Обманчиво незначительный сюжет Yakuza 6 дает ответ на важный вопрос, проходящий через всю серию: «Кто же они, отцы современной Японии?» Невинный залив Ономити на самом деле хранит скрытый на виду секрет, дремлющий десятилетиями, который всплывает в конце игры как старое подавленное воспоминание. Сюжетный поворот Yakuza 6 – линкор «Ямато», поднимающийся из воды, – плохо приняли во время выхода игры. Общественность сочла этот «сюрприз» слишком неправдоподобным и грубым для достойного завершения саги (надо признать, что момент особенно неудачно подан). Однако военный корабль неожиданно возвращает к жизни темные часы новейшей истории страны: Вторую мировую войну и, прежде всего, выживание некоторых гнусных идеалов того времени после поражения. Линкор, тайное строительство которого велось в Ономити под покровом грандиозного заговора, символизирует близость преступного мира и военно-политических сил. Не будем забывать, что якудза, какими мы их знаем, заполучили свои позиции на руинах послевоенной эпохи с помощью политических связей, закрепив насильственный консерватизм последних. Именно столь живучее криминальное прошлое в основе современной эпохи подчеркивает Yakuza 6 – это отец, которого нужно убить, чтобы Япония смогла наконец передать факел своему будущему.
Исходя из этого, авторы вплетают мотив детей-сирот в ткань обширной истории Азии, распространяющейся на Китай и бывшие колонии Японской империи, взывая к жизням хэйхайцзы в XX веке. Таких «детей в тени» тайно отправляли в Японию: воспитанные как японцы, они могли избежать политики одного ребенка в Китае. Из-за этого подрастающим малышам было суждено держаться подполья, поскольку их нельзя было зарегистрировать в семейных архивах. Лишенных возможности посещать школу, работать и иметь жилье людей часто использовала организованная преступность, будь то в качестве рабочей силы, для торговли людьми или проституции, тем самым поддерживая региональный черный рынок. Несколько персонажей Yakuza 6 – хэйхайцзы, и их замаскированные личности, их украденные судьбы иллюстрируют грандиозную навязчивую идею всей саги, то есть противостояние между узами крови и узами разума.
«Я видел так много разных отношений, так много разных родителей, – пишет Кирю в качестве завещания в эпилоге к Yakuza 6. – Несмотря на хаос своего положения, эти родители и дети, враждующие между собой, все же стремились восстановить связи друг с другом. Они трудились до изнеможения на пути к своей цели, но все было напрасно. Они просто не проводили достаточно времени вместе, как единая семья, и это их уничтожало. Я понял, что нет ничего более важного, чем время. Поэтому мне кажется, что мы совершили те же ошибки, что и все остальные». Его горькое послание подводит итог установке, сформированной за более чем десятилетие долгоиграющей серии Yakuza: консервативной, но смелой морали, в которой семья (в сентиментальной и символической, а не традиционной форме) представляется как единственная структура, способная возродить падшую человеческую природу нашего времени.
4Yakuza во всех жанрах. Кино, спин-оффы и другие виды развлечений
Главным проводником фигуры якудза в народном воображении можно считать кинематограф. Во второй половине XX века якудза эйга (фильм о якудза) стал одним из основных жанров японского кино, породив несколько поджанров и эстетических течений, принимающих эпические, экспериментальные или ультрареалистические формы в зависимости от производственной студии и периода работы. В начале 2000‐х такие фильмы послужили главным ориентиром для авторов Yakuza, когда они приступили к реализации своего амбициозного проекта. Неизгладимый отпечаток, который жанр якудза эйга оставил на нескольких поколениях японцев, сформировал изначальный эпизод серии. «Сперва Yakuza была нацелена на людей, которым нравились старые фильмы про якудза от кинокомпании Toei, но мы решили пойти дальше, – говорит Тосихиро Нагоси, оглядываясь назад. – Мы хотели показать повседневную жизнь организованной преступности в новом свете, представив ее поколениям, привыкшим к видеоиграм» [393].
Фильмы, на которые ссылается Нагоси, относятся к золотому веку якудза эйга; многие из них были выпущены студией Toei в 1960‐х. В то время в Японии ежегодно выходило до сотни таких произведений, и большинство из них считались нинкё эйга, или «рыцарскими фильмами», – произведениями, чье действие происходило в конце XIX или начале XX века и в которых честные бандиты боролись с разложением традиционных ценностей на фоне модернизации страны. «Вдохновленное самурайскими историями и культурой банд, а не Голливудом, кино нинкё эйга обычно охватывает период в семьдесят лет между концом феодализма и началом Второй мировой войны, – пишет Марк Шиллинг в The Yakuza Movie Book. – Такие фильмы опирались на уже привычные черты – их добрые преступники были теми же добрыми самураями, только с татуировками, и их также затрагивали актуальные вопросы вроде социально-экономических последствий вестернизации» [394]. В компании Toei главным архитектором этого кинопомешательства был Кодзи Сюндо, продюсер с тесными связями в криминальном мире (согласно распространенным слухам, он сам при жизни был якудза). Эпические и яркие постановки способствовали укреплению мифа о благородном бандите, популяризируя клише о добродетельной морали якудза.
