Пухлое личико херувима как-то плохо вязалось с ужасом в подвале. Потофе, уразумевший, что убивать его не будут, благодарно кивал.
– Пошёл!
Настроение Шарпа улучшилось. По крайней мере, главарь гнусной банды попался.
Во дворе царил хаос. Как и ночью в монастыре, пленных разделили: мужчины – отдельно, женщины и дети – отдельно. Жёны звали мужей, ребятишки – отцов. Брань, ор, плач.
Лейтенант – стрелок нашёл Шарпа и отсалютовал:
– Капитан Фредериксон, сэр, ждёт дальнейших указаний.
– Где он?
– Наверху, сэр.
Лейтенант указал на донжон.
– Пусть оставит трёх парней сторожить спиртное, а сам берёт роту и двигается к сторожевой башне. Дезертиры там?
– Сбежали, сэр. Ещё до второго штурма замка.
– Вот и отлично.
Шарп дал бы в помощь Фредериксону кого-то из красномундирников, но, если стрелки были подчинены майору изначально, то распоряжаться фузилёрами через голову их старших офицеров он не имел права. И это возвращало его к проклятому вопросу: кто командовал атакой? Расспросы солдат ни к чему не привели. Фузилёры не видели Фартингдейла, ничего не слышали о Кинни. О единственном майоре полка, майоре Форде, вестей тоже не было.
– Так найдите его, чёрт возьми!
– Слушаюсь, сэр! – попавший под горячую руку сержант спешно ретировался.
Остывая, Шарп виновато пожаловался Харперу:
– Со вчерашнего дня росинки маковой во рту не было, вот и бешусь. Быка бы съел.
– Слушаюсь, сэр! Разрешите выполнять, сэр?
– Э, брось, Патрик. Обойдусь.
Вопреки вялым протестам Шарпа ирландец ушёл искать замковую кухню. Оставшись один, майор взобрался на обломки восточной стены, где всё ещё воняло горелым мясом. Жертвы жалкой битвы против жалкого врага и, что противно, битвы абсолютно ненужной. Орудия у сторожевой башни угрозы уже не представляют, мёртвых надо бы похоронить.
– Да, сэр… Конечно. Я прикажу…
Последнюю фразу Шарп, оказывается, произнёс вслух, поставив в тупик таким началом разговора капитана, карабкающегося к майору по закопченным камням.
– Вы – майор Шарп, сэр?
– Да.
Капитан отдал честь:
– Капитан Брукер, сэр. Гренадёрская рота.
– Весь ваш, капитан.
– Подполковник Кинни умер, сэр.
– Жаль.
Смерть валлийца по-настоящему огорчила Шарпа. Всего пару часов назад Кинни утверждал, что не желает никому смерти в Рождество, и на? тебе!
– Мне очень жаль, капитан.
– Нам тоже, сэр. Хороший был человек. Майор Форд погиб, сэр.
– Иисусе!
Брукер помялся и добавил:
– Выстрел в спину, сэр.
– Его не любили в полку, да?
– Что да, то да, сэр.
– Бывает.
Такое случалось. Шарп слышал о командире, умолявшем перед боем ненавидящих его подчинённых дать ему шанс пасть от вражеской пули. Просьбу исполнили.
– Лорд Фартингдейл?
– Как в воду канул, сэр.
Паркетный шаркун в полковничьем звании, сэр Огастес Фартингдейл, исчез; подполковник Кинни и майор Форд погибли, вся тяжесть ответственности за три роты стрелков, подразделение ракетчиков и потрёпанный фузилёрный полк легла на плечи Ричарда Шарпа, майора армии Его Величества в Испании и Португалии.
– Вы – старший из капитанов?
– Так точно, сэр.
– Одну роту – в монастырь, другую – в сторожевую башню к стрелкам.
– Ясно, сэр.
– Пошлите кого-нибудь вернуть вот тех болванов к монастырю.
Часть ракетчиков непонятно с какой радости понесло к деревне.
– Пленные, сэр?
– Заберите пленных из монастыря и вместе с прочими поместите в донжон. Да, разденьте их.
– Сэр?
– Разденьте. Снимите с них форму. Во-первых, права носить её они лишились, дезертировав, а, во-вторых, глупо замышлять побег, если на дворе – мороз, а на тебе нет штанов.
– Хорошо, сэр.
– И похороните мёртвых. Задействуйте пленных. Работать они могут в одежде. Хирург в полку есть?
– Есть, сэр.
– Пусть устраивается в монастыре. Раненых – к нему.
Первые два взвода стрелков Фредериксона входили в сторожевую башню. Спасибо тебе, Господи, за стрелков!
– Выполняйте, капитан. Потом отыщете меня, прикинем, что ещё мы упустили.
– Так точно, сэр.
Фартингдейл. Куда он, к бесу, запропастился? Там, где Шарп видел сэра Огастеса последний раз, трупов было много, но ничего похожего на попугайскую красно-чёрно-золотую форму Фартингдейла, равно, как и останков гнедого жеребчика, стрелок не заметил. Где же Фартингдейл, чёрт его дери?
Тревожный голос трубы разнёсся над долиной. Горнист протрубил с вершины донжона два сигнала, один за другим: девять нот – «Обнаружен противник!», и восемь нот – «Неприятельская кавалерия!»
Шарп сложил ладони лодочкой и окликнул трубача. Тот высунулся между зубцов.
– Где-е?
Солдат показал на восток.
– Кто-о?
– У-ла-ны-ы! Фран-цу-узы!
Новый супостат у Врат Господа.
Глава 14
Шарп, как ужаленный, мчался к монастырю:
– Капитан Джилиленд! Капитан Джилиленд!
