Тимофеев легонько ткнул отверткой в одну из ниточек, которая отчего-то понравилась ему больше всех остальных, и она послушно отделилась от своего узелка. Ласковым движением Тимофеев подтолкнул ее в другое место схемы, и ниточка охотно подчинилась.
– И всего-то? – шепотом спросил Фомин.
– Все гениальное просто, – сказал Тимофеев. – А наши потомки будут далеко не глупыми. В нас пойдут.
– Хорошо бы – не только умом, – усмехнулся Фомин.
Тимофеев закрыл корпус блока, чуть помедлил, набираясь решимости, и нажал самую нижнюю кнопочку. В тот же миг передняя стенка Викиной усыпальницы с хлопком испарилась, и наружу хлынул тяжелый поток дурманящего газа. Перед глазами у Тимофеева все поплыло, веки налились чугуном, захотелось пристроиться прямо на холодном каменном полу и вздремнуть чуток…
– Отставить! – прикрикнул на него Фомин и резко встряхнул за плечо.
– Где мы?.. – пролепетал Тимофеев, трудно поводя квелыми глазами.
– Тимофеич, – взмолился Фомин. – Соберись, пожалуйста! Дома выспишься…
– И перекусить бы, – мечтательно добавил тот, понемногу приходя в чувство. – Бутербродиков. С колбаской!
Медленно утекали минуты, но девушка Вика все так же недвижно лежала на ковре зеленого дерна.
– Неужели обманул этот варан? – свирепо спросил Фомин и поискал Кощея взглядом.
Того нигде не было.
– Да нет, – сказал Тимофеев, мужественно сражаясь с зевотой. – Просто началась новая сказка.
– Какая еще сказка?..
– Обыкновенная. О спящей царевне.
Фомин в растерянности полез было за папиросой, но передумал.
– И что нам теперь делать? – осведомился он осторожно.
– Ну чудило! – воскликнул Тимофеев. – Будто не знаешь, как будят спящих царевен?!
27. Как будят спящих царевен
Фомин набрал полную грудь воздуха. Его рука непроизвольно дернулась к голове, чтобы поправить давно отсутствующий форменный берет. К его неудовольствию, попутно обнаружилось отсутствие аж двух пуговиц, необратимо потерянных где-то в сражениях с погаными чудищами. Бросая беспомощные взоры на подчеркнуто индифферентного Тимофеева, бывший морской пехотинец, староста курса, правильный мужик Николай Фомин ступил на пружинящий дерн и преклонил трясущиеся колени подле спящей Вики. Он испытывал примерно то же чувство, что и перед первым своим парашютным прыжком.
– Тебя еще недоставало! – сердито сказал он рискнувшему было напомнить о себе голодному желудку, и тот смущенно затих.
Тимофеев хихикнул и тут же с безмятежным видом стал изучать скрытые туманным полумраком своды Кощеевой хоромины.
Фомин нагнулся к золотистому облаку и, уже не стараясь унять бешеное головокружение, поцеловал Вику в теплые перламутровые губы. Сердце его скакало в груди, словно молодой барс в клетке. Фомин слегка отстранился, тревожно ожидая, что последует за этим его поступком…
И кубарем полетел от не по-женски тяжелой затрещины.
Застигнутый врасплох таким далеко не сказочным поворотом событий, Тимофеев ринулся на помощь поверженному другу, но некстати зацепился ногой за чемодан и упал головой в ретромотив. Девушка Вика уже не лежала, а разъяренной дикой кошкой нависла над распростертым Фоминым, притиснув его коленом к земле и сдавив ему горло удушающим захватом, при виде которого заплакал бы счастливыми слезами самый изощренный мастер дзюдо.
– Простите… – засипел Фомин голосом порожнего сифона. – Я не хотел…
– Ой, – удивленно сказала Вика. – Это не Кощей… Кто же вы?
– Отпустите его! – орал Тимофеев, пытаясь выпутаться из ретромотива. – Это мой друг, он ни при чем! Он хороший человек, а во всем виноват я, давите меня, если надо!
– Да вас двое, – поразилась Вика, освобождая горло уже посиневшего Фомина. – И я вас где-то видела.
– Я Тимофеев, – сердито сказал народный умелец, принимая наконец подобающее разумному существу вертикальное положение. – А это Николай Фомин. Дело о реструкторе, вторая половина двадцатого века.
– И вы пришли меня спасти?! – Вика переводила пожароопасный взгляд с одного доброго молодца на другого. – Именно вы?..
– Вас разыскивал весь Институт виртуальной истории, – пояснил Тимофеев. – Но им не повезло.
– Но откуда вы вообще знаете о моем исчезновении?
– От Тахиона, разумеется. Долго объяснять… Николай, да что ты молчишь, наконец?!
– Вы хотите мне что-то сказать? – спросила Вика потрясенного Фомина.
– Да, – проговорил тот и покраснел. – Дело в том, что… ну, в общем… Не время сейчас, наверное, о таких пустяках. Главное – что вы живы и можете вернуться домой.
– Дубина! – завопил Тимофеев. – Самое время! Это всегда вовремя!
– Не совсем понимаю, что происходит, – призналась Вика.
– Я люблю вас, – почти шепотом сказал Фомин. – Это называется – с первого взгляда. Раньше я думал – ерунда, фантастика. Пока самого не прижало… Поэтому мы здесь. Теперь вы все знаете, и мне уже легче. И можно, я встану?
– Да конечно же, – спохватилась Вика, убирая колено с фоминской груди. – Вероятно, я обязана вам жизнью… Что мне ответить вам?
