Видит она тут, что правилен его ответ и верен довод в этом деле, встает и принимает его радушно. Оставался он там три ночи, и спали они на одной постели. Он берет меч Грам и кладет его обнаженным между собой и ею. Она спрашивает, почему он так поступает. Он отвечает, что так суждено ему справить свадьбу со своею женой или же принять смерть. В ту пору взял он у нее перстень тот, который подарил ей прежде, и дал ей другой из наследия Фафнира.
После этого поехал он обратно через тот же огонь к своим товарищам, и снова поменялись они обличиями, а потом поехали в Хлюмдалир и рассказали, как было дело.
В тот же самый день поехала Брюнхильд домой, к пестуну своему и доверила ему, что пришел к ней конунг — «и проскакал сквозь мое полымя и сказал, что приехал на мне жениться и назвался Гуннаром; а я говорю, что это мог совершить один только Сигурд, которому дала я клятву на горе той, и он — мой первый муж». Хеймир сказал, что другого исхода нет. Брюнхильд молвила:
— Дочь моя от Сигурда, Аслауг, пусть воспитывается здесь у тебя.
Едут тогда конунги домой; а Брюнхильд отправилась к отцу свому. Гримхильд принимает их радушно и благодарит Сигурда за помощь. Вот приготовили пир, и съехалось туда множество гостей. Прибыл Будли-конунг с дочерью и сыном Атли, и длился тот пир много дней. А когда кончился пир, вспомнил тут Сигурд о всех клятвах, которыми обменялся он с Брюнхильд, но не подал виду. Брюнхильд и Гуннар сидели рядом в веселии и пили доброе вино.
XXX. Спор королев тех, Брюнхильд и Гудрун
В некий день, когда поехали они обе на реку купаться, зашла тут Брюнхильд дальше в воду. Гудрун спросила, как ей это удалось. Брюнхильд говорит:
— Почему мне в этом равняться с тобою, если ни в чем ином мы не равны. Думается мне, что отец мой могущественнее твоего, и муж совершил много подвигов и проехал сквозь огонь горючий, а твой мужик был рабом у Хьяльпрека-конунга,
Гудрун отвечает во гневе:
— Умнее бы ты была, если бы молчала, чем порочить мужа моего. Все люди говорят, что не бывало на свете людей подобных ему ни в одном деле. А тебе и вовсе не пристало его чернить, потому что он первый тебя познал; это он убил Фафнира и проехал сквозь полымя то (а ты думала, что это Гуннар-конунг) и спал он с тобой и снял с руки у тебя перстень тот Андваранаут, — и можешь его, если хочешь узнать.
Тут видит Брюнхильд перстень и узнает его… и тут побледнела она, словно мертвая. Пошла Брюнхильд домой и весь вечер не проронила ни слова. А когда Сигурд лег в постель, спросила Гудрун:
— Почему так печальна Брюнхильд?
Сигурд отвечает:
— Не знаю я точно, но сдается мне, что вскоре мы больше узнаем.
Гудрун молвила:
— Почему не радуется она богатству и счастью и похвалам всех людей, и тому, что получила мужа по своей воле.
Сигурд молвил:
— А разве она не сказала, что владеет мужем, отменнейшим из всех, кроме того, за которого бы она охотнее всего вышла?
Гудрун отвечает:
— Завтра утром я спрошу, за кого она пошла бы охотнее всего.
Сигурд отвечает:
— Это я тебе запрещаю, и раскаешься ты, если спросишь.
А наутро сидели они в тереме, и Брюнхильд была молчалива.
Тогда молвила Гудрун:
— Развеселись, Брюнхильд! Сердишься ты за наш вчерашний разговор, или что другое тебя печалит?
Брюнхильд отвечает:
— Одна лишь злоба в тебе говорит, и свирепое у тебя сердце.
— Не суди так, — говорит Гудрун, — а лучше скажи, что у тебя на душе.
Брюнхильд отвечает:
— Одно только скажу тебе: лучше было бы, если бы ты знала, что приличествует знатным женам; и хорошо тогда наслаждаться благом, когда все вершится по вашей воле.
Гудрун отвечает:
— В чем ты нас упрекаешь? Мы не сделали вам никакого зла.
Брюнхильд отвечает:
— Заплатишь ты за то, что Сигурд — твой муж; и не потерплю я, чтобы ты владела им и золотом тем великим.
Гудрун отвечает:
— Не знала я о вашей тайности, и властен был отец мой избрать мне мужа, не спросясь у тебя.
Брюнхильд отвечает:
— Не было у нас никакой тайности, а дали мы друг другу клятву; и вы знаете, что обманули меня, и будет за это месть.
Гудрун отвечает:
— Лучшего мужа ты добыла, чем тебе подобает; но нелегко будет унять твою гордыню, и многие от нее потерпят.
— Была бы я довольна, — говорит Брюнхильд, — если бы муж твой не был лучше моего.
Гудрун отвечает:
— Так хорош твой муж, что неизвестно, кто из двоих больший конунг, и довольно у тебя земли и богатства.
Брюнхильд отвечает:
— Сигурд убил Фафнира, а это дороже стоит, чем вся держава Гуннара-конунга, как в песне поется:
Сигурд змея сразил,
и слава об этом
Не может померкнуть
до гибели мира,
А твой родич
слишком был робок,
Чтоб прыгнуть сквозь пламя
иль прямо проехать.
Гудрун отвечает:
— Грани не захотел идти в огонь под Гуннаром-конунгом; а сам он не боялся, и нельзя обвинить его в робости.
