Гуннхильд сказала:
– Теперь я вижу, Аринбьярн, что тебе милее Эгиль, чем конунг Эйрик. Если Эгиль получит пощаду на неделю, он успеет уйти к конунгу Адальстейну. Конунг Эйрик может видеть теперь, что он слабее всех конунгов, хотя еще недавно никто бы не поверил, что у конунга Эйрика нет ни желанья, ни силы, чтобы отомстить за оскорбление такому человеку, как Эгиль.
Аринбьярн. отвечал.
– Никто не сочтет Эйрика более могущественным, если он убьет отдавшегося в его руки сына чужеземного бонда. Но если уж он хочет прославиться этим, то я пологу ему сделать это событие достойным предания. Эгнпь и я, мы будем помогать друг другу, так что придется биться с нами обоими. Смерть Эгиля обойдется вам дорого, конунг, потому что на поле битвы останемся мы все, я и мои люди. Я не ждал от вас, что вы скорее позволите убить меня, чем сохранить жизнь человеку, о котором я прошу.
Тогда конунг сказал:
– Уж очень горячо ты стараешься помочь Эгилю, Аринбьярн. Я не хотел бы погубить тебя, даже если ты готов отдать свою жизнь ради того, чтобы жил Эгиль. Эгиль очень виноват передо мной, что бы я ни велел сделать с ним.
Когда конунг сказал это, Эгиль вышел вперед и начал свою песнь. Он говорил громко, и наступила тишина.
LXI
Пока Эгиль говорил свою хвалебную песнь, конунг Эйрик сидел выпрямившись и пристально смотрел на него. Когда песнь кончилась, конунг сказал:
– Песнь исполнена превосходно. Я решил теперь, Аринбьярн, как поступить с Эгилем. Ты так горячо защищал его, что хотел даже стать мне врагом. Так пусть будет по-твоему, пусть Эгиль уйдет от меня целый и невредимый. Но ты, Эгиль, вперед путешествуй так, чтобы, покинув сейчас эту палату, ты больше никогда не попадался на глаза ни мне, ни моим сыновьям. Не попадайся никогда ни мне, ни моим людям, а на этот раз я подарю тебе жизнь. Я не сделаю тебе зла потому, что ты сам отдался мне во власть, но знай, что это не примирение со мной, с моими сыновьями или нашими родичами, если они захотят осуществить справедливую месть.
Тогда Эгиль сказал:
Голову я
Не прочь получить:
Пусть безобразна,
Но мне дорога.
Эйрик достойный
Мне отдал ее, —
Кто получал
Подарок богаче!
Аринбьярн торжественно поблагодарил конунга за честь и дружбу, которые тот ему оказал. Потом Эгиль и Аринбьярн отправились к Аринбьярну. Аринбьярн велел своим людям седлать лошадей и выехал с Эгилем. Их сопровождало сто двадцать хорошо вооруженных людей. Аринбьярн ехал вместе с отрядом, пока они не приехали к конунгу Адальстейну. Там их приняли хорошо. Конунг предложил Эгилю остаться у него и спросил, что произошло у него с конунгом Эйриком. Тогда Эгиль сказал:
Щедрый вождь дружины
Мне глаза оставил
С черными бровями, —
Подарил он жизнь мне.
Арипбьярна смелость
Помогла немало:
Основаньем шлема[72]
Снова я владею.
При расставании Эгиль дал Аринбьярну оба золотых запястья, которые ему подарил конунг Адальстейн. Каждое весило марку. Аринбьярн подарил Эгилю меч, который назывался Драгвандиль. Торольв, сын Скаллагрима, дал его Аринбьярну, а раньше его получил Скаллагрим от своего брата Торольва, а Торольву этот меч дал Грим Бородач, сын Кетиля Лосося. Кетиль Лосось владел этим мечом и обнажал его на поединках. Это был острейший из мечей.
Аринбьярн и Эгиль расстались добрыми друзьями, и Аринбьярн вернулся домой, в Йорк, к конунгу Эйрику. А товарищей Эгиля и его гребцов никто не трогал, и под защитой Аринбьярна они могли продать свои товары. К концу зимы они отправились на ют, в Англию, и приехали к Эгилю.
LXII
Жил в Норвегии лендрман по имени Эйрик Мудрый. Он был женат на Торе, дочери херсира Торира, сестре Аринбьярна. У него были владения на востоке, в Вике. Это был очень богатый, уважаемый и умный человек. Сына его и Торы звали Торстейн. Его воспитал Аринбьярн, и он был уже взрослый. Он поехал о Аринбьярном в Англию.
Той осенью, когда Эгиль приехал в Англию, из Норвегии пришло известие, что Эйрик Мудрый умер, а его наследство забрали управители конунга Хакона и объявили его имуществом конунга. Когда Аринбьярн и Торстейн узнали об этом, они решили, что Торстейн поедет в Норвегию и будет добиваться своего наследства. А когда наступила весна и люди, собиравшиеся за море, уже готовили корабли, Торстейн поехал на юг, в Лондон, и явился к конунгу Адальстейну. Он показал конунгу верительные знаки и передал послание от Аринбьярна к конунгу, а также к Эгилю. Эгиль должен был ходатайствовать перед конунгом Адальстейном и просить его послать весть конунгу Хакону, своему воспитаннику, чтобы Торстейн получил свое наследство в Норвегии. Конунг Адальстейн легко согласился на это, так как знал Аринбьярна с хорошей стороны. Тогда Эгиль заговорил с конунгом Адальстейном и сообщил ему о своих намерениях.
