— Взрослый раздел можно читать только с 14 лет, — холодно ответила тётенька библиотекарша.
Я насупилась:
— Ну хоть в научный то можно?
— В научный можно.
Но как же она ошиблась! В конце научного отдела гордо красовались тома всех классиков: наших и зарубежных. Я сделала вид, что разочарована и притворно вздохнула:
— Ну что ж, раз мне нельзя приключения, фантастику и детективы, буду читать то, что есть.
А потом я и за научную литературу принялась. Ну как совсем подросла.
Чем меньше буковок, тем лучше
Буракова Иннка — соседская девочка, на два года младше меня. Говорят, назвали её также модно, как и меня, глядя на меня. Захожу я как-то на её летнюю кухню, смотрю, лежит целый ворох детских библиотечных книг с большим синим штампом на обложках. Я цап их в руки и давай перебирать: «Что наша Бурачиха читает?»
А там восемь книжек и все стихи! Я то стихи читать не любила: да ну, занудство одно. Но тот, кто их любит — герой в моих глазах. Уважуха! Уже по-особенному смотрю на соседку и спрашиваю:
— Молодец, поэзию любишь?
— Да не, просто стишки читать быстрее, в них букв мало.
Мороженое и кусочек Разума
Раз в месяц к нам привозили мороженное из совхоза Тымовское (60 км от нас). В «Кулинарии» выстраивалась длинная очередь, которая начиналась на улице и заканчивалась внутри магазина. Покупатели держали в руках авоськи с трёхлитровыми банками или бидончики, в которые продавщицы накладывали лакомство. Пломбир был удивительным, из натуральных необезжиренных сливок, а сливочное — из необезжиренного молока.
Помню, дело было зимой. Обе трёхлитровые банки в нашей семье закончились быстро, и я подползла к уставшей матери:
— Мам, а почему во Мгачах не делают мороженое?
— Хм, ты видела на Рождественке наше стадо коров?
— Да, ну и чё?
— Там три калеки пасутся, даже на ясли, детсады и школы молока не хватает. А тебе ещё и мороженое подавай! Обосрёшься.
— Ага, дети в твоих яслях обосрутся! — насупилась я.
Подслушивающему наш разговор отцу, видимо, стало жаль дочурку, он вышел с литровой кружкой на мороз, зачерпнул в неё хрустящего снежка и вернулся в дом. Открыл банку сгущёнки, перемешал её со снегом и сказал:
— На съешь, мороженку «Иван и Ка»!
Ну я и съела.
— Очень вкусно! Па, а что такое «Иван и Ка»?
— Как что, «Иван и кака».
— Тьфу на вас обоих, самое светлое обгадите!
— Сегодня вечером это светлое коричневым из тебя выйдет.
Я снова насупилась и больше не ждала, когда привезут белую сладость в посёлок, а всё больше задумывалась о душе и теле:
— Неужели, когда я умру, моё тонкоматериальное тело тоже будет вынуждено искать тонкоматериальную еду и тонкоматериально испражняться? Нет, не хочу я такой жизни вечно! А нельзя стать после смерти просто Разумом и всё, а?
С тех пор родители очень тактично звали меня к столу:
— «Кусочек Разума и К», идите кушать!
Колбасный цех
Наш класс повезли на экскурсию в город Александровск-Сахалинский в колбасный цех, ну и ещё куда-то… не помню. В колбасном цехе жутко: железный амбар с котлами, наполненными фаршем; и жирные крысы, бегающие прямо по котлам. Я приехала домой в угнетённом состоянии:
— Нет, вы видели, там крысы аж пешком ходят!
— Видели, — сонно вздохнули родители, не отрываясь от экрана телевизора.
— Нет, ну эти твари ещё и в фарш прыгают, а потом их прямо с костями большая мясорубка перемалывает, и затем всё это в колбасу напихивают. Вот что мы жрём!
— Привыкай, дочь, к правде жизни, — зевнул отец.
Я не унималась:
— Ну зачем нас повезли на такое смотреть? Чтобы мы перестали есть колбасу?
— Ой, а и правда, — оживилась мать. — Вань, на сколько мы сэкономим семейный бюджет, если будем покупать колбасных изделий на одну треть меньше?
— Ни на сколько, — махнул рукой Иван Вавилович. — Инна Ивановна дожмёт бюджет сыром и молоком. Дочь, а вас в молочный цех не планируют отвезти?
— Не знаю, а чё?
— А то, там, говорят, кошек в котлах перемалывают!
В моей душе вспыхнула целая буря, но быстро погасла, я равнодушно опустилась на стул:
— Хрен вам, а не экономия! Перехожу на зелёный горошек мозговых сортов. И в день буду съедать не меньше трёх банок, так и знайте!
Вещизм семьи Зубковых
В 1984 году мамка купила цветной телевизор «Рекорд» за 700 рублей. Говна со стороны отца было много! Он ещё от большого двухкамерного холодильника не отошёл, а тут на тебе, новая беда. Дело в том, что все крупные покупки совершала Валентина Николаевна, а Иван Вавилович с удовольствием их материл, и ни в шутку материл, а всерьёз, до покраснения кожных покровов лица и шеи, до брызганья слюной. Очень много нервов он забирал у матери своей пустою пеной. Новый диван год материл, каждое кресло по полгода, вот и на холодильник только-только нацелился, а тут бабац: телевизор! Ванятка даже осерчал, два предполагаемых года матов ему пришлось укладывать в один год. И это было серьёзно, ведь жена не дала ему растянуть удовольствие, а поэтому виновата в двойном объёме. Но скажу по секрету, он когда каждую новую вещь отматерит вволю, то потом с таким удовольствием ею пользуется! На диване или на кресле развалится и храпит. Красота! Точно также вышло и с цветным телевизором, бедный папка аж в огороде стал меньше работать, дюже ему нравилось смотреть балет в красках и всё прочее.
