А в нашем клубе сёдня танцы
Случилось страшное: в 1958 году перепутали проекты двух Домов Культуры. И в итоге, в городе Александровск-Сахалинском построили маленький приземистый сарай культуры, а в посёлке Мгачи — самый настоящий храм с колоннами, и уходящей прямо в небо крышей! Но сейчас, с высоты своих лет, я думаю, сии легенды были беспочвенными. Ну не могло жирное и богатое шахтовое управление выбрать для себя план поскромнее. Итак, во мгачинском ДК было три этажа. Первый этаж: билетная касса, две большие раздевалки, зал для занятий диско танцами, буфет и библиотека. Второй этаж: спортивный зал, зрительный зал со сценой, различные кружки. Третий этаж: малый зал и кинобудка. В спортивном зале тут же начали проходить уроки физкультуры, так как в школе не было спортзала. В клубе крутили фильмы со страшной давкой на кассе, местная самодеятельность и приезжие артисты организовывали концерты. А ещё местная администрация запустила грандиозный проект «Танцы-шманцы-обжиманцы». Эстрадно-инструментальная группа сопровождала это дело, получая взамен достойные деньги в виде зарплаты и чаевых, ведь каждому трудовому человеку хотелось, чтобы музыканты сыграли его любимую песню. Ансамбль у нас крутой, всё-всё у пацанов есть: барабаны, электрические гитары, синтезаторы, и даже любой духовой инструмент, если надо, то выплывет из небытия и заплачет, играючи. В Алкександровск-Сахалинске в 70-е годы такого ансамбля не было. Уже в 80-е годы на танцы стали бегать и мои ровесники, класса эдак с пятого. Мы тихонечко сидели на стульях или танцевали в своём кругу. Таких кругов было много: от сопляков до стариков, благо, танцплощадка огромна! С каждым годом мы вели себя всё наглее и наглее. И вот поколение последних комсомольцев заняло середину зала и лихие мальчишки отплясывают брейк-данс и имитируют движения роботов. А музыканты всё те же, только обрюзгшие к своим тридцати годам, и разжиревшие на прокате порнухи в соседней студии. Своими масляными глазками они подмигивают молоденьким девушкам, ненормально дёргающим руками и ногами, и вяло пиликают ультрамодную музыку. Эти дядьки пресыщены всем: сексом, красивыми жёнами, любовницами, куревом и водкой. Любая, даже самая дефицитная виниловая пластинка в их руках теряет свою магию. Рок, металл, джаз, блюз… — тонны мусора, на которых они сношают баб.
«Надо смыться от этой компании подальше, не зависнуть там, не погрязнуть,» — решила выпускница десятого класса Инна Ивановна и исчезла из поля зрения мохнатых, уставших от жизни дядечек навсегда.
А потом пришли жестокие 90-е, и крутизна музыкантов-коммерсантов рассыпалась, как мыльный пузырь. Их стали напрягать уголовники, и диджеям пришлось уехать со Мгач навсегда.
А Инну Ивановну никто никогда не напрягал, потому что она жила тихонько, скромненько, но гордо.
Оторви и выбрось
«Оторви и выбрось» — так называли у нас плохих, очень плохих детей, ну или «выродками», что ещё хуже. Я же росла девушкой, в принципе, послушной. Но и мне однажды досталось! Эх, зайду к рассказу издалека. Иметь машину во Мгачах — верх крутизны! Мой дядька Володька купил Москвич, когда я была уже в девятом классе. А мне сказали, что он выиграл её в лотерею. И я поверила. До тридцати лет верила, пока мамка сдуру правду ни ляпнула. Ну родственнички! Сахалинские партизаны. Во-во!
Но я не об этом. Дядя Володя важно возил тётю Веру в лес за грибами да за ягодами: туда, куда пешком не дойти. Но мой отец на ягодно-грибные дела, ой, какой завидущий! И вот он тоже об чём-то своём размечтавшись, купил мотоцикл Юпитер с коляской.
Купил, значит. Мужики показали ему, как машина заводится и ушли в дом обмывать покупку. Я не ушла, рановато мне ещё обмывать, только-только в десятый класс перешла. Ну села я на Юпитер и села. Ну покрутила ручки и покрутила. Ну завела мотик легонько и завела. Ну поехала тихонько и поехала себе… И далеко так заехала: на Рудник, а потом до берега, а на берегу поворот и домой. Но не тут-то было! Поворот не повернулся, а направил меня на железные трубы, аккуратно сложенные в ряд. Юпитер запнулся о груду железа, а я полетела на трубы. Головой тюк! Копчиком тюк! И лежу. Но я то девочка умная, шлем успела надеть, поэтому голове хоть бы хны, а вот жопе бо-о-о-льно!!!
Мужики тем временем в окно глядь:
— Украли мотоциклетку!
Выбегают хмельные на дорогу, руками машут, все проезжающие мимо телеги останавливают, шофёрам вилы к горлу приставляют — опрос населения ведут. И допрашиваемые, как один, отвечают:
— Видели вашу Иннку на новеньком авто, прёт, глаза выпучив, прямо к Татарскому проливу!
Ну, наши земляков с телег поскидывали, и «гой еси» до берега! А там я валяюсь, помощь медицинскую требую и особо-бережный уход. Мотоцикл рядом стоит весёлый и невредимый. А мать, сидевшая на самом «носу» телеги, заприметила свою болезную издалека, и как заголосит на отца матерно:
— Старый пердун, убил ребёнка, на кой-же хрен тебе эта железяка усралась!