– Летом, – сказал он, – я хочу поехать в Норвегию за тем добром, которое отняли у меня конунг Эйрик и Берганунд. Им владеет теперь Атли Короткий, брат Берганунда. Я знаю, что если до конунга дойдут ваши слова, то я добьюсь своего права.
Конунг ответил, что Эгиль волен ехать, если хочет.
– Хотя, – добавил он, – я бы предпочел, чтобы ты остался у меня и стал защитником моей страны и вождем моего войска. Я щедро вознагражу тебя.
Эгиль сказал:
– Это предложение очень заманчиво. Я на него согласен и не хочу от него отказываться. Но сначала я хотел бы съездить в Исландию навестить жену и присмотреть за своим добром.
Конунг Адальстейн дал Эгилю большой торговый корабль вместе с грузом. Там была пшеница и мед и много Другого добра. Когда Эгиль снарядил свой корабль, с ним решил ехать Торстейн, о котором говорилось раньше и которого позже стали звать сыном Торы. Собравшись, они отплыли. Конунг Адальстейн и Эгиль расстались большими друзьями.
Путешествие Эгиля и Торстейна прошло благополучно. Они подошли к Вику и направили корабль в Ослофьорд. Там у Торстейна были владения, а также и дальше в глубине страны, в Раумарики. Когда Торстейн приехал в Норвегию, он потребовал, чтобы управители конунга, жившие в его владениях, вернули ему отцовское наследство. Многие помогали Торстейну при этом. Он встречался со многими людьми. Здесь у него было немало знатных родичей. Наконец дело было передано на решение конунга, а Торстейну было поручено управление добром, которым владел его отец. Эгиль поехал на зиму к Торстейну. С ним было одиннадцать человек. Он велел переправить в дом Торстейна пшеницу и мед. Они весело провели зиму. Торстейн жил на широкую ногу, потому что имел большие запасы.
LXIII
Как уже было сказано, Норвегией правил тогда конунг Хакон, воспитанник Адальстейна. Ту зиму он провел на севере, в Трандхейме.
В конце зимы Торстейн пустился в путь, и Эгиль вместе с ним. У них было около трех десятков человек. Когда они собрались, то поехали сначала в Уппланд, оттуда – на север, через Доврафьялль, в Трандхейм, и там явились к конунгу Хакону. Они рассказали конунгу, с чем приехали. Торстейн объяснил свое дело и привел свидетелей, подтвердивших, что ему принадлежало все то наследство, которого он добивался. Конунг принял его речь хорошо, вернул ему его собственность, и, кроме того, Торстейн стал лендрманом конунга, как раньше – его отец.
Тогда выступил перед конунгом Эгиль и объяснил свое дело, а также передал слова конунга Адальстейна и его верительные знаки. Эгиль добивался того имущества – земель и другого добра, – которым раньше владел Бьярн. Он требовал половину всего этого имущества для себя и жены своей Асгерд, предлагал выставить свидетелей и принести клятву по своему делу. Он сказал, что обращался со всем этим к конунгу Эйрику, и добавил, что законных прав не добился из-за самовластия Эйрика и козней Гуннхильд. Эгиль описал, как происходило дело на Гулатинге. Он просил конунга решить это дело, как того требовал закон.
Конунг Хакон отвечает:
– Слыхал я, как брат мой Эйрик и Гуннхильд говорили что ты, Эгиль, надеешься метнуть больший камень, чем тебе по силам. Я думаю, ты можешь быть доволен, Эгиль, что я не вмешался в это дело, поскольку нам с Эйриком не было суждено жить в согласии.
Эгиль ответил:
– Ты не должен, конунг, молчать в таких важных делах, потому что все здесь в стране, и свои и иноземцы, прислушиваются к вашим решениям. Я слышал, что вы установили законы и права для всех здесь в стране, и я знаю, что вы мне предоставите защиту закона, как и всем другим. Думается, я не уступаю Атли Короткому ни знатностью, ни силою рода здесь в стране. А о делах наших с конунгом Эйриком надо вам сказать, что я был у него, и мы расстались так, что он отпустил меня ехать с миром, куда я хочу. Я хотел бы, государь, предложить вам свою службу. Я знаю, ваши люди не окажутся храбрее меня, и я чувствую, что недолго ждать, пока вам придется столкнуться с конунгом Эйриком, если ваш возраст позволит вам дождаться этого. Странно будет, я думаю, если тебе со временем не покажется, что у Гуннхильд слишком много сыновей.
Конунг говорит:
– Ты не станешь моим дружинником, Эгиль. Слишком широкую брешь твои родичи прорубили в нашем роде, чтоб тебе можно было оставаться здесь в стране. Поезжай-ка ты в Исландию и оставайся там на отцовской земле. Тогда не будет тебе никакого вреда от нашего рода. А здесь в стране всю твою жизнь, надо думать, наши родичи будут самыми могущественными. Но ради конунга Адальстейна, моего воспитателя, ты будешь иметь право жить здесь, и будут тебе закон и защита, потому что я знаю, что конунг Адальстейн очень любит тебя.
Эгиль поблагодарил конунга за его слова и просил, чтобы конунг дал ему свои верительные знаки к Торду в Аурланде или к другим своим лендрманам в Согне и Хардаланде. Конунг сказал, что он их ему даст.