— Лежишь, хрюкаешь от счастья, морда твоя рыжая! — бурчала на него мать.
Тот виновато хихикая, отшучивался, или накрывался газетой и делал вид, что спит, мол: даром мне не нужен твой телевизор.
Меня очень сильно расстраивали их ролевые игры! Зато теперь я где-то даже этим забавам и благодарна. Вот обматерите меня с ног до головы… И глазом не моргну! Мои тролли уже знают это.
Оп ляля, оп ляля,
и на небе есть игра
в подкидного дурака.
Уходите со двора
черти да чертята,
я тыщу раз проклята!
Ледоход на море
В конце марта на море начался ледоход. Никогда не имела такой привычки — прыгать по льдинам. А тут весь шестой класс решил идти. Не отвертишься! Да и любопытно: шо це таке? Ну и попёрлись мы всей толпой. Я в болоньевом японском пальто на меховой подкладке, а многие даже в шубах. Пришли, смотрим, а там льдина на льдине аж вертикально стоят. Жуть! Но мы отважно шагаем на лёд и начинаем прыгать. Первой ушла под воду Танька Жильцова, на ней была самая тяжёлая шуба. Она тонет, но фотоаппарат в вытянутой руке держит: спасайте, мол, сперва его! Вытащили её ребята. А пока фотик и Татьяну вытаскивали, под лёд ушла я. Бросились спасать и меня. Ну вот, спасли горе спасатели двух клух и… Не идти же зимой домой мокрыми. Мне аж четыре километра топать. Ну и внутри старой ржавой баржи мальчишки развели костёр. Мы с Танькой разделись, отогрелись, кое-как обсохли, и всем гуртом обратно почапали. Прихожу домой, а все мои родичи на работе. Я переоделась, высушила одежду, и никто из родственников не узнал, что их Инночка в море чуть ни утопла. А я на льдины больше не ходила. Ну их! Противные они.
Восьмое Марта
На 8 Марта отец просыпался и жарил картошку. Ну и всё, на этом его миссия как бы заканчивалась, потому что притащить солёные огурцы да помидоры из подвала — дело нехитрое. Но я точно помню, что моя миссия была несколько иной — нарисовать или сделать аппликацию праздничной открытки. Из года в год сюжет повторялся: большая красная восьмёрка в обрамлении цветов, а ниже подпись «С 8 Марта, мамочка!» Создавался такой рисунок в детском саду на творческих занятиях, а потом и в школе на уроках рисования. Ой как я не любила из-за этого женский праздник! А сегодня ещё из-за цветов. Мёртвые обрубки в вазах с водой не вызывают у меня ни восторга, ни умиления. Ну да ладно, тут о прошлом…
Мне 14 лет и наконец-то я свободна от вырезания из бумаги восьмёрки с буквой «М». Придумала я себе другую безделку. Недавно мне подарили набор для выжигания по дереву, и вот я прячась в сарае, выжигаю для мамки картину: берег моря, чайки, солнце и все дела. Стараюсь, кряхчу, вытираю языком сопли — дюже холодно в неотапливаемом сарае. В начале весны на севере острова — зима ещё лютая! Ко мне тихонечко подкрался отец и «Бух!» — напугал. Электровыжигатель падает из моих озябших рук прямо на картину и безобразно плавит то место, где должно быть небо.
— Папка-дурак! — кричу я. — Вот что ты наделал! Что матери теперь дарить буду?
Иван-дурак понимает наконец всю тяжесть своего положения и морщит лоб от натуги.
«Не морщи, там мозгов всё равно нет!» — хочу промолвить я словами Валентины Николаевны, но насупилась, молчу, а затем фыркаю и рисую на этом месте силуэт корабля. Радуюсь: «Вроде бы неплохо получилось!»
Ивану Вавиловичу не особо понравилась моя идея, он покрутил в руках картинку-фанерку, фу-фукнул и говорит:
— Зря, надо было на этом месте плывущего медведя нарисовать.
Я закатываю глаза:
— Ну ты, батя, даёшь! Пятно чёрное?
— Чёрное.
— Значит какой медведь должен быть: бурый или белый?
— Бурый, наверное, — неуверенно отвечает отец.
— А бурые медведи разве плавают по морям?
Иван пожал плечами.
— Нет, не плавают, — назидательно сказала я. — Да и нет в на Сахалине белых медведей. Всё, отстань.
Наступило 8 Марта. Иван Зубков подарил жене (бьют фанфары!) новую кастрюлю. Умереть от счастья и не встать! А я радостно преподнесла картину «Татарский пролив на закате». Мамка обняла сперва меня, потом мужа с кастрюлей и рассмотрела моё художество:
— И какая ж у меня дочь растёт талантливая! А вот плывущий к берегу медведь у тебя лучше всего получился: такой живой весь, интересный.
«Трам-пам-пам!» — я сглотнула слюну и решила к следующему международному женскому дню копить деньги… на сковородку. Сковородка, она надёжнее! Ведь правда?