При всем несходстве эпизодов, в одном из которых приводится описание реальных военных действий византийского императора, а другой переносит читателя в мир фантастический, где люди борются с великаном, нельзя не отметить параллельную схему их построения. Отмечается неприступность крепости/прочная постройка жилища; визуальный осмотр помогает найти в ней слабое место (башни в городе/глиняный столб в жилище великана); разрушение этой конструкции путем подкопа (подкоп под башни/частичное обрушивание столба); установка временных подпор, чтобы конструкция не обрушилась раньше необходимого времени (деревянные опоры в «Истории» Льва Диакона/большие камни в саге); выбор момента, когда противник находится в наиболее уязвимом месте (люди на башнях в Мопсуэстии/великан в доме); устранение временных опор, вследствие чего все сооружение обрушивается и враг гибнет.
Для современного читателя эпизод саги, в котором действуют не реальные люди – противники главного героя, но великан – существо из другого круга литературных героев, кажется нелепым и, на наш взгляд, ведет к художественному снижению всего эпизода. Однако не следует забывать, что для средневекового читателя в Исландии великан был привычным персонажем многих саг и произведений фольклора. В их глазах, по-видимому, такого снижения не происходило.
В данном случае, как и в ряде других, когда мы обнаруживаем параллели с сообщениями западноевропейских источников, вряд ли справедливо утверждать, что при создании «Саги об Ингваре» использовались тексты византийских или латиноязычных авторов. Наиболее вероятным предположением мне кажется возможность существования рассказов такого рода в дружинной среде, которая и могла являться источником подобных сведений на скандинавском севере. Я имею в виду в первую очередь варяжский корпус византийского императора. Норманны, служившие там, несомненно, приносили рассказы о наиболее интересных хитростях и приемах ведения военных действий к себе на родину.
Нельзя исключить того, что в устной передаче в Византии могла бытовать в сокращенном виде история Полифема из «Одиссеи» (книга IX) Гомера, которая обросла дополнительными подробностями, заимствованными из устных рассказов о боевых подвигах византийских воинов.
96Они оттащили ногу к кораблю и засолили в белой соли. – Стремление некоторых авторов найти правдоподобные объяснения деталям, упомянутым в саге, в ряде случаев доходят до абсурда. Так, Х. Эллис Дэвидсон обращает внимание на эпизод, в котором сообщается, что люди Ингвара отрубили ногу великана, а затем засолили в белой соли, и предлагает свое объяснение. Автор полагает, что норманны могли видеть обломок ноги громадной античной мраморной статуи, которую они приняли за отчлененную ногу великана (Ellis Davidson 1976. P. 169. Примеч. 1).
97…из освященной трутницы (med uigdu ellzuirki). – Трутница – жестяная или какая-либо иная коробочка, в которой держат жженый ветошный трут и кремень с огнивом (Даль 1902–1909. Т. 4. Стб. 857).
98А когда викинги встретили сильное сопротивление, то принялись они раздувать кузнечными мехами ту печь, в которой был огонь, и от этого возник сильный грохот. Там находилась медная труба, и из нее полетел большой огонь на один корабль, и он в считанные минуты сгорел дотла. – Ингвар, проплыв далеко по «большой реке», в конце концов оказывается в городе Гелиополе, последнем городе на своем пути, в котором он знакомится с его правителем Юльвом. Из рассказов этого человека Ингвар узнает о дьявольском оружии, использовавшимся против мореплавателей промышлявшими поблизости разбойниками, а вскоре Ингвар и его отряд были вовлечены в сражение, в котором против них было применено это оружие. Исследователи полагают, что данное сообщение «Саги об Ингваре» может быть сопоставлено с описанием «греческого огня» у византийских авторов.
«Греческий огонь» – особая смесь серы, смолы, селитры и нефти – был опасным оружием византийцев, секрет изготовления которого, как полагают исследователи, они узнали от арабов, «владевших тайнами пиротехники Востока» (Лучицкая 2001. С. 214), и держали в строжайшей тайне. Даже в X в. – через три столетия после изобретения этого оружия – Константин Багрянородный наставлял своего сына Романа, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не раскрывал никому этого секрета:
«Дóлжно, чтобы ты […] проявлял попечение и заботу о жидком огне, выбрасываемом через сифоны. Если кто-нибудь когда-нибудь дерзнет попросить и его, как многократно просили у нас, ты мог бы возразить и отказать в таких выражениях: “И в этом также [Бог] через ангела просветил и наставил великого первого василевса-христианина, святого Константина. Одновременно он получил и великие наказы о сем от того ангела, как мы точно осведомлены отцами и дедами, чтобы он изготовлялся только у христиан и только в том городе, в котором они царствуют, – и никоим образом не в каком ином месте, а также чтобы никакой другой народ не получил его и не был обучен [его приготовлению]. Посему сей великий василевс, наставляя в этом своих преемников, приказал начертать на престоле церкви Божией проклятия, дабы дерзнувший дать огонь другому народу ни христианином не почитался, ни достойным какой-либо чести или власти не признавался […]”» (Константин Багрянородный 1989. С. 57, 59).
Впервые примененный в 678 г. (Лев Диакон. С. 168), «греческий огонь» стал необходимой частью вооружения крупных боевых судов – дромонов, нередко называемых в византийских источниках «огненосными судами». О том, что в X в. использование «жидкого огня» на море было широко распространено, свидетельствует, в частности, многочисленность упоминаний судов, оснащенных им, в «Истории» Льва Диакона (С. 8, 9, 28, 38, 76, 79 и др.). Однако греческий огонь мог успешно применяться не только на море, но и на суше. Особенностью этого оружия было то, что огонь можно было посылать практически в любом направлении.
Не вызывает сомнения, что во включенном в «Сагу об Ингваре» рассказе содержится описание механизма действия «греческого огня». Как следует из текста, смесь (состоявшая, как мы знаем, из разных легковоспламеняющихся компонентов) разогревалась в (или на) специальных печах, огонь в которых быстро раздувался мехами. Рядом были установлены медные трубы, через которые подогретая и разжижившаяся (что следует из названия, используемого в византийских памятниках, – «жидкий огонь») смесь выбрасывалась на находящийся невдалеке корабль противника. Горящая смесь вызывала сильный пожар на судне. Х. Эллис Дэвидсон отмечает, что в сражениях с применением «греческого огня» скандинавские суда были особенно уязвимы, поскольку методы ведения боя викингов строились на максимальном приближении к судну противника, чтобы обеспечить взятие его на абордаж и последующий переход команды викингов на судно противника. В такой ситуации, когда суда норманнов подходили близко к греческим, они становились легкой добычей последних (Ellis Davidson 1976. P. 277). Подробно о «греческом огне» см.: Partington 1960; Ellis Davidson 1973; Ellis Davidson 1976. P. 170–172, 276–278; Лучицкая 2001. С. 214–217.
Против русского войска «греческий огонь» был впервые – насколько нам известно – применен византийцами во время похода князя Игоря 941 г. «Повесть временных лет» сообщает:
«В год 6449. Пошел Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10 тысяч кораблей. […] Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И, придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне. “Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их”. Игорь же, вернувшись, начал собирать множество воинов и послал за море к варягам, приглашая их на греков, снова собираясь идти на них» (ПВЛ. С. 158–159).
Комментируя текст летописи, Д. С. Лихачев отмечает возможность использования летописцем трех источников: народного предания, греческого Жития Василия Нового и Продолжателя Амартола. «На основе народного предания, – считает Д. С. Лихачев, – в рассказ вставлено имя Игоря: его нет в греческих источниках» (ПВЛ. С. 428). Однако Лев Диакон в своей книге упоминает об использовании этого оружия именно против войска князя Игоря: «этим самым “мидийским огнем” ромеи превратили в пепел на Евксинском [море] огромный флот Ингора, отца Сфендослава» (Лев Диакон. С. 75–76). Однако краткое замечание историка, сочинение которого не было широко известно на Руси, вряд ли могло послужить источником для привязки сюжета о встрече русского войска с судами, оснащенными «жидким огнем», к личности Игоря. Следовательно, справедливо замечание Д. С. Лихачева о том, что это имя почерпнуто летописцем из устных рассказов, бытовавших, по-видимому, в дружинной среде.
Вслед за русской летописью «Сага об Ингваре» является еще одним произведением, в котором имя Ингвара (Игоря в русской огласовке) упоминается в рассказе о встрече с судами, несущими «греческий огонь». Практически исключена возможность заимствования этого сюжета из византийских письменных памятников в период составления текста саги, так как в Исландии не осуществлялись переводы византийских авторов (Amory 1984). Более вероятным источником данного сообщения саги, как и рассказа русской летописи, представляется устная традиция, принесенная на север вернувшимися из Руси скандинавами (на что обратил внимание Дж. Шепард. – Shepard 1984–85. С. 280), о чем может свидетельствовать нечеткость самого описания механизма действия «греческого огня», в котором отсутствуют следы литературного оформления.
Отношение авторов саги и летописи к описываемым событиям принципиально различно. Летописец не только фиксирует факт, но и передает чувство ужаса, испытанное русскими воинами при знакомстве с «греческим огнем», который явился причиной их поражения. Автор саги показывает, что есть способы противостоять этому оружию. Пафос фрагмента не в том, чтобы отметить победу отряда Ингвара над врагом, обладающим «огненными судами», но чтобы показать,