Брюнхильд отвечает:
— Не скрою, что не желаю я Гримхильд добра.
Гудрун отвечает:
— Не поноси ее, потому что она обходится с тобой как с родной дочерью.
Брюнхильд отвечает:
— Она — виновница всей скорби, что меня гложет; она поднесла Сигурду коварную брагу, так что позабыл он даже имя мое.
Гудрун отвечает:
— Много недобрых слов говоришь ты, и великая это ложь.
Брюнхильд отвечает:
— Наслаждайтесь же с Сигурдом так, будто вы меня не обманули. Брак ваш — нечестен, и да будет с вами, как я замыслила.
Гудрун отвечает:
— Слаще мне будет, чем тебе угодно, и никто не добьется того, чтобы хоть раз кто-нибудь полюбился ему больше меня.
Брюнхильд отвечает:
— Злобно ты говоришь, и раскаешься ты в том, что вылетает у тебя изо рта, но не будем браниться.
Гудрун говорит:
— Ты первая бросила в меня бранным словом. Теперь ты прикинулась, будто хочешь уладить дело миром, но под этим кроется злоба.
— Бросим ненужную болтовню, — говорит Брюнхильд. — Долго я молчала об обиде, что жила у меня в груди; но люблю я только твоего брата… и давай говорить о другом.
Гудрун отвечает:
— Много дальше идут твои мысли.
И стряслось великое горе от того, что поехали они на реку и узнала Брюнхильд перстень тот, и случилась у них эта распря.
XXXI. Разрослось горе Брюнхильд
После того ложится Брюнхильд в постель, и доходит весть до Гуннара-конунга, что Брюнхильд хворает. Он едет к ней и спрашивает, что с ней приключилось, но она не отвечает ни слова и лежит словно мертвая. А когда он стал спрашивать настойчиво, она ответила:
— Что сделал ты с перстнем тем, что я дала тебе, а сама получила от Будли-конунга при последнем расставании? Вы, Гьюкунги, пришли к нему и грозили войной и огнем, если вам меня не отдадут. В ту пору позвал меня отец на беседу и спросил, кого я выберу из тех, что прибыли; а я хотела оборонять землю и быть воеводой над третью дружины. Он же велел мне выбирать; либо выйти за того, кого он назначит, либо лишиться всего имения и его приязни. Говорил он, что больше будет мне пользы от любви его, чем от гнева. Тут я стала размышлять про себя, должна ли я исполнить его волю или убить многих мужей. Решила я, что не в силах бороться с отцом, и кончилось тем, что обрекла я себя тому, кто прискачет на коне том Грани с наследием Фафнира и проедет сквозь полымя мое и убьет тех людей, которых я назначу. И вот никто не посмел проехать, кроме Сигурда одного. Он проскакал сквозь огонь, потому что хватило у него мужества. Это он убил змея, и Регина, и пятерых конунгов, а не ты, Гуннар, что побледнел, как труп: не конунг ты и не витязь. Я же дала зарок у отца моего в доме, что полюблю лишь того, кто всех славнее, а это — Сигурд. А теперь я — клятвопреступница, потому что не с ним я живу; и за это замыслила я твою смерть и должна я отплатить Гримхильд за зло: нет женщины бессердечнее ее и злее.
Гуннар отвечает так, что никто не слышал:
— Много остудных слов ты молвила, и злобная же ты женщина, если порочишь ту, что много лучше тебя: не роптала она на судьбу, как ты, не тревожила мертвых35, никого не убила и живет похвально.
Брюнхильд отвечает:
— Я не совершала тайнодействий и дел нечестивых, не такова моя природа, но охотнее всего я убила бы тебя.
Тут она хотела убить Гуннара-конунга, но Хёгни связал ей руки. Она сказала:
— Брось думать обо мне, ибо никогда больше не увидишь ты меня веселой в своей палате: не стану я ни пить, ни играть в тавлеи, ни вести разумные речи, ни вышивать золотом по добрым тканям, ни давать вам советы.
Почитала она за величайшую обиду, что не достался ей Сигурд. Она села и так ударила по своим пальцам, что они разлетелись, и приказала запереть теремные двери, чтобы не разносились далеко горестные ее речи. И вот настала великая скорбь, и узнал об этом весь дом. Гудрун спрашивает девушек своих, почему они так невеселы и хмуры — «и что с вами деется, и отчего ходите вы, как полоумные, и какая бука вас испугала».
Отвечает ей одна челядинка, по имени Свафрлёд:
— Несчастный нынче день: палата наша полна скорби.
Тогда молвила Гудрун своей подруге:
— Вставай! Долго мы спали! Разбуди Брюнхильд, сядем за пяльцы и будем веселы.
— Не придется мне, — сказала та, — ни разбудить ее, ни говорить с нею; много дней не пила она ни вина ни меда, и постиг ее гнев богов.
Тогда молвила Гудрун Гуннару:
— Пойди к ней, — говорит она, — скажи, что огорчает нас ее горесть.
Гуннар отвечает:
— Запрещено мне к ней входить и делить с ней благо.
Все же идет Гуннар к ней и всячески старается с ней заговорить, но не получает ответа; возвращается он и встречает Хёгни и просит его посетить ее; а тот отвечал, что не хочет, но все-таки пошел и ничего от нее не добился. Разыскали тогда Сигурда и попросили зайти к ней; он ничего не ответил, и так прошел день до вечера. А на другой день, вернувшись с охоты, вошел он к Гудрун и молвил: