В тюрьме Саэдзима и его сокамерники ведут долгие беседы о кулинарных и языковых различиях японского севера. В это время в игре приостанавливается развитие сюжета, и на несколько часов она превращается в симуляцию тюремной жизни. Влияние фильмов о тюрьмах очевидно: особенно вспоминается картина Тэруо Исии «Тюрьма Абасири», снятая в 1965 году: лента настолько популярная, что породила десяток продолжений, на которых выросло целое поколение японцев, а Кэн Такакура стал одной из самых значимых звезд кинематографа в жанре фильмов о якудза. Там мы можем найти похожие разговоры между заключенными, перешептывающимися в уединении своей камеры.
Авторы Yakuza уже цитировали это классическое кино о побеге из тюрьмы в предыдущем эпизоде (когда Саэдзима выбрался из вымышленной тюрьмы на Окинаве), однако на этот раз игра осмелилась напрямую затронуть миф о тюрьме Абасири, в некотором роде считающейся японским Алькатрасом. В огромной тюрьме, интересную реконструкцию которой можно посетить в наши дни, тысячи заключенных (в основном политических) содержались под стражей начиная с периода Мэйдзи. Она выполняла двойную функцию – обеспечивала японское присутствие на Хоккайдо (в XIX веке на острове проживали в основном коренные айны, но к нему тянулись и соседние страны, в частности Россия) и выступала одной из ключевых точек местной колонизации. Сами заключенные Абасири были заняты на строительстве дорог через горы и леса большого северного острова Японского архипелага, часто погибая от тяжести работы в невыносимом зимнем климате. «Первое, что я помню о жизни в Абасири, – говорит Эйдзи Идзити, отбывавший там срок в 1950‐х годах, – это то, что работать приходилось в лютых условиях. Я даже удивлялся, как такое выдерживают охранники» [333]. Тюрьма на краю света обрела репутацию беззаконного учреждения в XIX и XX веках, а также отметилась своей долей героических историй (например, легендарным спасением «короля побегов» Ёсиэ Сиратори [334] в 1944 году) и способами эксплуатации заключенных, что также отображено в фильме Исии: в последнем герой невольно оказывается втянутым в побег на шахтерских тележках. В Yakuza 5 это действие происходит на снегоходах, но сходство столь же очевидно, сколь и преднамеренно. Так авторы смогли поместить персонажей в непрерывный ход японской исторической реальности посредством вымысла и кино. Иначе говоря, заключенный Саэдзима, как и тот, кого Такакура сыграл на большом экране, стали последователями строителей дорог эпохи Мэйдзи – людей, с которыми безжалостная нация обращалась как с животными.
Точно так же знаменитая схватка Саэдзимы с бурым медведем Яма-ороси («сильный горный ветер») добила остатки правдоподобия и подарила Yakuza 5 один из ее самых «видеоигровых» моментов. Необычный зверь прежде всего послужил способом обратиться к фольклору жителей Хоккайдо – местному населению на протяжении веков приходилось сталкиваться с неподконтрольными силами природы, и это породило множество народных сказаний, основанных на кровавых событиях. Например, за считаные дни в 1915 году в четырех деревнях на северо-востоке острова семь человек оказались убиты медведем необычайных размеров – ростом 2,7 метра и весом 340 кг, получившим прозвище Кэсагакэ («диагональный шрам, идущий от плеча»). Чудовище посеяло панику в регионе, оставив после себя груду трупов. На помощь вызвали опытного охотника по имени Хэйкити Ямамото, и после нескольких дней изнурительных поисков в лесу ему удалось настичь животное. Нет сомнений, что сцены охоты на медведя, составляющие основу побочной сюжетной линии Саэдзимы в Yakuza 5, в значительной степени вдохновлены этими событиями, которым впоследствии посвятили роман и фильм. Даже был открыт туристический мемориал – его можно посетить и сегодня. В общем, долгие поиски Саэдзимы по следам медведя Яма-ороси кажутся данью уважения охотникам и фермерам, творившим историю Хоккайдо: им пришлось научиться выживать в самом сердце дикой природы, даже не пытаясь приручить ее.
В более широком смысле каждый из сегментов Yakuza 5 содержит набор побочных сюжетов, позволяющих авторам показать местные сообщества: охотники-крестьяне и Саэдзима, таксисты (каста пожилых, но не вышедших на пенсию мужчин, играющих важную роль в современном японском обществе) в сегменте Кирю, владельцы развлекательных заведений и массажистки из соуплендов в эпизоде о Синаде, а также молодые танцоры J-pop, которых можно повстречать на мосту Ивао в Сотэмбори в главе о Харуке. Игра наделяет голосом сообщества, к большинству из которых люди относятся скорее с пренебрежением, и таким образом демонстрирует целую панораму отринутых личностей, объединяя в своей «устной истории» фольклор, популярную городскую культуру и субкультуры.
