
У Харпера взлетели брови.
– Да что вы говорите! – Сержант с сомнением взглянул на мертвеца. – А ведь он был отличным фехтовальщиком, сэр, ей-же-ей. Как это вы управились?