Благодарение небесам, выпрячь лошадей они не успели!
– Двигайтесь к замку! Живо!
Из монастыря выскочил встрёпанный Джилиленд. Видя Шарпа, целого и невредимого, он разинул рот.
– Разворачивайте своих людей! В замок, быстро! Убирайте таратайку к чёртовой матери!
Шарп имел в виду телегу, перегораживающую въезд в замок. Джилиленд всё ещё пялился на Шарпа, и тот прикрикнул:
– Да шевелитесь же вы, ради Бога!
Повернувшись к тем ракетчикам, что сдуру покатили к деревне, он стал орать, размахивая руками, словно мельница лопастями:
– Пушкари! Пушкари! Назад!
Он оскорблял их, кричал на них, поворачивал их коняг, бесновался, будто весь ад во главе с Вельзевулом вселился в него, и постепенно его нервозность передалась ракетчикам.
– Живей, тетери сонные! Это же не похороны! Настёгивайте ваших кляч, вшивые калёки! Шевелитесь!
Атаки французов майор не боялся. С донжона заметили передовой разъезд основных сил, посланных сделать работу, которую ночью выполнили за них Шарп со стрелками: освободить заложниц. Ясно, кто взбудоражил дозорных поутру. Французы покрутились, доведались, что англичане их опередили, и теперь, видимо, ехали, чтобы под белым флагом получить своих дам обратно. Шарп не хотел засвечивать ракетчиков до срока. Если он ошибся, и французы завяжут бой, то хлопушки Джилиленда станут для них сюрпризом. Зная же о наличии у британцев странных устройств неясного назначения (непонятное – оно всегда пугает!), лягушатники будут осторожничать, и эффект неожиданности пропадёт.
Шарп обогнал первую повозку и рявкнул фузилёрам:
– Не стойте столбом! Оттаскивайте колымагу! Открывайте проход!
Фредериксон, палочка-выручалочка Фредериксон, проскользнул мимо красномундирников:
– Уланы, сэр. Зелёная форма с красной отделкой. С дюжину.
– Зелёное с красным?
– Императорская гвардия. Немцы.
Дно долины за Адрадосом резко опускалось, уходило влево, а затем вправо. Шарп не мог разглядеть пока всадников, следовательно, и они не видели вереницу загадочных повозок, въезжающих в замок.
Немецкие уланы. Германия была раздроблена на множество мелких королевств и курфюршеств. Половина из них сражалась за Наполеона, половина – против. Объединяло и тех, и других тевтонов одно: вне зависимости от цвета их флага бились они храбро. Шарп скомандовал Джилиленду:
– Спрячьте людей и оборудование в конюшне. Не спите, капитан, шевелитесь!
– Да, сэр.
Капитану Джилиленду было не по себе. До сего дня он привык мерить войну синусами и котангенсами, а не криками раненых и окоченелым безразличием трупов.
– Ваша рота на позиции? – Шарп переключился на Фредериксона.
– Почти, сэр. – последние стрелки подтягивались к башне.
– Я распорядился усилить вас ротой фузилёров, но, пожалуй, пошлю ещё одну. Учтите, даже если их командиры получили свои капитанские патенты одновременно с будущим императором Наполеоном Бонапартом, я уверен в том, что вы свой получили раньше. Ведь так?
По заведённому порядку среди офицеров равного чина старшим считался тот, кто получил звание раньше остальных. У Шарпа имелась веская причина требовать от Фредериксона лжи – командирским талантам одноглазого полукровки он доверял, тогда как тех офицеров он и в лицо-то не помнил.
Фредериксон понял его и улыбнулся:
– Так, сэр.
– И, Вильям… – первый раз Шарп назвал капитана по имени.
– Просто Билл, сэр.
– Готовьтесь к драке, Билл. Будет она или нет, но вы готовьтесь. Зубами вгрызитесь в холм.
– Вгрызусь, сэр.
Фредериксон относился к тому редкому сорту людей, которых опасность не повергает в уныние, а, наоборот, раззадоривает, выявляя в них лучшие черты характера, подобно случайному лучу света, превращающему тусклый осколок стекла в сияющее солнце.
После ухода одноокого заботы навалились на Шарпа с новой силой. Послать дополнительную роту фузилёров в башню, часть стрелков отрядить в обитель, разгрузить с повозок Джилиленда и распределить боеприпасы. Горниста из роты Кросса и двух прапорщиков он сделал посыльными, и всё равно находились идиоты, которым, чтоб штаны застегнуть, требовалось руководящее указание. Как доставить провизию в сторожевую башню? Что делать с ранцами в монастыре? Где брать верёвки, взамен порвавшихся, чтобы поднимать воду из колодца в замке? Шарп до хрипоты спорил, ругался, упрашивал, тревожно поглядывая в сторону селения.
Сержант Харпер, безмятежный, как скала, принёс командиру краюху хлеба, накрытую толстым ломтем баранины, и мех вина:
– Кушать подано, сэр. Извиняюсь, припозднился.
– Сам-то поел?
– От пуза, сэр.
Боже, как же он проголодался! Холодное мясо и щедро сдобренный маслом свежий хлеб казались вкуснейшими в свете яствами, каких и святые в ирии не едали. Подошедший сержант-фузилёр поинтересовался, надо ли опять загораживать въезд в замок. Шарп отрицательно покачал головой и указал с набитым ртом телеги на всякий держать под рукой. Другой посланец просил разрешения похоронить Кинни у самого устья перевала, в точке, откуда открывается прекрасный вид на зелёные холмы Португалии. Шарп не возражал.