Это стремление особенно ярко проявляется в части, отведенной Синаде, так как впервые в серии игра по-настоящему погружается в мир проституции и описывает нестабильное положение обитателей ночных кварталов. Будучи «испытателем» массажных салонов в Нагое для мужских развлекательных журналов, Тацуо Синада в то же время зарабатывает доверие местных работниц, к которым он испытывает жалкую, но чистую любовь. Более того, внештатная работа позволяет ему знать, чем живут и дышат люди района, где он уже стал завсегдатаем и познакомился со всеми – от владельцев баров до хостес из кабаре и менеджеров соуплендов. Поэтому иронично, что его в конце концов предает Нагоя-гуми, – та самая «семья» местных жителей и владельцев заведений, которые тайно объединились, чтобы противостоять влиянию сил из Токио и Осаки, – ведь он сам был одним из самых ярых глашатаев этого сообщества! Нагоя-гуми – тайное объединение частных бизнесменов и местных обывателей, подобное которому мы сможем позже встретить в Judgment и Yakuza: Like a Dragon, где аналогичным образом организуются владельцы магазинов, чтобы сохранить свою независимость. Такие народные объединения многое говорят о политической ориентации серии, чьи авторы неосознанно им потворствуют. Безусловно, Yakuza придерживается стороны справедливости, идущей с самых низов, способной существовать только посредством изнанки общества – серой зоны, на которой держится Япония (и которую антагонисты из организации «Отбелим Японию» в Yakuza: Like a Dragon хотят очистить), – даже если из-за этого придется погрязнуть в махинациях и коррупции.
Несмотря на мрачные темы, освещаемые в Yakuza 5, японская панорама в игре избегает подводных камней соцреализма, предпочитая юмористический подход к большинству своих городских историй. Например, во время одного из побочных заданий Синада сталкивается с двумя массажистками: первая похожа на некоего Уно (человека, которому он задолжал деньги), а вторая – точная копия его бывшего менеджера. Да, мы наконец узнаем, как работает такой соупленд изнутри, однако тревогу от этого визита разряжает шуточная и дикая сцена. На протяжении всего нашего путешествия по Японии комедия остается постоянной величиной – это призма, через которую игра позволяет нам прикоснуться к региональным особенностям. В Осаке Харука может принять участие в мандзай – выступлении комедийного дуэта, основанном на постоянном обмене шутками. Это шоу по-прежнему прочно ассоциируется со столицей региона Кансай, где и развивался такой жанр. Номера мандзай с двумя неизменными клоунами (один обязательно серьезный, а другой бестолковый), всяческими каламбурами и живописным использованием кансай-бэн (регионального диалекта) регулярно показывают по телевидению, и они всегда вызывают в сознании зрителей мысли о буйной атмосфере Осаки [335].
Когда мы играем в Yakuza 5 и путешествуем по региональным клише, мы как раз становимся немного похожими на телезрителей: мы видим Японию с точки зрения ее эксцентричности (здесь она наиболее заметна) и испытываем откровенное чувство удивления – фирменная черта японских репортажей о реальном положении дел в стране. В Японии существует множество программ о туризме, местной кухне и необычных историях (или даже обо всем этом сразу), где притворные реакции гостей и ведущих показывают в углу экрана. Не случайно в каждом из городов Yakuza 5 шеф-повар Тацуя Кавагоэ сопровождает нас в туре по локальной кухне, предлагая проверить рестораны в округе (что, кстати, повышает нашу шкалу здоровья). Кавагоэ и сам перебрался сюда с телевидения, поскольку этот молодой динамичный шеф ведет успешные шоу в Японии. После того как мы сводим игровую копию кулинара в три ресторана по его вкусу, он порадует нас своим собственным творением, навеянным местными блюдами в зависимости от города, в котором мы находимся. Реальность вновь вдохновляется телевидением, и мы чувствуем, что получили свои пятнадцать минут славы [336].
Медийность игры также иллюстрируется сильным присутствием бейсбола – спорта номер один в Японии, куда его импортировали с Запада в период Мэйдзи [337]. После окончания войны большая часть популярности спорта пришла с экранов телевизоров. Например, турнир Косиэн каждый год с большим энтузиазмом транслируют по всей стране. Yakuza 5 показывает, насколько сакральным стал этот вид спорта для японцев: Синада ловко обращается с оружием во время драк, но стоит ему взять бейсбольную биту, как он лишь оценивает ее взглядом, прежде чем передумать и положить на место – он слишком уважает этот предмет.
А как насчет конкурса «Лига принцесс», где выступает Харука, и его неутомимого ведущего по имени Дольче Камия (существующего только в игре), который полностью имитирует формат телевизионных шоу с исполнителями J-pop? Мы по-прежнему находимся на экранах телевизоров. По мере прохождения мы продолжаем встречаться со знаменитостями (реальными и не совсем) в побочных заданиях: от Сюхэя Симады, медийного артиста, который гадает по рукам на телевидении и появляется в игре, до «Дэдди Папа», поп-звезды, одетой в платье из водорослей, – явный намек на Леди Гагу, пребывавшую тогда на пике славы из-за своих эксцентричных клипов и выступлений. В очень японском стиле, то есть без всякой сатиры,