Тут я с трудом, но отрываю жопу от земли. Валентина Николаевна видит, что её дитятко живое и голосит уже на меня:
— Ах ты, падла такая! Вырастили на свою голову «оторви и выбрось»! А ну марш в телегу, засранка!
А знаете что потом было? Высекли меня? Не-а, токо разговоров лет на сто! И картина маслом: младая девка Иннка восседает за рулём мотоцикла и важно рассекает по дороге — развозит двоюродных братьев после пьянок по домам. Оп-ляля! Жизнь налаживается.
А отец почти и не катался более — побаивался коня железного непокорного. Так, лишь опилок привезти да мать до Каргаполовых подкинуть. Но это редко. Старая закалка, она надёжнее: глянь-ка, бегом Иван Вавилович бежит, тележку самодельную за собой тащит да регочет как конь:
— Иго-го!
— А не надо было, папа, шурину завидовать. Вот так!
Папка-дурак
Началась перестройка и во мгачинских магазинах перестали принимать бутылки. А цены на тару были таковы: бутылка винная — 17 копеек, бутылка молочная и лимонадная -15-20 коп, банка сметанная — 10 коп, банка майонезная — 3 коп, банка литровая — 10 коп, банка трехлитровая — 40 коп. С учётом того, что булка чёрного хлеба стоила 16 копеек, доход от сдачи стекла — неплохой. Бутылки сдавали все: это ни больно, ни зазорно, ни обидно. А тут раз, и нет тебе добра! Хотя… говорят, в больших городах стекло принимали и принимают до сих пор. Но у нас, извините, деревня! В период коммерции пока довезёшь звенящие ящики до завода в мегаполис, они становятся бесценными, ведь в ближайших городках все мануфактуры закрылись.
Ну не принимают и не принимают, мы стали меньше покупать лимонада. Но бутылки в нашем сарае всё равно копились, ибо, водку брать, как ни крути, приходилось. Куда ж без неё! Мы уже и в городки бутылками повадились играть, и в «поцелуй на кого укажет», и в кегли. Но груда бутылок от этого росла ещё быстрее, потому что взрослое население без поллитра категорически отказывалось забавляться.
Отец долго думал куда деть запасы бутылок. И придумал. У нас во дворе есть компостная яма, которую он когда-то вырыл, а потом она, назло ему, заболотилась. Плюнул русский Ванька в ладошки и пошёл болото бутылками осушать. Укладывает он, значит, в яму бутылки слой за слоем и закидывает землёй. А я у него спрашиваю:
— Пап, чё ты тут делаешь?
Он злой, как собака:
— А твои глаза короста что ли съела?
— Типун тебе на язык. Ну правда, задумал похороны тары?
— Нет, — отец воткнул лопату в землю. — Вот вырастешь большая, нарожаешь детей, а те своих детей, и будут у тебя внуки. Соберёшь их в кружок и скажешь, мол, ваш прадед золото намыл на сахалинских рудниках, да на своём огороде сундучочек то и прикопал, а где именно — не сказал. Во-во, пущай пороют, может, чего и найдут!
Я живо представила себе копошащихся в земле внуков, матерящихся на бутылки да на дурную бабку Инну. И обиделась:
— Папка-дурак!
Иванушка-дурачок рассмеялся, его глаза по-детски заблестели, заискрились бисером задорных искорок. Я оттаяла:
— Ничего, папка, прорвёмся, с голоду не помрём! Ведь у нас есть огород… нормальный такой огород, вон, уже и не заболоченный даже.
— И то верно!
— А разве на Сахалине золото добывают?
— Нет, но твои внуки, наверняка, не будут этого знать.
— Пап, а скажи, Иван-дурак — профессия?
— Скорее призвание. Оп ляля!
Продуктовые карточки
Хлебный магазин у нас через дорогу. Белый стоил 22 копейки, а чёрный 16. Семья Зубковых в день съедала 5 булок: одну белого и четыре чёрного — свиньям. Не, не, пока я самые вкусные корочки с бородинского не отрежу, хрюшкам ничего не достанется! А за хлебом нужно ещё очередь отстоять. Вы представляете, эти сволочи из частного сектора кабанов хлебами повадились кормить, поэтому не всему трудовому народу он доставался: не успеешь купить — картохой давишься. Я любила в стоять очереди и слушать взрослые разговоры: до 1985 года сплетничали о других мгачинцах, а после о политике говорили, младого Горбачёва обсуждали… старого… идиота… свинью… фашиста… С годами народ становился злее, а хлеба семье Зубковым нужно было всё меньше и меньше. Поросят уже не содержим — дорого. А сами картохой давимся. Продукты берём по карточкам. Знаете что это такое? Искусственно созданный правительством дефицит привёл к пустым полкам в магазинах, и чтобы люди не умерли с голоду, ввели систему карточек. Как в войну. Граждане покупали продукты в обмен на бумажки с государственной печатью. Выглядело это примерно так:
Талон 1 — для приобретения 1 кг крупы
Талон 2 — для приобретения 0,5 кг макаронных изделий
Талон 3 — для приобретения 2 кг муки
Талон 4 — для приобретения 1 кг сахара
Талон 5 — для приобретения 0,5 кг колбасы
Талон 6 — для приобретения 0,3 кг масла животного, 0,5 растительного
Талон 7 — для приобретения 0,5 кг мясопродуктов и 0,5 колбасных изделий
Талон 8 — для приобретения 1 бут водки или 2 бут вина.