В подобных фильмах почти всегда рассматривается вечная дилемма гири-ниндзё, то есть терзания между долгом (гири) верности клану и позывами человеческих чувств, таких как сострадание (ниндзё) по отношению к угнетенным – эта тема также лежит в основе Yakuza. Из кинематографа нинкё эйга вышли десятки звезд: Кэн Такакура, икона 1960‐х, архетипический молчаливый аутсайдер и стремящийся к справедливости герой, на плечах которого держалась серия «Тюрьма Абасири»; Нобору Андо, сам бывший якудза с убийственным взглядом и элегантностью мачо, появившийся в «Волках» режиссера Хидэо Гося (1971), а также в нескольких фильмах Киндзи Фукасаку; Кодзи Цурута, актер с плодотворной карьерой, игравший жестких и романтических якудза в фильмах вроде «Бакуто» (1964), одной из первых лент нинкё эйга; напряженный Томисабуро Вакаяма, бывший актер кабуки, известный своей ролью виртуозного фехтовальщика в саге «Одинокий волк и его ребенок», и многие другие. Внимательный зритель может легко уловить отголоски всех этих актеров в характере Кадзумы Кирю, в ком одновременно уживаются мачо, тихоня, боец, преданный помощник, бунтовщик, стоик и чувствительный герой. Протагонист Yakuza сочетает в себе характеристики идеализированной фигуры японского бандита, сформированной кинематографом – к большому удовольствию самих якудза, которых, по всей видимости, можно считать самыми главными поклонниками таких фильмов.
Еще до взрыва популярности нинкё эйга персонажей-якудза в кино изображали как героев-одиночек на манер ронинов и часто связывали с кастами изгоев. В социальной мелодраме Акиры Куросавы «Пьяный ангел» 1948 года Тосиро Мифунэ сыграл тщеславного гангстера, одевающегося по западной моде и проводящего ночи в джаз-клубах. Страдая от туберкулеза, он тайно обращается за помощью к врачу, который лечит неимущих, обитающих в послевоенных трущобах. Несмотря на свой элегантный белый костюм, якудза все равно остается изгоем. В знаковой сцене фильма доктор (его играет Такаси Симура) яростно бранит персонажа Мифунэ, обличая лицемерие и фальшь так называемых моральных ценностей преступного мира. Более пятидесяти лет спустя Yakuza кажется ответом на его выпад, поскольку авторы игры связывают фигуру якудза с маргиналами и, ссылаясь на кодекс чести, который попирают современные бандиты, прославляют героя-одиночку, защитника простых людей. Как мы увидим далее, Тосиро Мифунэ также оказался одним из основных образцов при создании Кадзумы Кирю, персонажа с множеством характеров…
Хотя якудза в качестве главных героев появлялись в японском кино с самого его зарождения, им пришлось переждать несколько десятилетий, прежде чем они смогли в полной мере насладиться моментом своей славы. Фильмы о якудза не очень созвучны с пропагандистскими лентами 1940‐х, что восхваляли коллективные усилия и были нежелательны в период американской оккупации, так как освещали чересчур традиционные темы. Они пережили бум в 1960‐х, на пике силы криминального мира, поскольку ориентировались на обычных граждан. Во времена экономического чуда подавленная системой городская молодежь с удовольствием проецировала себя на этих мятежных и независимых героев. Как справедливо пишет Филипп Понс, «сага об условном одиноком бандите стала притчей о восстании индивида против несправедливого мира» [395]. Звезды жанра, анализирует историк, воплощали «героев как „сирот мира сего“ – мрачных, неразговорчивых, меланхоличных, с бесстрастными лицами; на них лежит вся тяжесть их роковой судьбы, но они бросаются в атаку на крупнейшие структуры и непременно принимают то, что считают своей участью» [396]. Фаталистическая, доходящая до крайности решимость одержимых смертью героев характеризует личность Кадзумы Кирю, который тоже представляется «сиротой мира сего», образцом идеала якудза.
В 1970‐х годах криминальное кино приняло мрачный и реалистичный оборот с появлением нового поджанра: дзицуроку эйга, или «фильм-хроника». Отказавшись от славных эпопей нинкё эйга, фильмы дзицуроку эйга стали опираться на резкий и грубый стиль с оттенком синема верите [397], сосредоточившись на клановых войнах в современной Японии и на «атомизированных детях Хиросимы, ставших бандитами» [398]