– Ничего не нужно, – промолвил Фомин, умиротворенно улыбаясь. – Это только в сказках царевны обязаны немедля втрескаться в богатыря-избавителя. Вы не царевна, а я – далеко не богатырь. Жили бы вы в нашем городе, были бы рядом… Узнали бы меня получше… Но это невозможно. Поэтому просто запомните, что в двадцатом веке есть один человек, который за вас открутит башку любому динозавру. Потому что вы сама лучшая в мире. Во все времена…
– Это я-то! – смутилась Вика. – Лучшая в мире… Знаете, меня в наше время считают дурнушкой, уродиной. В глаза не говорят, но я чувствую: жалеют.
– Нифига себе уродина, – буркнул под нос Тимофеев.
– Коля, – сказала Вика. – Простите меня. Сильно я вас задела?
– Пустяки, – радостно проговорил Фомин и потрогал синяк на скуле.
– Идите сюда, я сниму боль.
Фомин, зажмурившись, чуть придвинулся к девушке. На бархатных щеках Неземной Красавицы заиграл румянец, золотое облако окутало Фомина, и он с замиранием сердца ощутил поцелуй в побитое место. Мрачные стены Кощеевой хоромины рухнули, злобные ящеры рассыпались мелким прахом, рассеялся вонючий туман, и дождь счастливых солнечных лучей пролился на возрождающийся мир…
– Вы меня извините, – вмешался Тимофеев, – но пора отсюда сматываться. Не нравится мне, что Кощей куда-то пропал. Как бы пакость какую не затеял. А нам еще на стену лезть.
– Не надо на стену, – сказала Вика. – Вся эта дурацкая лестница задумана в качестве западни, и вы в нее угодили. Сам Кощей пользуется другим ходом.
Тимофеев со вздохом облегчения подхватил свой чемодан. Фомин, беспричинно улыбаясь, вскинул на плечо ретромотив. А когда он почувствовал в своей руке маленькую, но, как уже имел повод убедиться, сильную ладошку Вики, то осознал, что в гробу он видел всех этих динозавров и, если потребуется, сотрет в порошок Кощея вкупе с его хороминой без помощи каких-либо технических средств.
Они подбежали к стене, совершенно глухой на вид и даже слегка замшелой. Вика с силой нажала на выступающий из неряшливой кладки булыжник, и целая гранитная плита беззвучно отошла прочь. Тимофеев уходил последним. Он с сожалением бросил прощальный взгляд на адское сонмище дрыхнувших демонов, полагая, что никогда в жизни не увидит больше ничего похожего…
За секунду до того, как плита вернулась на место, ему почудилось, будто мертвенное сияние в Кощеевом паноптикуме несколько раз мигнуло и померкло.
28. Все ли так благополучно, как кажется
– Скорее, – торопила Вика. – Главное – до темноты выбраться из Кощеевой Мороки, за ней он нас не достанет.
– По-моему, гораздо проще сесть на ретромотив и сделать дедушке Кощею ручкой, – ворчал Тимофеев, привычно воюя с чемоданом.
– Не проще, – отвечала Вика. – Вы забыли, что наш финиш состоялся в седьмом веке нашей эры. Но пока мы здесь – мы в меловом периоде мезозоя. Никакая темпоральная техника не может финишировать в одной эпохе, а возвращаться из другой. Она попросту развалится! И это тоже одна из уловок Кощея…
Тимофеев похолодел и даже остановился. Он вдруг вспомнил, как они с Фоминым сидели верхом на ретромотиве и довольно-таки беспечно ждали, когда тарбозавр отыщет их в тумане.
– Виктор, ты чего? – на ходу обернулся Фомин.
– Ничего, – пробормотал Тимофеев. – Пятки вдруг зачесались.
Они бежали по Калинову мосту, спотыкаясь о мокрые сучья, оскальзываясь и бережно поддерживая друг дружку. Мутный Бурлан хлестал в них ледяными брызгами, свинцовые тучи тумана застили путь. Сгущались колдовские доисторические сумерки.
Первым с моста спрыгнул Фомин, принял в свои могучие руки и осторожно опустил на изъеденный волнами такыр девушку Вику.
– Сейчас мы тут поплутаем… – ворчал Тимофеев, сползая между раскоряченных узловатых корней. – Хорошо еще, если этот псих не спустит на нас какого-нибудь нового тарбозавра.
– Плутать не будем, – уверенно сказала Вика. – Я знаю, как отсюда выходить.
– Тихо! – вдруг скомандовал Фомин. – Вам ничего не кажется?
– Ничего, – пожал плечами Тимофеев. – А в чем дело?
– По-моему, туман оседает, – заметила Вика.
– И еще звуки какие-то, – добавил Фомин, озираясь. – Будто вдали объявили боевую тревогу.
– Глядите, солнце! – радостно закричал Тимофеев.
И впервые за те долгие часы, что провели они в Кощеевой Мороке, сквозь гадкое марево прорезался мутно-красный диск предзакатного солнца. С каждым мигом он все сильнее наливался привычным жаром. Над стремительно таявшим туманом вставал далекий частокол соснового леса. Обнажившаяся такыровая плешь, стиснутая со всех сторон волнующимся морем некошеной травы, оказалась чуть больше футбольного поля. Ожили и заиграли веселыми бликами некогда трупные воды Бурлана. Через все небо проплыла, вольготно взмахивая мощными крылами, крупная птица.
– Ура! – возликовал Тимофеев. – Кощеевой Мороке конец!
– Чему ты обрадовался? – спросил Фомин. – Это же и нам конец.